Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

Они встречались в полумраке. Они целовались в длинных холлах дома Фоксвортов. Они бродили в солнечном цветущем саду, в лунном свете обнимались под тенью деревьев. Они вместе плавали, играли в теннис, рука об руку бродили вдоль озера. Устраивали пикники возле бассейна, возле озера, в лесу; ездили на танцы, в рестораны, в театры, кино.

Они жили в своем собственном мире, а нас для них как бы не существовало. Они не видели никого, кроме друг друга, даже за обеденным столом, взаимно притягиваясь друг к другу взорами. Казалось, они в полной уверенности, что мир создан для них двоих и никогда не будет иначе. Даже я невольно была захвачена романтикой их чувства. Они были такой красивой, юной, идеально подходящей друг другу парой, и даже цвет их волос был почти одинаков. Я была и счастлива, и несчастна одновременно; и восхищалась ими, и грустила, что опять Барт, а не Джори нашел свою любовь. Мне иногда хотелось предупредить Тони об обманчивости любви Барта, сказать ей, что ему нельзя верить; но затем я смотрела в радостное, счастливое лицо Барта, и мне становилось стыдно разрушать это счастье. Ведь теперь он ни у кого ничего не украл. И мои слова оставались невысказанными. Отчего мне быть ему судьей? Какое право я имела диктовать, кого любить, а кого – нет? Я была для него последней в ряду людей, которые могли советовать.

Барт очень изменился: он стал более уверен в себе, он позабыл свои особо навязчивые привычки, в частности, перестал контролировать всюду чистоту и позволил себе расслабиться, разгуливая в спортивной одежде. В прошлом он представлял себя, видимо, достойным человеком лишь в комплекте с тысячедолларовым костюмом и шелковой рубашкой с шикарным галстуком; теперь он более не заботился о своем имидже, поскольку любовь Тони придала ему самоценности. Можно было утверждать, что впервые в своей жизни Барт твердо стоял на этой земле и наслаждался жизнью.

Он улыбнулся и несколько раз поцеловал меня в щеку:

– Я знаю, что тебя печалит и о чем бы ты мечтала! Но, мама, это меня она любит, меня! Меня! Тони говорит, что я – чудесный, благородный! Ты понимаешь, как я чувствую себя? Да, Мелоди тоже говорила, что я замечательный и благородный, но мне отравляла всю прелесть наших отношений мысль, что я поступаю дурно с Джори. Теперь все по-другому! Тони никогда не была чьей-то женой или любовницей, хотя у нее, конечно, было много поклонников. Мама, только подумай: я у нее – первый любовник! Я так счастлив от одной мысли, что это меня она ждала всю жизнь! Мама, она во мне видит все то, что ты видишь в Джори!

– Я счастлива за вас, Барт. Я думаю, что все это чудесно.

– Ты вправду счастлива за меня? – Его темные глаза были очень серьезны; он проверял, искренне ли я говорю.

Прежде чем я смогла ответить, послышался голос Джоэла из-за открытой двери:

– Легковерный дурак! Неужели ты думаешь, что нянька любит тебя? Эта женщина любит твои деньги! Все твое благородство – в деньгах. Она влюблена в твой банковский счет, Барт Фоксворт! Неужели ты не замечаешь, как она ходит по дому: глаза надменно полузакрыты, будто она уже хозяйка здесь! Она не любит тебя. Она использует тебя для достижения того, чего желает каждая женщина: денег, власти, а после этого еще и еще денег… Она знает: как только она выйдет за тебя замуж, то станет богатой женщиной, даже если ты с ней потом разведешься!

– Заткнись! – рявкнул Барт, яростно глядя на старика. – Ты завидуешь мне, ты злишься, потому что у меня не остается времени на тебя. Это чистейшее чувство в моей жизни, и я не позволю тебе испортить его!

Джоэл кротко склонил голову, сложил руки под подбородком и молча пошел по коридору, очевидно направляясь в ту свою комнату, которую Барт собирался превратить в семейную часовню. Она была уже готова, но молились в ней лишь Барт и Джоэл. Я туда даже и не заглядывала.

Я привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Барта, пожелать ему везения в любви:

– Я счастлива за тебя, Барт. Признаюсь честно, я надеялась, что Тони и Джори полюбят друг друга и Джори перестанет страдать без Мелоди. Мне бы хотелось, чтобы у детей была мать, которую они помнили бы с ранних лет. Если бы она их полюбила, как своих собственных, это было бы счастьем. А если этого не случилось, значит не суждено; но я счастлива за тебя.

Темные глаза Барта все выпытывали что-то у меня. Я вынуждена была спросить:

– Ты женишься на ней?

Он положил руки мне на плечи:

– Да, я сделаю ей предложение потом, когда уверюсь, что она не обманывает меня. Я знаю, как я проверю это.

– Нет, Барт, это нечестно. Когда любишь, нужно верить.

– Верить нужно лишь в Бога, остальное было бы идиотизмом.

Я слишком хорошо помнила то, что часто говорил мне Крис: «Ищите – и обрящете». Теперь я вполне убедилась в его правоте. Как часто я с подозрением относилась к лучшему, что предлагала мне жизнь, и довольно скоро это лучшее исчезало.

– Мама, – с подкупающей доверительностью начал Барт, – если бы Джори был прежним, Мелоди никогда бы и не подпустила меня к себе. Теперь я это понял. Она любила его, а не меня. Может, она даже воображала, что я – это он, потому что и я иногда нахожу сходство в нас с Джори. Я думаю, она принимала желаемое за действительное, потому что Джори больше не мог удовлетворять ее, – вот она и обернулась ко мне. Но и тогда я, как всегда, был вторым после Джори. И лишь для Тони я – первый.

– Да, Барт. Джори не существует для Тони. Она видит его каждый день, но не замечает.

Ироническая улыбка появилась на его губах.

– Только ты не упомянула, что я – здоров, а Джори – нет. Я богат, а он в сравнении со мной – нищий. Он уже обременен двумя детьми, а не каждая согласится на чужих детей. Итак, счет три – ноль… и я – победитель.

Теперь я видела, что он нуждается в Тони вдвое больше, чем Джори, – и я хотела его победы. Джори был сильным, даже будучи поверженным, а Барт, будучи здоровым, был таким неуверенным в себе, таким зависимым.

– Барт, если ты сам себя не любишь таким, какой ты есть, как же можно ожидать, что тебя еще кто-то полюбит? Тебе надо быть уверенным, что даже совершенно нищим Тони будет любить тебя.

– Вот это и выяснится скоро, – бесстрастно проговорил он. В его глазах появилось что-то, что напомнило мне о Джоэле. И Барт отвернулся от меня. – Мама, у меня есть некоторые дела… Увидимся позже. – И он улыбнулся мне с такой любовью, которой нечасто баловал.

Боже, какой сложный человек вырос из моего маленького ранимого Барта: противоречивый, вечно комплексующий, дерзкий и неуверенный одновременно…

Синди написала нам, как проходят ее летние дни в театральной школе: «Мы участвуем в настоящих спектаклях, мама, и мне очень все нравится. Я в восторге от своей новой жизни».