Ханс Плешински - Королевская аллея

Клауса Хойзера знобило, и он опять вздохнул.

Если бы папа не молчал так подолгу перед мольбертом, он бы тоже участвовал в этом рейнском — самодостаточном, может быть, — речевом потоке своей жены. Оба они ежедневно позволяли себе выпить по бокалу шампанского. Оба привыкли к разрозненным клочкам мыслей, неожиданным выкрикам за порогом двери, даже к разговорам с самим собой: Сейчас? — Нет, я это сделаю позже. Двумя поколениями раньше в маминой семье — в этом смысле — всё, наверное, выглядело еще более странно и удручающе: ее прадедушка, исторический живописец Альфред Ретель {62} 62 с. 51. …исторический живописец Альфред Ретель… Альфред Ретель (1816–1859) — немецкий художник, известный, в частности, своими фресками в Ахене, со сценами из жизни Карла Великого. «Танец смерти» — выполненная им серия рисунков с эпизодами революции 1848 г. в Бельгии. , мастер императорских портретов и «танцев смерти», умер в состоянии душевного помрачения.

Чужаку, да даже и члену семьи, особенно если он провел почти два десятка лет в заморских странах, нужно иметь совершенно непогрешимый слух, чтобы, оказавшись в Мербуше, разобраться в одновременно звучащих репликах, обращенных к разным слушателям: Клаусу нравятся мои жареные колбаски. После неизменной рыбы в Бомбее. — В Шанхае, мама. — Понятно, что ему хочется теперь чего-нибудь твердого на зубок. — Ты еще помнишь, Клаус? — Что, папа? — Как я прислал тебе на Суматру три стоячих воротничка, чтобы ты выглядел молодцом перед этими голландскими толстосумами? — Наш Клаусхен всегда выглядит молодцом. Но согласись, что это было нелепо, Вернер: послать в тропики еще и шоколад. — Наш мальчик, может быть, наделал из него «моцартовских шариков». Клаузи такой ловкий. — Пей же, Клаус! — Может, и Анвар попробует глоток? Магометанин он или нет, а ликер из черной бузины согреет каждого. И потом: ал-кугуль это арабское слово. Арабы прекрасно варили пиво, когда переживали культурный расцвет. Может, он и был у них потому, что они варили пиво. — Папа, Анвар говорит на нескольких языках, но только не на арабском. — Вот я и говорю! — Что ты говоришь, мама? — Покажи ему разок оперу. Оперы в тихоокеанских странах нет. — Только показать, Мира? Для оперы этого недостаточно. Скоро закончится летняя пауза. И мы сходим на «Фиделио». Там поет Мёдль {63} 63 с. 52. Там поет Мёдль… Марта Мёдль(1912–2001) — немецкая оперная певица. : «О, я выдержу всё!.. Ради счастья… ради, ради любви…» — Успокойся, Вернер! — Так оно и есть, как она поет. — Клаузи, куда же вы?

Нет, родители не сломались и узколобыми обывателями тоже не стали. Сразу после войны отца восстановили и в должности, и в достоинстве. Из-за своей удивительной беззаботности — или потому, что верил в культуру, или потому, что должен был хоть чем-то заняться, — он снова пробудил к жизни Академию художеств и даже стал ее директором. Теперь, уже законным образом уйдя на покой, он, с помощью кисти и палитры, продолжает прежнюю работу. Так, как он, и ты бы не отказался стареть. Время от времени Мира и Вернер читают друг другу вслух драмы, а по утрам их ночное белье проветривается, перекинутое через ширму…

