Владимир Козлов - Сестра Морфея

Сергей Сергеевич твёрдо знал, что Людмила Ивановна запросто ради него выкинет весь компромат в нужные инстанции, а вот куда именно, это он ей сам подскажет.

…В машине Платон опустил стекло и закурил:

— Завтра я утром к тебе заезжаю, и мы с тобой посещаем одного врача невропатолога. Только прошу без ревности, мы с ней давно друзья. Она нам выпишет больничные листы. Месяц проболеем у неё, если во времени не уложимся, то идём к другой моей хорошей знакомой главному врачу КВД. К ней тоже не ревнуй, близость постепенно угасла и перешла в статус дружеских отношений. Пока мы с тобой будем болеть, палочка выручалочка будет делать свою работу. И в наш вынужденный отпуск ни в явь, ни по телефону контактов, ни с кем из наших сотрудников не имеем.

— Я поняла, ты меня хочешь, познакомить со своими бывшими любовницами. А увидев меня, у твоих медиков не проснётся ревность? — спросила она, — и не отправят ли они нас с тобой восвояси.

— И думать забудь. Они меня много раз выручали. Я несколько лет назад работал на заводе инструментальщиком. Зарплата хорошая, работа не пыльная, рабочий день начинался с водки. А тут экономический кризис ударил. Хозяева с Москвы дали команду произвести сокращение. И в первую очередь касалось это пенсионеров. Ко мне утром в инструментальную приходит главный механик Бобров и требует, чтобы я написал заявление по собственному желанию. Я ему говорю, «Я пенсионер, не по возрасту, а по выработке педагогического стажа». Он мне говорит «разницы нет, команда для всех одна». Я тогда подумал, буду ему права свои качать, отвезёт меня к наркологу и уволят по статье. Взял и написал заявление. Он обрадовался, схватил заявление и больше я его в этот день не видал. А от слесарей я узнал, что он на моё место пропихивает своего родственника из Челябинска. Думаю ну ладно, завтра посмотрим, кому чечётку выплясывать. В конце смены подошёл к его доверенному фрезеровщику и сказал, что завтра в больницу лягу. Вечером уксусом помажу бедро и к кожнику поеду. Месяц, говорю, проваляюсь, а там видно будет. Наутро первым делом заехал на завод в отдел кадров и написал отказное заявление. А через час у меня была двухместная палата с телевизором и холодильником, где я как на курорте провёл двадцать четыре дня. А после меня моя знакомая перевела на две недели на дневной стационар. Итого я у главного механика отвоевал тридцать восемь дней. И что самое интересное Бобров с официальным письмом обратился к главному врачу и написал, что я симулянт. Его же директор завода заставил замещать меня на время моей болезни. Он не учёл самой важной детали, что только мы с ним материально ответственные лица в инструментальной и посторонних людей подпускать туда не положено. Если бы Бобров не написал на меня жалобу, я бы может, успокоился и вышел на работу. Но во мне взыгралось чувство собственного достоинства, и я после выписки из КВД взял второй больничный лист у невропатолога. Проболел у неё два месяца, а когда понёс Боброву на подпись свои больничные листы, его чуть Кондратий не хватил. Оказывается врач — невропатолог была его гражданской женой. Если бы он узнал, что она ещё была у меня в сексуальном фаворе, кони бы прямо в кабинете кинул. Вот такие верные женщины — медики у меня в друзьях. А ты сомневаешься.

— Уже не сомневаюсь, — улыбнулась она и прижалась головой к его плечу, — всё улетучилось, после твоего созидательного рассказа. Ты в контру всегда идёшь и обид не прощаешь. С тобой враждовать нельзя, — опасно для здоровья! Хорошо, что мы с тобой друзья, — погладила она его по щеке, — теперь расскажи о своей палочке — выручалочке?

— Эту палочку — выручалочку зовут Людмила Ивановна. Она, то нам и поможет на работу возвратиться. Что она имеет на директора, ему и не снилось. У неё серьёзные материалы подкреплённые фактами и уликами на него имеются, по которым его, несомненно, посадят или, в крайнем случае, уберут с работы. Тогда и мы с тобой в это время появимся. План мой сработает это точно.

— Вот здесь у меня сомнения зародились, — убрала она голову с его плеча, — у нашего директора есть защита надёжная в лице мэра и губернатора. Весь детский дом говорит, что у Людмилы Ивановны имеется, какая — то запись. Уверяю тебя для Владимира Ивановича это семечки, разгрызёт и шелуху выплюнет. У него лисья — собачья душа. Где надо, и падали откушает и хвостом покрутит. В конечном итоге, выкрутится из любого положения. И его в обиду не дадут важные люди. Поверь мне, на него уже были наезды, а ему хоть бы что.

— Эти важные люди под кровать спрячутся, когда узнают, за что Панкратов арестован. Слишком серьёзные обвинения у Людмилы Ивановны имеются. А губернатор, как будет выглядеть, когда узнает, кого он награждал? Думаю, резонанс после ареста будет звонкий! Неужели ты не догадываешься, к какой теме я клоню?

— Почему я не догадываюсь, если об этом весь город говорит. Обвиняют его в развратных действиях уже давно, особенно за неравнодушие к мальчикам. Но я лично, ни разу за ним не замечала, что — то подобное, — разве, только массаж ему мальчики в кабинете зачастую делали. А остальное лишь догадки. Есть пару мальчиков, которых он особливо опекает и дарит им лучшие подарки, даже вот ладанки недавно подарил из благородного металла. Но я не думаю, чтобы у Людмилы Ивановны что — то получилось. Не с её головой завалить такого зубра, как Панкратов.

— На неё иногда находит оглушительное озарение, что я диву даюсь. И она в это время может любому каблуки завернуть. И ты не забывай, что я ей окажу существенную помощь. Она уже хотела однажды нажать на спусковой курок, когда ты в Москве была, да я её остановил.

Он положил ей руку на колено.

— Ну что поехали? Утро вечера мудренее. Завтра в восемь утра я у тебя.

— Хорошо! Поехали.

Он высадил Гордееву у дома и позвонил Людмиле Ивановне.

— Выйди из подъезда минут через десять, — сказал он ей, — я за это время подъеду к тебе. Серьёзный разговор имеется.

— С великой радостью, — раздалось в ответ.

…Она запрыгнула к нему в машину в домашних тапочках и халате. Привычных в последнее время озорных косичек не было, — волосы были чуть встрёпаны. Но этот элемент её не делал, ни бабой ягой, ни красавицей. Она была в этот миг больше похожа на дворового сорванца.

— Догадываюсь, если ты без моих притязаний решил навестить меня. Значит, случилось что — то из рук вон выходящее. Просто так, да почти ночью ты бы не стал меня тревожить. Рассказывай что стряслось?

— Стряслось, то чего не должно было случиться. Но по вине одной слабой женщины, мы должны с ней завтра написать заявления на расчёт по собственному желанию.

Она зажала коленями свои ладони и приоткрыла рот: