Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Появился, как черт из табакерки, некий мужичок в рясе, он, видимо, и есть отец Василий. Или ряженый.

— Братья и сестры, — продолжил звонким тенором мужичок, — Господь наш Иисус Христос завещал нам возлюбить друг друга, так? И веровать в его светлое учение, которое заключается…

— Подождите, — поморщился Калачевский. Он тоже был здесь. — Не может в речи священника быть такой оборот: которое заключается… ведь правда, Валентин Петрович? Канцелярщина какая-то. Верно, Валентин Петрович?

Люди оглянулись на Углева. Он помедлил и хмуро кивнул.

— Ты не мешай, — Дулова остановила мужа, который хотел что-то еще сказать. И открыла толстый том, и, прочитав какие-то строчки, улыбнулась.

— Минуту!.. — в красном гробу завозился Игорь и снова приподнялся: — А под памятником напишете: этот монумент наследованию не подлежит. И все вокруг размером в один гектар арендовано мною, Ченцовым!

— Хорошо, хорошо… — согласился прокурор. — Ты ложись. Господа, обеденный перерыв скоро кончится, поторопимся. Батюшка, вы что-то должны были пропеть.

— Да, да. — И мужичок в рясе, достав листочек с бумагой, дребезжащим тонким голоском затянул: — Упокой, Го-осподи, душу усопшего раба твоего-о… Игоря… и сотвори ему вечную память… Ве-ечную па-амять…

Стремительно подкатила на красном «феррари» жена Игоря Татьяна.

— Прекратите! — закричала она, выходя из машины. — в городе нас могут не так понять. Журналисты вон бегут с телекамерами.

Из гроба вновь поднялся Игорь:

— Охрана! Не пускать. А ты, Танька, можешь рядом лечь. Я нагим пришел в этот мир, нагим и уйду… но лучше рядом с тобой, тоже нагой.

Пардон! — Ченцов снова откинулся в гроб и плотно зажмурил глаза.

Трое охранников с автоматами пробежали к асфальтовой дороге, чтобы помешать тележурналистам подъехать.

— Вечная па-амять… — продолжил мужичок в рясе. — Помилуй нас, Боже, по великой милости твоей… Услыши и помилуй… Еще молимся об упокоении усопшего раба твоего Игоря…

— Новопреставленного Игоря, — негромко подсказал Углев, — если уж на то пошло.

— А, да-да! — торопливо согласился мужичок в рясе. — Новопреставленного Игоря… и простятся ему всякие прегрешения, вольные и невольные…

— Невольные… — донеслось из гроба. — Ну, кончай, к делу.

— Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего… новопреставленного Игоря и сотвори ему вечную память… вечную память… вечную память… Аминь.

Прокурор махнул рукой, и оркестр снова взревел. И в небо взлетели красные ракеты. И грянул залп — оставшиеся охранники стреляли в небо. Чалоев смотрел на все это пустым, отстраненным взглядом, словно был мыслями далеко.

— Итак, мы простились с нашим бесценным другом… — прокричал прокурор. И еще взлетели ракеты. И снова протрещали автоматы. — А сейчас милости прошу к столу… Помянем нашего дорогого Игоря.

— Пейте и закусывайте… — поддакнул младший Калиткин, который то ли икал, то ли давился от смеха.

Народ окружил столы с яствами. Татьяна стояла поодаль, кусая губы, бледная и потерянная. Что она должна делать? И вообще, что с Ченцовыми? От больших денег с ума сошли? Или все неспроста: Игорю нужно теперь, чтобы его вправду признали сумасшедшим? Зачем? А что, собственно, Углев о нем знает, об этом человечке в спортивных штанах, с мальчишеской улыбкой? Ничего не знает. И уже становится интересно, что же действительно это за люди.

Игорь вдруг обиженно крикнул из красного гроба:

— Эмма Кирилловна, вы почему же молчите? Читайте, какие там были кушанья. А я буду комментировать… как бы с того света…

— Я ждала сигнала! Господа! — Эмма приподняла и опустила книгу и с веселым надрывом принялась читать. И с первых же строк Углеву стало понятно, что это томик Петрония. — «Когда мы наконец возлегли, молодые александрийские рабы облили нам руки снежной водой…»

— Омыть! — воззвал Игорь, и его сын с тремя дружками прошли вдоль столов с кувшинами.

— Но это не вода, шампанское!.. — удивленно воскликнул кто-то.

— Тем лучше! — был ответ усопшего. — Дальше.

— «Посреди подноса стоял ослик коринфской бронзы с вьюками вперемет, в которых лежали с одной стороны белые, а с другой — черные оливки!»

— Есть такие! — отозвался младший Калиткин. — До хрена! Только у нас тут не ослик… а коза живая!

В самом деле, на одном из столом топталась и блеяла коза.

Дулова продолжала, взвизгивая от восторга:

— «На подставке лежали жареные сони c приправой из мака и меда…» Я полагаю, господа, бозы для этого подойдут… «Были тут также и горячие колбаски, сирийские сливы и гранатовые зерна…»

Игорь опять приподнялся и крикнул:

— Все, все как у древних! Только гранаты, граждане, ненастоящие… из шоколада… но все, как надо, с чекой, взрывателем… Да, мне-то налейте!

— Ты умрешь от этой водки… — процедила наконец Татьяна. — Вылезай… и заканчивай этот балаган!

Темноликая девица с желтыми губами, похожая на цыганку, мигом поднесла Игорю стакан.

— Эта, что ли? — вдруг взвизгнула Татьяна, указывая на красотку. Та хладнокровно удалилась.

Как бы не слыша жену, допив водку, Игорь продолжал все так же возлежать на боку, опершись, как Стенька Разин, на локоть.

— Я тебя спрашиваю!.. — закричала Татьяна и толкнула гроб, тот поехал по столу.

Игорь, укоризненно глянув на нее, протянул:

— Ты чё? Это же Лиля, дочь Федора… нашего прокуратора… Эмма, читай дальше!

— «Мы увидели другой поднос, а на нем птицы и свиное вымя…»

— Глухари, бля… — пояснил Игорь жующей толпе.

— «И посередине — зайца, украшенного крыльями, как бы в виде Пегаса…»

— Маргарет! — вдруг заверещал из гроба Игорь. — А почему ты молчишь?

Ток, ток!.. говори!.. Машка!

Гувернантка пожала плечами, что-то негромко пробормотала.

— Громче, чтобы все слышали! Господа, она здорово матерится по-русски! Господа, она истинная англичанка из Глазго! Ее зовут как Маргарет Тэтчер! Обожаю Тэтчер!.. Ритка!..

…

— А вы почему не пьете? — хохоча и приплясывая, спросил у Валентина Петровича священник (или ряженый). — Господь бог не возбраняет играть во смерть, испытывать себя. Сказано же в книге Бытия, Господь заповедал помнить о спасительном страхе смерти… а вот дьявол сказал: нет, не умрете… почему беспечные люди так и живут, будто будут жить вечно…

— Все привезено из Москвы, господа, заказано в ресторане «Прага»… — объяснял, обходя гостей, сын Игоря. Как всегда, он был в черной рубашке, на рукаве закрученная свастика — знак РНЕ.

Вон оно как! Хотя… что мальчик сделал дурного? Отец попросил помочь в развлечении — он помогает. Учится приемам боя — сейчас это полезно. Ты главного о нем не знаешь — что он думает о жизни, о любви, о женщинах, о смерти. Попробуй с ним поговорить.