Ханс Плешински - Королевская аллея

Клаус и Анвар отправились. Ключ от дома в Мербуше сын прихватил с собой. Родительские голоса остались позади. В летних пальто, с багажом, двое мужчин вышли на Ян-Веллем-плац {74} 74 с. 61. …Ян-Веллем-плац. Площадь, примыкающая с юга к Хофгартену. . Клаус Хойзер не узнавал ничего вокруг. Площадь — важный транспортный узел, когда-то окруженный роскошными постройками, — теперь представляла собой сплошную строительную площадку. От прежнего Дюссельдорфа — маленького Парижа на Рейне — не осталось и следа. Трамвай полз мимо пустырей, каких-то одноэтажных будок и светлых однообразных новостроек. Эти дома с безыскусными рядами окон и плоскими крышами, вероятно, имитируют американскую архитектуру. Теперь Клауса знобит уже не только из-за относительно прохладной температуры. Здесь, в юные годы, он часто делал пересадку, когда ехал в торговое училище, и хорошо помнит ухоженные цветочные клумбы. Теперь больше не видно ни порталов с колоннами, ни карнизов, ни поддерживающих балконы титанов. Исчезли пансион «Сортирер» с трехэтажными эркерами, магазин кожаных изделий «Армбрустер», вилла банкира Тринкауса. Зато, кажется, появилось больше закусочных, где продают жареные колбаски. Автомобили стали более яркими. Рядом с гудящим грузовиком остановилась странная «бибика», вся передняя стенка которой представляет собой дверь; дверь распахнулась, и из нее с трудом выбрался корпулентный мужчина. «Изетта» {75} 75 с. 62. «Изетта»… Микроавтомобиль, выпускавшийся в послевоенное время, первоначально в Италии. — так называются эти жестянки. Прохожие тоже изменились. Впечатление, что они все куда-то торопятся. Очевидно недорогие костюмы, женщины — без шелковых чулок, но в широких развевающихся юбках, расцветка которых, как и рисунок на ткани, должны, по возможности, потеснить унылую серость военных будней. Время от времени в толпе мелькают красивые лица. Как было всегда. Очень худые парни и пузатые мужчины среднего возраста в сдвинутых на затылок шляпах. Заправилы всего происходящего. И, конечно, на вымощенном плитками тротуаре не видно ни одной горничной с детской коляской на высоких колесах… Нет, Ян-Веллем-плац больше не кажется аристократичной, солидной или процветающей — скорее она напоминает импровизированную погрузочную платформу. Клаус Хойзер заметил на одной из уцелевших стен закопченную рекламу «Синалко» {76} 76 с. 62. …«Синалко». Международная компания по продаже безалкогольных напитков, существующая с 1902 г.; ее центральный офис находится в Дуйсбурге (рядом с Дюссельдорфом). . И, как бывало в школьные годы, одна только мысль о бурлящем лимонаде заставила его почувствовать жажду.

Анвару ничего особенно странного в глаза не бросилось. Когда они покинули центральный вокзал, чтобы найти поблизости какой-нибудь отель, с трудом верилось, что они находятся в городе. Фридрих-Эбертштрассе исчезла. Карлштрассе исчезла. Дощатые заборы, экскаваторы; перспектива просматривается до самого Старого города, но нигде — ни одного симпатичного пансиона… Анвар принял это место запустения за район свободной застройки и решил, что теперь она уплотняется.

— «Брайденбахер хоф»! — вспомнил вдруг Клаус. — Там мы раньше всегда отмечали карнавал. Там устраивались изысканнейшие балы. После полуночи они становились дикарскими.

Анвар только плечами пожал. Помимо родного языка, он бегло говорил на голландском и на шанхайском диалекте (с его коварными начальными звуками); а вот в немецком ему были знакомы далеко не все слова.

— Этот отель, возможно, еще стоит. Почему бы нам не выбрать для себя самое лучшее?

Анвар кивнул. Их доходы он держит в голове, как какой-нибудь специалист по импортно-экспортным операциям, — исчисленными в долларах, фунтах, а теперь уже, наверное, и в марках.

Взгляды — брошенные вскользь или задерживающиеся на обоих господах в кашне, в гамашах и с чемоданами, — по большей части кажутся одобрительными, особенно если исходят от дюссельдорфских женщин. Некоторые представительницы слабого пола — те, что обуты в сандалии, — даже оборачиваются; другие, как будто, внезапно вспоминают, что за пределами их города существует большой, просторный мир и его обитатели. Только одна седовласая дама, которая, несмотря на сияющее солнце, накинула поверх потертого костюма лисий воротник, проводила экзотических пришельцев свирепым взглядом. Но, может, это естественно для вдовы советника юстиции, пережившей плохие времена.

Два господина, между тем, свернули на Шадовштрассе.

Калеки на костылях. Слепцы с палочками. Мойщицы стекол, сидящие на табуретах перед витринами. Одна из них, чтобы перевести дух, смахнула пот со лба и, прямо рядом с ведром, закурила. Пожилой прохожий тут же проворчал: «Прямо на улице. Какой стыд!» Женщина сделала еще пару затяжек и затоптала сигарету.

Все-таки кое-что в этом чуждом окружении удивляло Анвара. Урн, приделанных к уличным фонарям, он еще никогда не видел. Торты, выставленные в одной кондитерской, показались ему разноцветными тележными колесами; и повсюду были одни только белые люди: они стояли на стремянках возле фасадов, сидели с десертными вилками в руках вокруг столиков кафе, останавливались на велосипедах перед полосой уличного перехода. Перед витриной «Электротоваров Бунке» он надолго застыл. Выбор предлагаемой на продажу радиоаппаратуры был огромным. Там, среди прочего, красовались и два телевизора на стабильных ножках. Жаль, что они не включены, — или днем никаких программ не показывают? Нужно быть физиком, чтобы разобраться, как изображение проходит по проводам… Элегантным движением свободной руки Анвар подцепил Клауса под локоть.

— Только не здесь. Иначе загремим в тюрьму. У них в этом плане всё еще нацистские законы.

— Как так? Эсес ведь был омосешуэл. — Не стоит удивляться, что темнолицый человек заговорил «темным» голосом. Но плохо, что первое мнение, которое высказал этим утром индонезиец, относилось к преступникам.

— Если и были, то какими-то ущербными. Кто тебе такое внушил? Мистер Генри?

— Немецкие мужчины охотно вместе. Поэтому много казарм. И прогулки в лесу.

— Забудь о поучениях бармена, который никогда в жизни не побывал даже на другом берегу Янцзы. — Клаус высвободил свою руку. Анвар казался обиженным. Впрочем, не очень сильно. «Кс» ему следовало бы здесь выговаривать четче, а начальное «г» он вообще почему-то проглатывает. Клаус порадовался, что его зовут не Ганс и не Ксавьер.

Гамаши явно привлекали внимание прохожих. Кашне — значительно меньше. Клаус с жадностью вглядывался в пространство перед собой. Могучие кроны деревьев. За рядом редко посаженных платанов уже просматривается «Брайденбахер хоф». Миновав кофейный бар, они добрались наконец до Кёнигсаллее, гордости города. Клаус Хойзер опустил чемодан на землю и широко раскинул руки: «Вот и она. Королевская аллея!»