Владимир Козлов - Сестра Морфея

У Платона жизнь шла своим чередом, медленно тянулись дни и ни один из них не приносил никаких изменений. Он не вникал ни в какие выборы. Местных газет он не читал, телевизор не включал. Он был весь в работе, предстояло первенство города, а затем соревнования среди детских домов в Липецке. Но у него под боком было информбюро в лице Людмилы Ивановны. Она освещала ему все события не только в детском доме, но и в городе. Ещё за пару недель до выборов он узнал от неё, что честь кандидата в депутаты местного совета Смородина «измарана смердящей краской» и что ему осталось только покупать верёвку и мыло, а не идти на выборы. Так же он узнал от неё, что привезли из Астрахани директора в гипсе и на костылях. И с особым удовольствием она рассказала ему, что в столовую детского дома нагрянула большая комиссия, и обнаружили недовесы в порционных блюдах, после чего диет сестра написала заявление на расчёт.

— Ещё бы Розу выгнали, к чертям собачим, — шептала она ему на ухо, — ты обрати внимание на её холодное, как у волчицы лицо. Она кровожадна и хитра. Роза всё равно запьёт, я такие натуры знаю. Она баба сильная и кодировке не поддаётся.

— Ну и что из этого?

— Может только по убеждению бросить пить.

— Так она в монастыре лечилась, — напомнил ей Платон, — причём здесь кодировка?

— В монастыре она подлечивалась, после кодирования. Мне бабы сказали, что она может и после отпуска месяц загулять, если запьёт. Ей директор все грехи прощает. Но за что, и как? — тебе пока рано знать.

— А мне хоть рано, хоть поздно, знать совсем не обязательно, — отрезал он, — я работать сюда пришёл, а не слушать утиные динамики и болотные рулады лягушек — квакушек. И тебе не советую совать нос, куда не следует. Лучше готовься к поездке в Липецк, повезём туда десять человек. Мне одному там не справится. Янка тоже поедет, но ей нужно послезавтра город выиграть. Зная её соперниц, думаю, её задача будет выполнима. И вообще я настроен, забрать со своими подопечными все награды. В других секциях настольного тенниса дело совсем швах. У Хаджи дети и по «пятому» юношескому разряду даже не играют, а про другие школы я и говорить не хочу.

С трудом сдерживаясь, чтобы преждевременно не запрыгать от радости Людмила Ивановна только весело повела глазами.

— Как я буду рада! А как будет исходить поносом Хаджа! Я его в это время обязательно поздравлю.

— С чем ты его поздравишь?

— С изменением стула.

— Ну и язва же ты, Людмила Ивановна, — осуждающе покачал он головой.

— Терпеть не могу пакостных людей, — зло сверкнула она глазами, — Была бы я феей, обязательно всех говнюков собрала бы в одну кучу и в район Северного Ледовитого океана их переселила. Пускай там дрейфуют.

— А почему не в космос, там места больше.

— Космос для благородных людей. Пакостникам там не место. Их забрось туда, так вместо чистого дождя на нас будет литься тухлая моча, а вместо снега детская неожиданность в жидком виде. Нет уж, пускай они наслаждаются вечной мерзлотой.

— Как хорошо, что ты не фея, — иронически, произнёс он.

— Это почему?

— Да потому что феи добрые бывают, а твоя ипостась злой колдуньи. Сказала бы ты, что одним мгновением палочки всех плохих людей превратила в добропорядочных, то могла бы себя называть феей. Но нет, же ты хочешь половину человечества отправить на вечную мерзлоту, чтобы они жевали там ягель и мох.

Она недовольно брызнула глазами в его сторону.

— Ну, пусть даже колдунья, они тоже могут делать из навоза конфету. А ты Сергей Сергеевич я смотрю, такой правильный стал, как тот интеллигентный незнакомец. Он, который день ходит по детскому дому, всем мило улыбается и правильные советы даёт. А кто он никто не знает. Кстати ты не знаешь, что он у нас тут делает?

