Владимир Козлов - Родиться Царём

Юрист открыл зелёную папку и, встав, с места зачитал:

Уважаемый товарищ Грачёв!

Криминалистическая лаборатория исследовала по вашей просьбе рукописи, которые вы предоставили для проведения графологической экспертизы. Ввиду небольшого объёма поданного Вами текста, почерк установить невозможно.

Начальник милиции: Запевало В. В.

— Ваши обвинения в адрес Полозова были беспочвенны, — закрыв быстро папку, сказал юрист. — Вам нужно пожать друг другу руки в интересах производства и идти на рабочее место, — добавил он.

— А можно мне посмотреть на заключение экспертизы, — протянул Олег руку к папке, но юрист быстро опередил его и убрал папку на стул с другой стороны.

— Нельзя, это официальный документ и предназначен он только для меня, так — как я ходатайствовал перед начальником милиции о проведении экспертизы.

— Да ты не юрист, а такая же вошь, как и Полозов, — взбесился Олег, — начальник милиции такими делами не ведает, так — как это прерогатива прокурора. Вы, что думаете, я всё это время сидел, сложа руки. Нет, товарищи бывшие коммунисты, я отправил вторую ксерокопию своему брату в Ростов, и когда я на собрании заявил, что Полозов написал письмо, у меня в кармане уже лежал результат экспертизы. И не надо мне рассказывать про маленький текст. Хорошему криминалисту достаточно одной загогулинки, чтобы изобличить преступника.

Олег блефовал пылко и не зря, заставив всех сидящих в кабинете нервно поёрзать на стульях. Его даже не остановили они, когда он выходил из кабинета. Этим он считал, что правота его доказана. По дороге его нагнал Полозов:

— Олег ну ты пойми, я хотел, как лучше. Сколько можно сидеть на одном окладе, у нас у всех семьи, дети.

— Вот и подписывался бы своей фамилией, — сказал грозно Олег, — и рядом со мной не иди? Ступай осторожно сзади корреспондент внештатный.

Через пять дней в целях производственной необходимости Олега перевели механиком нового цеха, где работа была грязная и интереса никакого не приносила. Но это было всё равно повышение. Вместо него поставили механиком смены Сергея Дмитриевича, но опять ненадолго. Он вновь провинился и по приказу директора завода его уволили с завода, а Олега вернули назад в цех, на старое место. Смена встретила его на ура, но радовались они не долго. Через месяц Олегу уже предложили новую должность помощника начальника цеха по механическому оборудованию. Но Олег не позволил собой манипулировать, понимал, что эта должность «расстрелянная» и перешёл на сдельную работу бригадиром по ремонту оборудования всего завода.

Три месяца он закрывал высокие наряды по бригаде и у него самого заработок был, как у хорошего северянина, пока не узнал об этом генеральный директор завода Гутаров. У себя на директорской оперативке, он распекал и бухгалтерию и экономистов, за то, что они пропускали такие наряды.

— Вы чем думаете? — негодовал он, — сталевары горят на работе и получают ничтожные деньги. Я генеральный директор получаю меньше, чем какой — то бригадир слесарей Грачёв. Он оказывается, несколько месяцев кряду огребает больше меня. Немедленно уволить его с завода. Причину найдите сами, — посмотрел он в сторону юриста.

Олег узнал об этой оперативке от бывшего своего начальника сталеплавильного цеха и не стал ждать, а уволился сам. Ни сколько не сожалея о своём твёрдом решении, он перед окончательным уходом заглянул в кабинет Бурлакова и, плюнув тому на пол, — произнёс:

— Сам чуток лизни, и не забудь поделиться с Гутаровым.

Что было после его демарша, он не знал, а когда вышел из заводоуправления вспомнил слова Владимира Маркушева. «Им нужны лизоблюды, верные псы и покорные исполнители»

***

Была бесснежная зима, скоро Новый год, а снегу так и не выпало. Олег твёрдо решил пересидеть её дома, помочь крестнице в ремонте комнаты. И к весне найти новую работу. Пенсия не за горами, тем более денежное пособие ему будет назначено в 50 лет, так — как у него был набран положенный стаж на вредной работе.

А Галине они с Павлом обещали после Нового года помочь в ремонте комнаты. Она была сосватана и у неё после поста должна быть свадьба. Она собиралась замуж, а Мартын опять надолго залёг в больницу. Софья же была в своём амплуа, очередной раз, покинув дом, ушла жить к плешивому служащему банка.

Олег, забрав документы в отделе кадров, зашёл по пути в киоск к Галине. Та перебирала, свежую почту. Увидав Олега через стекло, впустила его к себе.

В киоске было тепло и он, расстегнув пуговицы дублёнки сел на низкий стульчик, который подвинула для него Галина. Он изучающим взглядом всмотрелся в её лицо и отметил про себя, что девочка выросла.

У неё уже были не те беззаботные глаза, которые она носила — далеко не те. Насмотрелась на непутёвую жизнь матери и глаза потухли, будто — то поизносились от переживаний. От девочки у неё осталась, только чёлка, выглядывающая под модной молодёжной шапочки, да детские ручки.

Она достала из сумки китайский термос и потрясла перед лицом Олега:

— Чаю хотите, крёстный? — предложила она.

— Нет спасибо, — отказался он, — я сейчас зайду домой перекушу да схожу к твоему отцу в больницу. А к тебе заглянул, чтобы сказать, что я завтра уже свободен и могу приступить к ремонту. Мне теперь торопиться некуда, так, что думаю, через пару недель будуар для новобрачных в вашем доме будет готов.

— Спасибо крёстный, — робко проговорила Галина, — а от чая зря вы отказываетесь он у меня английский.

— Ну, если английский то наливай, — поддался он на уговор крестницы.

Она налила ему из термоса горячий чай в зелёную чашку с мордочкой симпатичного котика и положила перед ним большую шоколадку.

Шоколадку он отстранил, переложив её на кипу газет, а чай взял в руку: — Не пью я ни чай, ни кофе сладким. Баловство это. Сладость только вкус отбивает.

— Тогда шоколадку папе отнесите. Он любит его, больше чем маму. Три дня назад он мне в больнице так и сказал, что на пушечный выстрел теперь не подпусти её к нашему дому. Я уже согласна с ним. Зачем мамка позорит нас всех? Ведь папа хороший! Правда, крёстный?

Он положил шоколадку в карман:

— Это точно, а вот насчёт Софьи папа поторопился тебе сообщить. Мягкотелый он, — завтра она придёт, чмокнет его в лобик как покойника и наденет свои комнатные тапочки, которые он выбросить не решается.

Галина промолчала, так — как вспомнила, что тапочки действительно стоят в прихожей на видном месте.

Олег допил чай и встал, застёгивая пуговицы на дублёнке.

— Ты давай Галина готовься сама быть мамой, Софья тебе не пример. У отца появятся внуки и он оживёт. Считай, он с пелёнок воспитывал вас с Генкой.

Олег поблагодарил её за чай и вышел из киоска. Время близилось к вечеру, он решил домой не заходить. По пути заглянул в магазин. Купил яблок, колбасы и кефиру Мартыну и не забыл про бутылку: