Валерий Белкин - Страх

– Ну вот и все, – сказал Ларс, с наслаждением выдохнул дым, – уезжаем.

– В Испанию, Италию?

– Бери дальше, во Франкфурт, и навсегда, достаточно.

– Вы что, зачем?

Ларс рассмеялся.

– Эх ты, друг мой сердечный, – нахмурился. – Не пошел нам Берлин, хватит, не хочу быть под кем-то, хочу быть сам себе хозяин.

– Минуточку, ты на фирме человек-источник, все идут к тебе.

– Я хочу быть для себя источником, хозяином жизни, – отрезал Ларс.

Вильгельм опечалился.

– Зря ты это делаешь, опять убегаешь от меня и от себя.

– Ну хорошо, скажу: бегу отсюда, бегу, но не от тебя, о чем ты. Полгода назад врач обнаружил рак легких, топором по голове. Виль, тихо, чего ты вскакиваешь, все прошло. В мае сказал, что ошибся, садись.

Смутная догадка мелькнула у Вильгельма:

– И поэтому ты так испугался Кристины?

– Кристина? Какая Кристина? А, ты о том, нет, я себя испугался, Виля, понимаешь! Но не в этом дело, дай отпить.

Аккуратно, стараясь не облить джинсы, сделал несколько глотков.

– Мой сын знал все, Грит нет. После врача вернулся домой, а он даже не зашел ко мне ни в этот день, ни в следующие. Живем забор в забор, дом ему купил, первый взнос за него сделал.

– Ты…

– Не надо, Виля. Просто в те дни я и понял, как нехорошо, если страх правит человеком, теряешь логику, каждый день пасешь свой страх, слушаешь его. Ты уже не хозяин самому себе! И я начал давить, давить, придавливать и выдавил.

– Странно…

Ларс недовольно приподнял брови.

– Что?

– Знаешь, один хороший человек, – подумал, – очень хороший человек мне посоветовал страх не гнать, а впускать в себя. Тяжело, конечно, но он наестся и уйдет навсегда. А так он спрятался, вновь вернется.

– И ты веришь?

– Да.

У ног сел воробей, укоризненно посмотрел на них снизу вверх, требуя самое простое – малую крошечку. Рядом тут же приземлился другой, уже кем-то побитый: хвост поредел, одно крылышко свисало.

– Виля, это мистика. Вы, русские, во все верите, всему поклоняетесь, говорите как в забывчивости…

– А тебе не кажется, что ты не всегда бываешь прав? – с трудом сдерживая обиду, спросил Вильгельм.

– Не спорю, но в вас нет логики.

– Как же без логики. Я работаю и, говорят, неплохо.

– Ты не обижайся, да, тебя ценят, да, уважают, но я же вижу – ты же не работаешь, ты набрасываешься на дело как голодный зверь на добычу, словно от чего-то убегаешь, прячешься. У тебя в голове сразу несколько идей, ты сам говорил. Что тебе это дает? Сгоришь, и ради чего, посмотри на меня! – он смял бумажный стаканчик и с силой забросил его в кусты.

Воробьи испуганно вспорхнули. Солнце клонилось все ниже, ниже, и необыкновенный костер заката вспыхнул за деревьями.

– Завтра будет еще жарче, видишь, какое небо… Вот и сгорю… Ладно, Ларс, спасибо за заботу, – шутливо поклонился, вздохнул. – У меня иногда такое ощущение, словно я сам себя чего-то лишил.

– И чего, если не секрет?

– Многого, звона колокольного по утрам и вечерам, заиндевелых вечерних окон в домах, лесов дремучих, полян ягодных и троп грибных, гор…

– Поэт, читай поменьше!

– Да нет, просто я отрезал часть жизни.

– Ты можешь поехать туда на две-три недели, купи в две стороны билет.

– Да нет, – Вильгельм смутился.

