Петр Хотяновский - Грязная Сучка

Бакалавр интуитивно чувствовал необычную природу Рыжей и даже пытался приручить ее, но всякий раз, когда он протягивал ей кусочек лакомства или хотел погладить, Рыжая, не принимая даров, отходила в сторону и смотрела на него «говорящими» взглядом, смыл которого Бакалавр понял декабрьской ночью, наблюдая в телескопическую трубу самую яркую звезду небосклона в созвездии Большого Пса – Сириус. Случилось это на рассвете, когда после долгих ночных наблюдений Бакалавр, как это часто бывало, засыпал и видел сны, неотличимые от реальности, поскольку спал только один левый глаз, а правый, прижатый к телескопической трубе, бодрствовал и не закрывался никогда, чтоб не пропустить ни одно из событий изменчивого Космоса.

Той ночью Бакалавру привиделась Рыжая Собака и какой-то облаченный в хитон бесконечно усталый мужчина с деревянным посохом в руках. Оба вышли из созвездия Большого Пса и долго шли по световому лучу, пока не проникли через телескопическую трубу в дом Бакалавра. Рыжая отряхнулась, как это делают собаки, выходя из воды, разбросала вокруг себя облако светящейся пыли и легла у ног Бакалавра. Мужчина схватил со стола кувшин и прямо из горлышка стал жадно пить воду, остатки вылил из кувшина себе на голову и разбил его об стену. Вода тонкими струйками стекала с длинных волос на хитон, смывая пыль, похожую на мельчайшие сверкающие кристаллы.

Все происходящее казалось раздвоенным сном, в котором видения левого и правого глаза неразделимо смешались, образовав в сознании Бакалавра новую реальность, лишенную границ и времени – пространство, в котором все возможно. Мужчину в хитоне он раньше никогда не видел, но сразу узнал в нем Агасфера. Вечный скиталец, отбывающий срок неприкаянности, мог оказаться где угодно и в ком угодно, как напоминание о каре за несоблюдение заповедных норм гостеприимства.

Бакалавр пытался открыть левый глаз, разрушить видение – в какой-то момент ему показалось, что глаза нет вообще, но он был – зрачок метался из одного уголка глаза в другой, не в силах преодолеть тяжесть век. Тогда Бакалавр поставил ногу на мокрый пол – в детстве он страдал лунатизмом, и мать будила его постеленными у кровати мокрыми тряпками, – но пролитая Агасфером вода моментально высохла. Собака положила лапы на плечи Бакалавра, посмотрел ему в глаза долгим немигающим взглядом, как смотрела в глаза Юродивого, и Бакалавру открылся секрет всего собачьего рода: собаки ведут свою родословную не от прирученного первобытной женщиной волка, как это принято считать, а от «первособаки», пришедшей на Землю одновременно с «перволюдьми», которые, по утверждению некоторых философов-мистиков, пришли на Землю с одной из планет – Сириуса, куда, по их мнению, возвращаются и души всех умерших.

Пробуждение пришло, когда проникший сквозь деревянные ставни тонкий луч утреннего солнца, наполненный сверкающими частичками космической пыли, принесенной Агасфером и Рыжей Собакой, коснулся век Бакалавра. Он оглядел комнату, в которой, казалось, ничего не изменилось: Рыба-Капитан, слегка накрененная на левый бок – вечером она с Бакалавром пила ром – недвижно парила в воде аквариума; Рында, привязанная к корабельному канату, беззвучно свисала с потолка, но в углу под стеной лежали черепки глиняного кувшина, разбитого Агасфером.

Бакалавр попробовал соединить черепки – они мгновенно склеились, и он ощутил в руках тяжесть наполненного водой кувшина. Получалось, что сон продолжался наяву, но не целиком, а застрял осколком в какой-то части сознания, как болезнь, которую не всегда ощущаешь, но всегда носишь в себе. Осколок сна Бакалавр попробовал извлечь из сознания, вылив воду из кувшина на голову, как это сделал в его сне Агасфер – вода была вполне реальной. Капли ее, попавшие на стенки аквариума, разбудили Рыбу, и она, расплескивая воду, испуганно заметалась в тесном стеклянном пространстве.

На следующий день после лежания на паперти Прелат не вышел к воскресной мессе. Прихожанам объяснили, что святой отец простудился после долгой молитвы на холодных плитах, но это было не так: он не мог выйти на амвон и призвать силы небесные наслать кары на еретиков с улыбкой Юродивого, непонятным образом отпечатавшейся на его лице.

Целую неделю, отказываясь от еды и питья, он, стоя на коленях в маленькой келье, неустанно молился и истязал себя кожаной плетью в надежде, что боль избавит его от застывшей на лице улыбки. Он даже пытался «зашить» улыбку суровой ниткой, как это делают монахи-молчальники, давшие обет молчания, но стальные иглы гнулись и не могли проткнуть мягкую плоть губ. От отчаяния он готов был наложить на себя руки и умолял подсыпать ему яд в воду, но перепуганные служки, по совету китайца Лао Джинджао, напоили Прелата успокоительным настоем из желчного пузыря тибетского медведя, и погрузили его в долгий сон, длившийся до сорокового дня по смерти унесенного смерчем Епископа.

Проснувшись, Прелат первым делом посмотрел в зеркало: улыбка была на месте, но она перестала беспокоить его. Поднявшись на амвон, Прелат неожиданно для паствы с улыбкой объявил, что Епископ не был унесен смерчем вместе с сорванными крышами, сломанными деревьями и прочим мусором, а был Вознесен Силой Небесной к престолу Всевышнего. Епископ хоть и грешил, пытаясь неправедно обрести святость, но был человеком добрым, людям зла не делал, а то, что случилось с Рындой, можно объяснить его желанием изгнать Дьявола из непокорного колокола.

Внезапная перемена, случившаяся с Прелатом, сначала обеспокоила прихожан – прошел слух, что его покусала бешеная собака, когда он лежал в беспамятстве на паперти, – но вскоре они поняли: пораженные бешенством люди не улыбаются.

Постепенно горожане привыкли к улыбке, не сходившей с его лица ни на минуту, и к долгому сидению Прелата теплыми вечерами на паперти ровно на том месте, где любил сидеть Юродивый. Привыкли к Прелату собаки и голуби, которых он, как и Юродивый, стал подкармливать, покупая мясо и зерно на свои деньги, а если их не хватало, брал из храмовой кассы, вызывая неудовольствие приходского Казначея, сообщавшего обо все причудах Прелата в конгрегацию.

Особенно Казначея раздражала дружба Прелата с Бакалавром, которого он считал безбожником, нарушившим патриархальную жизнь не только городка, но смутившего еретическими идеями даже Епископа, позволившего напечатать кощунственный трактат о необычайных свойства улыбки Юродивого и благотворном влиянии ее на ауру людей, как доказательство его святости. Через доверенных людей Казначей пытался взбунтовать прихожан и предать книгу сожжению, но горожане отказались разводить костер из книг, хорошо помня, что именно Бакалавр спас воздух города от смерти, вернув в него живительную силу микробов и минералов.