Владимир Козлов - Родиться Царём

Гости с отвращением смотрели на старомодного небритого мужика, от которого веяло колхозной фермой и чесноком. Он дышал на них так чувствительно, что они с брезгливостью начали воротить свои уголовные рожи. Его присутствие им было неприятно. К тому же он мог спутать им все карты.

Мартын терпеливо сдерживал смех. Но, чувствуя, что может засмеяться, стал пить заранее приготовленный лимонный сок:

— Всё сосед, — глухим голосом, словно из могилы протянул Мартын. — Не к чему мне зажигать лампадку, — сейчас подпишу бумаги и дом не мой. Генка паршивец проиграл в тюрьме и машину и крышу. Поедем с дочкой в деревню жить к старикам.

Олег снял очки и, положив их на стол возле дипломата нотариуса, ловко вырвал у Утконоса сигарету и бросил её в стакан с лимонным соком:

— Так, так, так! — рассеянно посмотрел он в сторону друга.

— Мартын, я хоть в пепельницу попал? — притворился он слеповатым.

— В неё хрустальную, — подтвердил Мартын.

Олег достал щепотку табака из кармана втянул её ноздрёй и громко чихнул несколько раз.

— Вы что богородицу нехристи не уважаете? — обратился он к гостям. — Разве можно в присутствии боженьки дурман беса пускать. Ей миррой и елеем нужно дышать! Настрадалась барышня от вашей вони. Вон из дома на улицу курить, — повысил он голос.

Гости сидели вальяжно на диване, но, увидев перед собой богомольного старика, чуточку смутились, но быстро взяли себя в руки. Первым рот открыл Толстый, у которого ещё дымилась сигарета:

— Дед ты вообще-то здесь, что делаешь? Вали отсюда на свою хату. Не видишь, тут важные документы стряпают?

Олег подошёл к толстяку и, потянувшись своей рукой к его сигарете, специально промахнулся, чуть не ухватив того за ухо.

Толстяк встал с дивана, и грозно посмотрел на Олега, но тут сразу вмешался Мартын:

— Не обижайте его, это наш староста и мой сосед. Одинокий он и немного блаженный. Церковь на ремонте, вот он и ходит ко мне молиться сюда по нескольку раз в день. Уважает он эту икону! День не посмотрит, больной ходит. У него зрение плоховатое, так — что вы адекватно его поведение не воспринимайте.

Нотариус в это время заполнял бланки, и что творится в комнате, его не интересовало.

— Да видим, что он не того, — повертел у виска пальцем Утконос, — пускай молится на здоровье ещё пять минут, а потом, чтобы вы оба очистили дом.

— Так, так, так! — протёр глаза Олег и подошёл опять к иконе и, вынув из кармана носовой платок, стал протирать её.

Темперные краски бросили золотой блик на гостей.

— Знаете вы лихоимцы, что перед вами один из шедевров знаменитого богомаза Рублёва?

Гости посмотрели друг на друга, их лица моментально загорелись алчностью. Нотариус же прекратил писать, и всё внимание обратил на старика и икону.

— Знаете ли вы что это уникальное творение, занесено в каталог России и имеет свой личный регистрационный номер? — продолжал шокировать гостей Олег. — А известно ли вам милостивые господа, что эта богородица бесценна? Роттердам предлагал за неё семизначную цифру, а Ватикан обещал Мартына при жизни причислить к лику святых, если тот отдаст её в дар папе Римскому. А это, пожалуй, подороже семизначной цифры будет. Кумекать надо господа! — сделал он вверх винтообразный жест рукой, показав кусок ваты из разорванного рукава телогрейки.

— Разрешите? — резво встал со стула нотариус.

Он взял икону в руки и начал крутить её. На обратной стороне была наклеена пожелтевшая бумажка с печатью. «Отдел экспорта» и адрес этого отдела. «Москва, улица Большая Полянка». Затем он обратил внимание на неразборчивые цифры номера дома, регистрационный номер 02 и дата регистрации.

— Похоже, действительно вещь ценная, — определил нотариус, — я знаю этот адрес. Это собор в центре Москвы, не далеко от метро «Октябрьская». Там регистрируют подобные вещи и принимают на комиссию, у тех, кто решил продать икону за границу. Мне в 1981 году приходилось иметь с ними дело. Обладатели церковного художества, но не истинные ценители, туда всегда обращаются, не прибегая к услугам спекулянтов.

— Это точно? — спросил Утконос.

— Точнее не бывает.

Мартын достал из комода кусок бархата от старой шторы и бережно завернул икону:

— Меня поэтому и не особо расстроил проигрыш сына. Я знал, что у меня есть резервный золотой фонд, который мне сможет с десяток таких домов и машин купить, да и старость с лихвой обеспечит.

Утконос, услышав такое, загорелся словно свечка, а Толстый привстав с дивана, бросился к Мартыну:

— Погоди батя, не спеши убирать богородицу. Она тоже наша. Твой сын вместе с потрохами проиграл дом, то и икону оставь нам.

Нотариус оказался не совсем испорченным человеком и сразу выразил протест:

— Погодите уважаемые, вы меня пригласили переписать дом инвалида и оформить на вас генеральную доверенность на автомобиль девятой модели.

О, имуществе речи не было? А икона, — это, безусловно, имущество и очень ценное. Так что занимаемся, тем, зачем вы меня пригласили или я умываю руки. Я дорожу своей лицензией.

— Да и дом Мартын им не отдавай, — подал голос Олег, — а с кем я в карты буду играть?

Гости поняли, что богомольный старик может испортить им сделку, и толстяк выкрикнул:

— А ты глохни староста, — большой грех вашему брату в карты играть. Можете в азарте и алтарь засадить, так что выметайся отсюда быстренько.

— Грех вы совершаете, — сузил глаза Олег. — Больного человека из родного гнезда выгоняете, а где у вас долговая расписка от Генки. Может вы хмыри из деревни Маковка? А нет — сами валите отсюда или давайте я вас в дурака обставлю. Генки долг отобью.

Гости рассмеялись, а Толстяк намеренно скинул очки со стола на пол и раздавил их ногой:

— Мы в дурака не играем, но если вы эту икону поставите на кон, то рискнём.

— Лёшка дай карты? — засуетился Олег.

— Не дам, — отрезал Мартын и прижал к груди икону, — хоть ты и хорошо играешь, но рисковать я не хочу. Тем более у меня из колоды куда — то пиковая дама исчезла.

— У нас в машине карты есть, — нажимал на Олега Толстяк, — сейчас возьмём и метнём пару партий.

Олег вошёл в роль. Он отсчитал мелочью двадцать рублей и протянул Толстяку:

— Мне ваши карты не нужны, вот тебе сынок двадцать рублей. Пересчитай только? Могу ошибиться — совсем глаза не видят, и пройдись по правой стороне дороги к газетному киоску метров пятьдесят и там выберешь новую колоду. А я пока Алексея буду допекать, до тех пор, пока он мне икону не отдаст.

Мартын подошёл к Олегу и протянул икону:

— Бери божий одуванчик, но знай, если проиграешь, я к тебе жить перееду, и на Фольксвагене твоём буду ездить. Всё равно ты ничего не видишь.

— Нет вопросов, Алексей, — я этим автомобилем особо и не дорожу, хоть он у меня совсем новый. Пробегу всего 2000 км. А чего делать если окулисты кирпич повесили перед моим зрением, но рамки то я смогу различить. Валета с королём не перепутаю.