Алексей Слаповский - Чудо-2018, или Как Путин спас Россию

– Это репрессии, ба! Это чистый сталинизм! Ни за что взяли, издевались! Пытать хотели, еле вырвался!

– Репрессии – не повод пить! – заметил Володя. – Да и врешь ты все. Где твоя бабушка? Бабуля, ты дома?

– Дома я, дома! – ответил голос, который Чиркин сразу вспомнил.

Из другой комнаты вышла не бабуля, не бабушка, не старуха, а дама пожилого возраста Калерия Игоревна, которая была когда-то, не так уж и давно, учительницей Чиркина. Значит, она и есть бабушка Анатолия Гричухина? Вот уж повезло так повезло!

Калерия Игоревна была не была злой, скорее ключей, как и ее непроизносимые имя-отчество, которые ученики еле выговаривали. Получалось что-то вроде «Карельигорьна!». Между собой называли проще и точнее: «Холера», и она наверняка об этом знала. Преподавала русский язык и литературу, постоянно заставляла учить наизусть стихи, втолковывая, что они развивают память и обогащают словарный запас. Не раз мучила у доски Чиркина, заставляя читать стихи не просто так, а с выражением, и приходилось дурацки кривляться перед классом, изображая это самое выражение. После прочтения Холера обязательно спрашивала: «А что автор хотел сказать этим стихотворением?» Володя под взглядами хихикающих одноклассниц мялся, потел, краснел. Шут его знает, что автор хотел сказать. Там и всего-то два куплета:

Когда сквозная паутина

Разносит нити ясных дней

И под окном у селянина

Далекий благовест слышней,

Мы не грустим, пугаясь снова

Дыханья близкого зимы,

А голос лета прожитого

Яснее понимаем мы.

– Осень пришла? – пробовал Володя.

– Да неужели! Как ты догадался? – ехидно изумлялась Холера под хохот класса.

Так она доставала этими стихами, что вот уже десять лет после школы прошло, а Володе регулярно снится один и тот же сон: он читает перед скоплением людей стихотворение, причем стоит совершенно голый, да еще и в состоянии готовности к любви, чего совершенно не стесняется, а вот стихи читать стесняется, потому что быть голым и готовым – естественно, читать же вслух какие-то рифмованные строчки – неестественно (если здраво рассудить, так оно и есть), он читает, торопясь закончить, но не забывая про выражение. И заканчивает, но тут громовой голос: «А что автор хотел сказать этим стихотворением?!» – и Володя просыпается в страхе и в поту.

Сейчас он перемялся с ноги на ногу и выдавил голосом виноватого ученика, опоздавшего на урок:

– Калерия Игоревна!

– Вспомнил? А то – бабуля! Какая я тебе бабуля, Чиркин? – усмехалась Калерия Игоревна, помнившая фамилии и лица всех, кого учила.

Действительно, какая там бабуля, на ней светло-бежевый костюм – жакет с юбкой, на голове шляпка, тоже светло-бежевая, в руке сумочка – и тоже светло-бежевая. Прямо английская королева.

– Я к вам как раз собиралась! – грозно сказала Калерия Игоревна. – Вы с какой стати моего внука забрали и терзали?

– Мы не терзали. Недоразумение получилось.

– Недоразумение? Хватать человека без суда и следствия – недоразумение? Я вас этому учила?

– Ошибка, извините, – признал Володя. И поспешно перевел тему: – Зато мы вас готовы поддержать в смысле поддержки Андрея Семенова.

– И ты туда же? Какой еще Андрей Семенов, я в выборах не участвую и не собираюсь! Так и сказала Ларе. И никого не поддерживаю!

– Понимаю…

– Что ты понимаешь? Я принципиально вне политики! Политика приходит и уходит, а книги остаются. Ты читаешь что-нибудь?

– Я? – испугался Володя, вспомнив, что лет пять не брал в руки ни одной книги, а смотрел только сериалы. – Да, конечно.

– Что читал последнее?

– Эту… – Володя, как бы вспоминая, глянул искоса на книжный шкаф, что стоял сбоку, увидел знакомую фамилию на корешках. – Чехова перечитывал.

– Конкретно?

– «Крыжовник».

Сейчас спросит, что автор хотел сказать этим рассказом, обреченно думал Володя. Но Калерия Игоревна помиловала, не спросила. Приказала:

– Иди, и больше чтобы внука не трогали!

– Конечно. До свидания. На минутку тебя, – обратился Чиркин к Анатолию, который все это время сидел, слегка покачиваясь, то и дело рывком приподнимая голову, будто намеревался что-то сказать, но так и не собрался с мыслями.

Анатолий встал, пошатнулся, Володя взял его под локоть и вывел в сени. Там прижал к стене, прошептал:

– Если будешь еще при бабушке пить, я тебя засажу! Надолго засажу! Понял?

– Понял! – огрызнулся Анатолий.

– Скажи так, чтобы я поверил!

– Понял, – буркнул студент.

– Смотри у меня!

– Вы мне наркоту подбросили, – обвинил Анатолий.

– Будешь плохо себя вести, еще подбросим! – пообещал Чиркин. – Так что не вздумай шалить!

И ушел с чувством исполненного долга.

Насчет Семенова получилось как-то непонятно, но, в конце концов, это не его работа, эта та самая политика, которой чуждается Калерия Игоревна и к которой равнодушен сам Чиркин.

Вылетев с консервного завода, новость о выдвижении кладовщика Семенова в президенты, вернулась обратно вместе с водителем грузовика Леней Опреловым, который, въезжая через ворота, весело крикнул:

– Ну, где тут наш новый Путин?

И поехал загружаться на склад.

Семенов наблюдал, как электрокар вывозит к грузовику ящики с консервами, а Леня балагурил:

– Петрович, ты, когда станешь президентом, прикажи пересмотреть правила дорожного движения! Почему детям до шестнадцати не разрешают за руль садиться, а старперы до смерти катаются? Там ума уже нет, голый маразм в голове, с утра в одного чуть не воткнулся. И он же на меня орет, что ветеран труда, типа того! Запрещать после семидесяти лет!

Андрей Петрович, ведя учет, только морщился от помехи голоса, не вслушиваясь. И ничего Лене не ответил.

Потом диспетчер Валентина заглянула, пропела:

– Вы уж нас не забудьте, когда в Москву возьмут! Вы уж нам в столице местечко согрейте, а мы всегда переехать согласны!

И качнула при этом крутым бедром.

Инженер Чугуев подошел, поинтересовался:

– От какой-то партии выдвинули? Или самовыдвиженцем?

– Куда?

– Ясно. До официального сообщения не имеете права? В любом случае – мои поздравления!

И все другие наперебой поздравляли, жали руку, хлопали по плечу.

Только наладчик Акимов, всегда раздраженный небрежностью работников и ломкостью механизмов, не поверил, пришел, спросил:

– Ведь врут же, да?

Прикидывая, как он будет заполнять опустевшие полки, Семенов кивнул.

– Я так и думал! – сказал Акимов с таким же удовлетворением, с каким выносил приговор вышедшему из строя узлу или агрегату. Дескать, говорил же вам, что сломается, если так относиться, а вы не послушали, получите теперь неприятность.

Но большинство, повторяем, поверили легко и сразу. Вернее, как и Сухарев, допустили, что это может быть. И на том же самом основании: у нас может быть все, в том числе то, чего быть не может.