Энгус Уилсон - Рассказы

Раз-другой мы обедали у Родни и леди Энн. У нее премиленький домик на Честер-сквер, где Родни очень уютно угнездился, и к тому же, если принимать всерьез его разговоры о покупке домов, на удивление основательно. Но не исключено, что такое впечатление создавала леди Энн: она только что на посмешище себя не выставляла, так старалась афишировать их отношения. Я не могу ее винить: такой победой впору гордиться даме куда менее потрепанной и проспиртованной; и я поневоле восхищалась тем, как ей удавалось не выставлять себя на посмешище: ведь вместе они и впрямь выглядели смехотворно, даже если отвлечься от разницы в возрасте — а ведь леди Энн лет на пятнадцать его старше.

Как всегда, леди Энн никому не дала раскрыть рта. Говорит она довольно занятно, на свой лад: слова произносит чуть врастяжку и с запинкой, а в конце фразы непременно огорошит вас чем-нибудь неожиданным. То есть, конечно, чего-то в таком роде ожидаешь, потому что это ее вечный трюк, и конечно же, как и все в мире, трюк этот скоро приедается. К примеру, леди Энн сказала, что никак не может согласиться с Родни; ей пьеса «Оглянись во гневе» [52] Пьеса Д. Осборна (1957). очень понравилась, она смотрела ее три раза кряду, такая там упоительная музыка. Да-да, она вполне согласна с Генри, она тоже ни за что на свете не пропустила бы выставку Брака, она получила от нее острое, прямо-таки чувственное наслаждение, когда ее притиснули в толпе. И так далее. Генри упивается леди Энн. Не исключено, что в блудливой леди Энн Генри видит вторую мать, и вполне понятно почему: ведь если ему и впрямь требуется блудливая мать, его собственная мать этим требованиям никак не отвечает. Я решила, что Родни утомляет трескотня леди Энн, но если так оно и было, он не подавал виду. Очень, конечно, похвально с его стороны, но меня это огорчило. Правда, временами Родни прерывал поток ее красноречия, но и она, надо сказать, в долгу не оставалась. Возможно, им и впрямь было хорошо вместе, но меня это огорчило еще пуще.

Не могу удержаться от мысли, что у вас к этому времени, должно быть, уже сложилось довольно невыгодное мнение обо мне. Впрочем, я ведь вам говорила — часто я веду себя стерва стервой, что есть, то есть, но я, по крайней мере, знаю это за собой. Только, если вы меня спросите, почему я так себя веду, мне будет нелегко вам ответить. Прежде всего потому, что уж очень скучная жизнь сейчас пошла, разве нет? Если же вы посоветуете мне чем-нибудь заняться, скажу — это для меня пройденный этап. Одно время я переводила с французского и немецкого для «Бродрик Лейланда» и еще навещала заключенных. Занятия вроде бы совсем разные, и все равно оба мне вскоре осточертели. Нельзя сказать, чтобы я жаждала войн и революций; стоит разразиться очередному кризису, и у меня, как и у всех, трясутся поджилки. И тем не менее я ведь уже говорила, что в этом я похожа на всю Англию, — я и хочу спокойной жизни, и тягощусь ею. Но не буду отвлекаться, я ведь собиралась объяснить, почему часто веду себя стерва стервой. Так вот, когда на меня находит хандра, я ненавижу всех подряд и мне отвечают тем же. (Кстати сказать, почти все наши знакомые больше любят Генри, хотя меня считают более занятной.) Но стоит хандре пройти — и люди помимо моей воли снова мне нравятся, да и я им тоже. Лет шестнадцати я то и дело хандрила; последние два года (с тех пор как мне исполнилось двадцать пять) приступы хандры возобновились, правда, теперь они проходят быстрее. Как-то раз я завела об этом разговор с Генри, но он впал в такое уныние и забрался в такие психологические дебри, что навсегда отбил у меня охоту делиться с ним. Во всяком случае, забраться в дебри психологии легче легкого, только, по-моему, ничуть не глупее и, вдобавок, утешительнее сказать: «День на день не приходится», как говаривала моя старая нянька.

Впрочем, пора вернуться к Родни Кнуру, ведь мой рассказ о нем, а не обо мне. Так вот, хоть я и видела его с леди Энн (для смеха я неизменно ее титулую) всего несколько раз, у меня родилась теория на его счет, а стоит мне обзавестись на чей-то счет теорией, как этот человек приобретает для меня особый интерес. Прежде всего потому, что если моя теория подтвердится, Родни подложит мину, свинью или как там еще и леди Энн, и Генри, и мистеру Бродрику, и не только им одним, но опять же, если моя теория подтвердится, в моих глазах это сделает Родни еще привлекательнее. А что может быть лучше такой теории? Но вот о чем мне действительно хотелось разузнать побольше — это о семье Родни. В таких случаях, по-моему, вернее всего действовать напрямик, и я спросила:

— Где ваша семья, Родни?

Он улыбнулся и сказал:

— В Мидлотиане [53] Графство в Шотландии. , и живут они там не то чтобы испокон веков, но настолько неоспоримо давно, что считаются людьми вполне приличными. Они и правда милейшие люди, — добавил он. — Из тех, что слывут китами в местном масштабе, тем довольны и от добра добра не ищут. До меня искателей славы у нас в семье не водилось, я — выродок. Впрочем, какой-то пройдоха, видно, к нам затесался — только не по материнской линии, там сплошь землевладельцы, скучные и бесконечно порядочные. Имелся, правда, у меня двоюродный прадед, писатель. Но и тут все более чем прилично — местная знаменитость средней руки.

Так я толком ничего и не выведала — ведь киты китам рознь, да и землевладельцы бывают разные. Что же касается писателя Кнура, тут Родни покривил душой: даже я о нем слышала, а я ничего не знала о Мидлотиане. Вот досада-то. Я никого там не знала, и мне не у кого было проверить, говорил Родни правду или нет. Впрочем, это ничуть не поколебало моей теории.

Теперь начинается самое важное: как Родни Кнур стал нашим жильцом. Но сперва надо рассказать вам о квартирных баталиях, которые у нас с Генри велись уже больше года, а значит, и о наших финансовых делах. У Генри есть кое-какой капитал, он вложил его в издательство, и при нынешнем положении дел капитал приносит недурной доход. Зато дом, где мы живем, мой; он достался мне по наследству от тети Агнес — дом очень поместительный, расположен он в районе, который довольно расплывчато называют «за Харродзом» [54] Один из самых дорогих универмагов Лондона. . Но он не из тех домов в голландском стиле, какими изобилует Понт-стрит. Живем в этом поместительном доме мы с Генри и когда одна, а когда две прислуги-иностранки. Дольше года никто из них у нас, как правило, не задерживается, и в ту пору, о которой я веду рассказ, то есть месяцев шесть-семь тому назад, у нас жила всего одна девушка — швейцарка по имени Генриэтта Водуайе. Генри давно настаивает, чтобы мы пустили жильца — мы вполне могли бы выделить ему спальню с ванной и кабинет. По словам Генри, ему не нравится, что дом не приносит мне дохода. Дом, считает он, должен давать мне как минимум деньги на булавки. Дурацкий довод, потому что папа оставил изрядное состояние, которого мне с лихвой хватило бы на булавки, даже если бы я занялась ворожбой на широкую ногу и день-деньской только бы и делала, что втыкала булавки в восковые фигуры.