Но в ушах у Клауса звенело. Он давно отвык от семейной жизни… Сорокапятилетний приезжий провел рукой по голове, едва прикасаясь пальцами к темным блестящим волосам: убедился, что боковой пробор безупречен. Ту же смесь кокосового масла и иланг-иланга {64} 64 с. 53. …смесь кокосового масла и иланг-иланга… Иланг-иланг — цветковое растение семейства Анноновых и получаемое из него эфирное (иланг-иланговое) масло. китайский торговец-гомеопат рекомендует и против выпадения волос. Клаус Хойзер сидел на скамейке, помахивая ногой, закинутой на другую ногу. Ботинки с перфорированным сердечком стали, можно сказать, его фирменным знаком. Терьер какой-то прогуливающейся женщины с удовольствием обнюхал кожу, возможно, еще сохраняющую аромат чужого мира. «Ко мне, Роланд!» Четырехногий, высунув язык, помчался к хозяйке. Клаус невольно улыбнулся. Где же это было? — В Мюнхене. Когда? В конце двадцатых. В саду. Или на тропинке вдоль Изара. Вся их банда тогда собралась вместе… Рикки Халлгартен {65} 65 с. 53. Рикки Халлгартен… Ричард (или Рикки) Халлгартен (1905–1932) — немецкий живописец и график, автор и иллюстратор детских книг. Застрелился в окрестностях Мюнхена, за день до начала путешествия «по Малой Азии, Персии и России», которое планировал совершить с Аннемари Шварценбах, Эрикой и Клаусом Манн. , Кронпринц Клаус, Эрика Несокрушимая и двое подростков-соседей. Грандиозное было лето. Полное диких выходок. После долгой прогулки по городу, в ходе которой Эрика перепробовала конфеты-пралине во всех встречных кондитерских — она делала вид, будто выбирает конфеты кому-то в подарок, а потом сообщала очередной продавщице, что, пожалуй, все же лучше купит подарочную корзинку с ветчиной и колбасами, — они возвращались вдоль Изара в Богенхаузен {66} 66 с. 53. …Богенхаузен — район Мюнхена. . Клаус, брат Эрики, и Халлгартен решили искупаться. Эрика подобрала веточку и рисовала на песке лунные паромы, вишневые деревья, улетающие в свадебное путешествие, или что-то столь же фантастическое. Когда с ней поравнялся какой-то прохожий со своей жесткошерстной таксой, она вскочила с пня, на котором сидела, закрыла лицо руками и в притворном ужасе выкрикнула: «О Боже, сударь, вам срочно нужно к ветеринару. Ваша такса слишком короткая. И язык у нее вываливается!» Минуту хозяин озабоченно пялился на четвероногого друга, а потом погрозил обидчице палкой: «Шпана! Бездельники! Надо сообщить вашим родителям, чем вы тут занимаетесь». — «Возьмите это на себя, получится красивая история». — «Какая наглость!»

«Погибели предшествует гордость…» {67} 67 с. 54. «Погибели предшествует гордость…»… Цитата из Книги притч царя Соломона (16:18): «Погибели предшествует гордость, и падению — надменность». , — нараспев произнесла Эрика вслед удаляющемуся пенсионеру. А потом они отправились пить чай и играть в теннис… С тех пор, увидев любую собаку, Клаус не мог отделаться от мысли, что она «слишком короткая».

У них тогда была интенсивная жизнь, но длилась она недолго. Брат и сестра в то время уже предпринимали далекие путешествия…

Анвару, похоже, здесь совсем неплохо.

