Мирослав Рафай - Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Не занимаюсь, — раздельно произнес я, не зная, что о ней и думать и когда уж наконец закончится этот обмен мнениями.

Я посмотрел на сумочку. Под свитером там были литографированные лекции, сверху лежала обернутая книга и большое желтое яблоко.

— В каком ты институте? — спросил я.

— Это так важно?

— Ну, принимая во внимание то…

— Принимая во внимание что? — спросила она и улыбнулась.

— Ну, ситуацию… поскольку я женюсь! — хмыкнул я.

— А-а, — сказала она и вытянула перед собой длинные ноги.

Заметив мой оценивающий взгляд, добавила:

— Наверно, в физкультурном?

— Я так и понял! — кивнул я, еще раз покосившись на ноги.

— Не нравится? — взглянула она с вызовом и прищурилась.

Потом, развеселившись, сказала:

— Еще что тебе надо знать, поскольку ты женишься? Дают ли мне пособие по сиротству? Номер телефона? Объем груди? Есть еще, между прочим, имя…

— Сначала давай имя, — сказал я.

— Ладена Йонашева. А твое?

Я протянул визитную карточку.

Она вернула ее со словами:

— Я очень тронута, Алеш.

— Чем тронута?..

— Что ты остановил свой выбор именно на мне. А вдруг у меня астма? — посмотрела она внимательно мне в лицо. — А вдруг я даже не учусь и в физкультурном?

Я тряхнул головой.

— Не веришь? — Она стала рыться в своей сумочке, но ничего так и не вытащила. — Все ведь возможно.

Я улыбнулся. Почувствовал, что я ее интересую. Опять был на коне.

— А разве это не чудесно?

— Что именно? — спросила она.

— Что все возможно.

Мы вдруг одновременно взглянули на метрдотеля.

— Выпьем?

Она кивнула:

— И это можно!

— А ты здесь каждый день? — сказала она, когда метрдотель поставил перед нами два джина.

— Нет, только когда дождик. В другое время хожу к «Глаубицам». Как вся наша компашка, с философского…

— Ты учишься на философском? — удивилась Ладена.

— А что?

— Да ничего.

— А ты думала где?

Она прикрыла один глаз и, не мигая, посмотрела на меня.

— Ну, говори…

Мне не терпелось узнать, в какой разряд она меня поместила.

— О чем ты думаешь? — спросил я наконец, когда она так ничего и не ответила.

— О том, что папа, может, на собрании, о том, что мне надо купить хотя бы две пары колгот и подойти на почту.

Я начал искать спички. Она строила из меня шута. Такого чувства я еще не испытывал. Не потому, что мне всегда попадались глупые девчонки, это нет, но я подобных штучек не терпел.

— Будем придуриваться? — сказал я.

— Зачем же? В такой дождь!

Она повернула голову:

— О, да он перестал.

Лицо ее приняло другое выражение, и она выпрямилась.

Я вдруг подумал, как бы она не ушла. Это означало бы второе мое поражение. Гораздо более ощутительное, чем утром, у Ондроушека.

— Куда же мы рванем, Ладена? — сказал я поспешно. — Я уж два дня по-настоящему не ел.

— Но я должна сперва на почту, — тянула она свое, в задумчивости глядя поверх моей головы, как будто меня вообще не было.

— Ладена!.. — воскликнул я и неожиданно взял ее за руку.

Рука была теплая и мягкая, и в ней зажат был скомканный влажный платочек. Должно быть, он был там все время, пока мы говорили, только я его не замечал.

— Я ведь на полном серьезе! — повторил я убежденно.

Она сморщила лоб. Потом отвела руку и высморкалась в этот свой платочек.

При этом в нос произнесла:

— Кто же сомневается?

— Тебе пока, конечно, непонятно, но я все объясню, — заговорил я быстро, испугавшись, что, быть может, упускаю необыкновенный случай. — Давай только сначала тут закончим, ладно?

— Тогда идем! — сказала она. — Хотя мне надо на почту…

«Черт! И чего она привязалась к этой почте?» — подумал я.

А вслух сказал:

— Потом где-нибудь перехватим бифштекс по-татарски… — и сделал рукой знак метрдотелю.

У вешалки я подал Ладене пальто. Взял за концы ее волосы и, перекинув через ворот, как делают девчонки, спрятал в капюшон.

— Так? — спросил я в самом благодушном настроении. — Я здесь, пожалуй, позвоню… Ребята ждут… Можешь подержать портфель?

И проскользнул в кабину.

Набрал номер «Глаубиц» и попросил позвать Ченьку Колмана.

— В чем дело? — сказал он, когда меня услышал.

В этом был весь он, Колман. Пижонишка. Все шло от головы. Я хотел осадить его, сказать: «А ничего. Просто хочу сообщить, что вы, болваны, мне приснились». Но вместо этого кратко объявил:

— Я вхожу в долю!

— Иди ты, паинька! — не поверил он.

— Законно! — подтвердил я самым безмятежным голосом.

— Ну, значит, в два у ратуши, — предупредил он. — Мы все придем за бланками.

— Железно в два! — пообещал я и хотел повесить трубку.

Но Колман выдал вдруг повышенную дозу любопытства.

— А что там у тебя за девочка? — спросил он.

Причем повысил голос, будто плохо слышал.

— Знаешь Мудрову из пятого потока? Ну ту, что закадрила ассистента За́вадила? — сказал я.

— А что?

— Такие вот у нее ноги. Алу Матейку знаешь? Той же пробы. А глаза знаешь какие? Видал когда-нибудь Нелли Буш? Ее ты знать не можешь, чучело! Но если бы ты видел ее в кино, куда ты не пойдешь, конечно… ты бы понял. Короче, профили у них совершенно одинаковые!.. У моей и у Нелли Буш.

Колман, разумеется, оскорбился.

— Хватил тоже! — возмущенно фыркнул он.

— Приди. Я тебя с удовольствием познакомлю, — добавил я медово и повесил трубку.

Ладена стояла поодаль, слабо улыбаясь. Потом обернулась, протянула мне портфель и медленно сошла на тротуар.

Там она мне сказала:

— Очень ты зычно говоришь по телефону, Алеш!

Я остановился.

Она слышала разговор. Это меня несколько огорошило.

Не могла подождать у вешалки!..

Вместо извинения я поднял воротник дубленки и сказал:

— Что у тебя там за дела, на почте?

Ладена залилась смехом — он в первую минуту показался мне приятным. Потом проговорила:

— А вдруг мне уже не на что выпить и чашки кофе и я хочу забрать почтовый перевод? Вдруг я хочу быть независимой? Может, я не привыкла, чтобы мне покупали бифштексы по-татарски!

— Верно, — ответил я, но понимал, что, как я ни стараюсь удержать беседу на привычном уровне студенческого трепа, Ладена неумолимо уходит куда-то в другую плоскость.

Я поднял глаза. Ладена не могла не улыбнуться, но и тогда в лице ее осталось что-то гордое и сдержанное, мешавшее мне быть самим собой.

— Ну человек! — сказал я, стараясь ухватить ее за руку, опущенную в карман светлого пальто. — Но все равно я жутко хочу есть!..

Это был, в сущности, запрещенный удар, и Колману я его не забуду. Сотрудник Национального комитета, типичный персонаж новелл Полачека [4] Полачек, Карел (1892—1944) — чешский писатель-юморист, обличитель мещанства. , смотрел на нас через очки, и глаза его говорили: «Тут вам не цирк, товарищи граждане, тут — государственное учреждение!» — а голос объявил, что заявление можно подать в любое время, но надлежащим образом разборчиво заполненное и с приложением необходимых документов.