— Если уж ты не знаешь, откуда мне знать. Я в коридорах появляюсь только два раза на дню, когда прихожу на работу и когда ухожу.

Конечно, он знал этого незнакомца, но ей признаваться не стал. Это был новый юрист, мужчина лет пятидесяти, которого звали Леонид Анатольевич, до этого работавший в налоговой службе. Он был со всеми почтителен и разговорчив. В душу ни кому не лез, но дельный совет готов был дать каждому. Даже зайдя в бассейн, где тренировались теннисисты, он исходя из соображений техники безопасности, определил, что дети должны тренироваться в другом месте. И что он приложит максимум усилий подыскать новое помещение для дальнейших тренировок. Между слов, они обменялись остренькими анекдотами и, пожав руки, как давние знакомые расстались.

Сергей Сергеевич возлагал, на юриста большие надежды и поэтому его персону не хотел обсуждать с Людмилой Ивановной, опасаясь её дурного глаза.

Она бы так и просидела рядом с ним до конца смены, но вездесущая Людмила Фёдоровна открыв настежь дверь бассейна и увидав там тренера по волейболу, укоризненно посмотрела на неё. Это был немой сигнал, отправляться ей в спортивный зал, куда она так и не могла пригласить к себе на занятия ни одного ребёнка.

— Мы тут важный вопрос решаем, Людмила Фёдоровна, — певуче оправдывалась она, — в ближайшие выходные городские соревнования. Вот Я и Сергей Сергеевич работаем сейчас над отбором, кому честь детского дома защищать!

— Ну, ну, — произнесла Гордеева, только не забывайте у вас сегодня репетиция, и закрыла дверь.

— Теперь тебе можно домой срываться, — подковырнул Людмилу Ивановну Платон, — самый главный наш начальник тебя увидала, значит, в табеле поставит нужную цифирь.

— Ужин скоро, куда я пойду, — не поняв его иронии, сказала она, — диет сестры нет, так я сейчас смело подсаживаюсь за столики к твоим мальчишкам. Поем, а потом на репетицию надо идти. У меня скоро будет ослепительный дебют. Ко дню учителя готовим спектакль по Зощенко, после репетиции смоюсь отсюда. Янку ждать не буду, дорогу к дому знает. Пускай готовиться основательно к турниру.

— Оказывается ты у нас ещё лицедейка, — уколол он её, — актёрским даром обладала давно, а на подмостки решила подняться в девяносто лет.

— Смутно помню, но в далёком пионерском детстве, старуху играла в сказке Щи из топора, — вспомнила она, — а ты что совсем меня старой каргой считаешь?

— А колдуньи молодыми и не бывают.

— Не подавись инжиром, — понесло её, — увидишь меня на сцене, тогда поймёшь, кого ты от себя отталкиваешь, — и, проведя руками по своей талии. — Ну чем не берёзка, и ломать не надо, она сама шелестит листвой перед тобой. Тебе остаётся только нежно обхватить ствол и прижаться к ней. Ну, на что тебе сдалась эта Людка, она же безбожница, значит беспредельная грешница. У неё на лице написано, что она ежедневно тает от любовных утех. А я непорочна, как святая дева Мария, — милая, ласковая, иногда конечно, бываю изобретательной шалуньей. И после своих шалостей я никогда не ставлю покаянную свечку под образом. Как я заметила, ты тоже большой шалун. Мы же созданы друг для друга! Давай шалить вместе? Когда мы вместе, то у меня возникает ощущение, что ты вдыхаешь мою плоть, а я твою. Я всё равно буду ждать тебя, даже если появишься на моём пороге без чемодана. Положишь мне на плечи свои как тиски сильные руки и нежно произнесёшь: «Ну, здравствуй лапушка!». А я тебя сладко чмокну в щёчку и вручу серебряный кубок в руки наполненный Массандрой, и скажу, что наш с тобой грех безгрешен. И твоя жена не должна лить ручьями слёзы, по утерянному мужу. Воля чувств, не подчиняется ни каким нормативам, — она умолкла и вдруг неожиданно предложила. — Пошли, перекурим, и я пойду ужинать.