Молодой индонезиец стоит на берегу пруда в дюссельдорфском Хофгартене и с удовольствием кормит уток. Впрочем, таким уж молодым его не назовешь: ему, предположительно, лет тридцать пять. В любой час дня и ночи он выглядит одетым с иголочки, и уж у него-то нет оснований бояться, что его густые черные волосы поредеют. Гамаши над лакированными ботинками стали привлекать внимание, собственно, лишь со времени их прибытия во Франкфурт. В Паданге, в Юлианабаде на Суматре, позднее в Шанхае эта обертка, скрывающая носки и волосатые икры, считалась, напротив, признаком хорошего вкуса. Уткам, судя по всему, нравятся крошки, разбрасываемые восточно-азиатской рукой. Всё увеличивающаяся птичья флотилия щелкает клювами перед сыном высокогорного дождевого леса. В каком году он родился, этот своенравный человек и сам толком не знает. — Много лет назад — когда казалось, что Ява, Борнео, Суматра, весь островной континент до скончания веков будут управляться из Гааги, через посредство сидящего в Батавии генерал-губернатора, — родители Анвара доставили своего «сверхкомплектного» отпрыска с гор к побережью. Купеческая семья Буманов, заплатив пару гульденов, приняла мальчишку на свое иждивение, в качестве помощника на все виды работ. У этих нидерландцев Анвар ухаживал за газонами, приносил с рынка яйца и всякий раз перед тем, как набожная колониальная семья собиралась на домашнюю молитву, до блеска начищал половицы и скамейку с пюпитром. В награду Mevrouw [8] Госпожа (голл.). Буман, движимая внутренним чувством долга, обучала мальчика чтению и письму и рассказывала ему о хронологической последовательности монархов на ее далекой родине: Веллемы, от Первого до Третьего, королева Эмма в никелевых очках, Вильгельмина, великодушная защитница торговли и общего блага, вслед за которой на трон Оранской династии когда-нибудь взойдет принцесса Юлиана {68} 68 с. 55. Веллемы, от Первого до Третьего, королева Эмма в никелевых очках, Вильгельмина, великодушная защитница торговли и общего блага, вслед за которой на трон Оранской династии когда-нибудь взойдет принцесса Юлиана. Веллем (Вильгельм) I (1772–1843) — первый король Нидерландов (1815–1840). Веллем II (1792–1849) — старший сын и преемник короля Веллема I (с 1840 г.). Веллем III (1817–1890) — сын Веллема II, король Нидерландов (с 1849 г.). Вильгельмина (1880–1962) — дочь Веллема III, королева Нидерландов, царствовавшая с 1890 по 1948 г.; после отречения носила титул принцессы Нидерландов. Юлиана (1909–2004) — королева Нидерландов, правившая с момента отречения ее матери Вильгельмины в 1948 году до ее собственного отречения в 1980 году в пользу дочери Беатрикс. Затем до конца жизни носила титул принцессы Нидерландов. . С портретов в тяжелых рамах, которые занимали почетное место в этой южно-ост-индской гостиной, на удивленного мальчишку-индонезийца смотрели Королевские высочества, в коронах и с орденами Нидерландского льва. Они осмотрительно направляют и твой путь, подчеркнула однажды Mevrouw Буман. Мальчику из горного селения было трудно себе это представить, в это ему пришлось просто поверить. Как бы то ни было, под осмотрительной эгидой королевы Вильгельмины работники с плантаций Суматры доставляли на железнодорожную станцию Паданга — целыми колоннами повозок, запряженных быками, — тюки с табачными листьями, мешки кофейных зерен и бочки с пальмовым маслом. Бокситы и золото доставлялись возчиками-европейцами — по новым дорогам, непосредственно к месту погрузки судов. Каждый год, незадолго до наступления сезона дождей, Анвар вместе с семейством Буманов садился в вагон первого класса на железнодорожной линии, которая ведет к побережью. Двигаясь в бешеном темпе — быстрей, чем бегущий буйвол, — в парах от локомотива, между джунглями и океаном, они всего лишь за три с половиной часа добирались до Эммабада. На этом курорте Анвар расстилал рядом с плавательным бассейном — ибо голландцы предпочитали купаться на земле, а не в прибойных волнах, — скатерть для пикника и мог, как и все, наслаждаться прохладным морским бризом. Его угощали дыней и сыром. Одежду из куска ткани он к тому времени давно сменил на штаны до колен и должен был носить тесные ботинки. Даже в продуваемом свежим воздухом Эммабаде Mijnheer [9] Господин (голл.). Буман обмахивался тропическим шлемом; его жена, в наглухо закрытом кремовом платье, иногда все-таки отваживалась сыграть в крокет с другими дамами. В должный срок, то есть когда Анвар полностью «вошел в разум», Mevrouw решила позаботиться о крещении своего воспитанника. Крест она повесила над его кроватью с самого начала. Дело дошло до сильной выволочки, когда она — поблизости от Спасителя — обнаружила у него в кармане талисман: извивающуюся змейку из стеатита, которую так приятно сжимать в кулаке: Ты, оказывается, даже не правоверный магометанин. Тысяча чертей! Ах, этот остров! — Еще тягостнее был более поздний инцидент. От внимания бдительной Mevrouw Буман не укрылись пятна на простыне мальчика: Это я тебе запрещаю. Что за неприличные сны тебе снятся! Такое в моем доме больше не должно повториться. Но что мог поделать четырнадцатилетний мальчишка со своими снами, о которых утром, как правило, уже ничего не помнил? Тогда же он стал замечать, что хозяйка, со времени сделанного ею открытия, не просто иногда искоса и укоризненно поглядывает на него, но также — что странно, — спрятавшись за оконной шторой, наблюдает, как он работает в саду. — Может, продолжительная жара сделала эту бездетную женщину немного истеричной. Ему теперь было как-то не по себе, если он оставался в доме наедине с Mevrouw. Она, наверное, и сама это чувствовала. Я приискала для тебя место, где ты сможешь чего-то добиться. Анвар, Mijnheer ван Донген уже знает, что завтра ты к нему явишься. Он постоянно ищет усердных работников, из местных. Ты начнешь как носильщик багажа. Но именно так человек и врастает в профессию. Если докажешь свою смышленость, то, возможно, получишь место кельнера или даже какую-то должность повыше. Мордочка у тебя смазливая.