– Ох и язык у вас: так «да» или «нет»? Я тоже когда-то думал, что все на время, а оказалось, навсегда.

– Что именно?

– Я же сказал – все! Деньги, жена, работа, семья… все. Все оказалось нужным, мой друг, все, – и по-русски выругался.

Вильгельм хотел спросить «А зачем?», но не посмел. Ларс поднялся и тихо произнес:

– Пора.

По аллее шли две молодых женщины. Вокруг их стройных тел причудливыми волнами развевались черные тонкие длинные платья.

– Люблю я тебя, Виля, люблю, стал как русский, перекладываю свои проблемы на плечи других.

– Да нет, мы не перекладываем, мы тепло друг другу отдаем, человек страдает от холода…

– Виля, сдержанность, сдержанность – это мужское.

– Опять спорить? Я тоже очень ценю тебя.

– Давай без этого.

Медвяный запах липы сгустился, казалось, можно развести руками.

– Ларс, признайся, за кем или за чем ты гонишься?

Ларс оторопело посмотрел, нахмурился, затем, вспомнив, облегченно рассмеялся:

– Цветущая вишня! Ну и зануда ты, немец, я уж и забыл о той нелепице…

Они обнялись, троекратно по-русски расцеловались и направились к стоянке.

Ларс уехал, а Вильгельм все стоял и смотрел. На противоположной стороне улицы заметил странного старичка в обвислых штанах и в пиджаке с чужого плеча. Длинные седые волосы спадали из-под надвинутой на глаза кепки. Было сложно понять, что он делал, беспрестанно перебирая ногами на одном месте. Увидев невдалеке на остановке автобус, Вильгельм понял – старичку нужно успеть на посадку. Не дай Бог, опоздает и останется. И он, старый и дряхлый, спешил, как ему казалось. Дрожали руки, тряслась голова, но спешил. Водитель автобуса терпеливо ждал. Никто из прохожих не пытался помочь, поддержать, догадались, что унизят мужчину.

И Вильгельм постиг чудную истину.

Куда ни взгляни – всюду жизнь.

Красивая, умная, добрая. Ну как не восхититься! И едва не заплакал от нежности к ней, к жизни, текущей в нем и вокруг него.

И поспешил домой к жене, к сыну.

Жена отсутствовала. «Вот и хорошо, соберусь с мыслями», – обрадовался он. И, услышав громкий разговор в комнате сына, с неприязнью узнал голос Яна.

«Опять этот здесь», – шагнул к дверям, остановился.

– А ты не проверял, как у нее?

– Это что, так важно? – Грегор смущенно захихикал.

– Он что у тебя краником для водички служит?

Боль за сына, гнев оскорбленного отца, зависть, ревность могли разорвать, и Вильгельм вошел. Ян не удивился, склонил голову, вежливо проронил:

– Мы тут беседуем о сексе, тема довольно интересная.

– Как ни называйте, но у вас пока это просто похоть, – хмуро обронил Вильгельм.

– У твоего папы терминологический атавизм.

Грегор вскинулся на кресле:

– Интересно, пап, а как ты относишься к оргазму? Отец выставил руки ладонями вперед.

– Сын мой, куда тебя несет, где ты нашел этого, – брезгливо кивнул в сторону Яна.

– Ну зачем вы так, вы же любите свою жену, не так ли? Не думаю, что вы только шепчетесь.

Редкая щетинка усиков настороженно ждала ответа, черные голодные зрачки за стеклами очков враждебно сузились.

Вильгельм вспомнил:

– Крыса, точно, крыса, Боже мой, как же я раньше не понял!

– Какая крыса, пап, ты болен?

– Да нет же…

Ян улыбался.

– Сынок, у нас в Сибири дорога в сортир шла мимо сарая, я страшно боялся туда ходить, там всегда поджидала крыса, она сидела и пожирала меня глазками, зараза такая. Так я за бабушкой бегал, спасала от грызуна.