Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Ночи установились морозные, звездные — когда Алексей Александрович нажатием кнопки разводит в стороны сегменты крыши, подобной сферической скорлупе обсерватории, через чистейший стеклянный потолок видно, как светят далекие звезды.

Несколько раз он поспал на топчане — уверовав в то, что чувствует, как токи космоса пронизывают его тело… И, просыпаясь, полагал, что начинает как-то иначе оценивать весь мир вокруг себя…

Но однажды, запершись в пристройке, он сладко забылся и пришел в себя от скрежета и стука. Ему показалось, что валится «Труба» или началось землетрясение! В окна светили фары каких-то машин.

Едва одевшись, Алексей Александрович выскочил наружу и с ужасом увидел, что возле лаборатории стоят работающий кран и два грузовика, а неизвестные молодые люди в ватных фуфайках, сущие подростки, потирая уши от мороза и матерясь, курочат и грузят жестяные пояса «Трубы» в кузова.

— Что вы делаете?! — закричал Алексей Александрович. — Это принадлежит Академии наук!

Его стукнули по голове чем-то тяжелым, и он потерял сознание.

Когда пришел в себя, от обшивки «Трубы» практически ничего не осталось. Она напоминала разодранную огромную корзину… Они бы увезли и саму литую «Трубу», но, очевидно, кран не смог ее уцепить и поднять. Зато вокруг похулиганили всласть: пара вырванных дверей валялась в стороне на сугробах, окна выбиты… За что такая напасть? Неужто любители цветного лома уже настолько ничего не боятся?

«А аппаратура?» — Алексей Александрович бросился внутрь базы. Спектрофотометр в дощатом ящике, кажется, цел, стоит в углу. Вот микроскопы, полочка с чистыми чашками Петри… Господи, всё как метлой смело, даже кресло на вертикальной оси, в котором он любил работать, исчезло… Компьютер?! Он в спальне, слава Богу… Иначе все тексты пропали бы…

Трясясь от пережитого, роняя сотовый телефон из замерзших рук, Алексей Александрович дозвонился, наконец, в город и опять потерял сознание. Такие деньги ухлопаны, такие надежды рухнули! Когда теперь все можно будет восстановить? На какие деньги?

Очнулся в машине, он лежал на сиденье, вот появилась и нависла над ним медсестра со шприцем. Не надо!

Усыпили, не спрашивая разрешения. Когда он снова очнулся, рядом стояла уже другая, более грузная женщина, в белом халате, от нее пахло куревом. Ученого привезли в больницу СМП.

— Милиция знает? — прохрипел пострадавший. — Позвоните…

— Милиция ничего не знает, — равнодушно-ласково отвечала врач. — Один Господь Бог всё знает. Вам надо успокоиться…

Ему стало все безразлично. Прибегала Бронислава, плакала, кричала тоненьким голоском на медсестер, почему его заставляют вставать, у него сотрясение… нужно судно… Зачем судно? Куда плыть?..

Потом явился следователь, похожий на сутулый столб, расспрашивал, показывал фотокарточки каких-то пацанов. Но разве он мог вспомнить, эти пацаны или не эти… Кто-то из врачебного персонала сказал, что грабители, кажется, приезжали из Кемеровской области, и дело, судя по всему, закроют.

«А я вот мэру пожалуюсь. Он хороший человек!»

И кто-то внятно произнес ему в ухо, что бывший мэр Прошкин уже месяц, как работает в Москве, в аппарате правительства. Как жаль! По слухам, у него были сложные отношения с губернатором…

А однажды пришел посетитель в белом новом глаженом халате, наброшенном поверх светлого костюма, он благоухал духами, говорил с акцентом. Оказался бывший русский, по фамилии Беляков, из семьи второй волны эмигрантов, живет во Франции. Предлагал ехать в Альпы и там воссоздать «Трубу очищения».

— Вы шутите? — простонал Алексей Александрович.

— Нет. В нашем посольстве читают газеты, в том числе из Сибири. Информация о том, что случилось с вашим изобретением, возмутила многих. У нас во Франции нашлись спонсоры, а также в Женеве.

— Хорошо, — ответил Левушкин-Александров. Ему было все равно, но если можно построить новую башню, то почему бы нет, хоть на Марсе, только подальше отсюда…

Он подпишет контракт. Надо, наконец, съездить за рубеж…

Когда Левушкин-Александров вышел на работу, там его уже ждало письмо от Белякова с официальным приглашением в Берн. Покопавшись в бумагах, он нашел две свои фотокарточки 3х4 и понес документы в ОВИР. Обещали оформить загранпаспорт за неделю.

Через неделю он позвонил и с удивлением услышал, что старые образцы загранпаспортов уже запрещены, а с двуглавым орлом Москва еще не прислала. Так что пусть господин Левушкин-Александров извинит, но паспорт будет готов не раньше Нового года.

— Так Новый год — вот!

— Мы о старом Новом годе…

А работа все не шла, мозг словно уснул.

Алексей Александрович решил взять отпуск за свой счет и куда-нибудь уехать. Может быть, в санаторий на пару недель?

Как ни странно, и жена, и мать поддержали его решение, и Алексей Александрович пошел в профком. Он помнил: раньше именно здесь выдавались путевки. Председателем и ныне сидела Мира Михайловна, изрядно погрузневшая женщина в янтарях, с сигаретой в зубах.

— Хочешь в «Загорье»? Попьешь минералку, там зимой все врачихи отдыхают, безопасно. — Мира Михайловна весело захрюкала. — А лучше — в Таиланд! Тридцать градусов жары, море…

Путевка самая дешевая — семьсот долларов… Где взять? Да и загранпаспорта нет. Ехать в «Загорье»?

Так ничего и не решив, Алексей Александрович пошел в лабораторию и, поймав жгучий, прыгающий взгляд Шурочки, замер. Она вскинулась, отключила компьютер, набросила шубу, и они пошли напрямую, по наметенным за день сугробам, через березняк в ее общежитие.

Девчонка еще в прихожей повисла на нем, целуя неловко и смешно все лицо.

— Ну перестань, перестань, — бормотал Алексей…

Они договорились обмануть всех: Алексей Александрович скажет, что уезжает в «Загорье», а сам махнет поездом в ту же, восточную сторону, но проскочит дальше, до полустанка Топь, а оттуда рукой подать через лес до села Ушкуйники, где живут мать Шуры и бабушка. Шура напишет матери записку, и Алексей Александрович поживет у них…

Если он захочет поохотиться на зайцев, а их там тьма, в сенях висят ружья, оставшиеся от отца. Там же, кстати, стоит сундучок, оставшийся от деда, — в нем германская гармошка, а повыше, на гвозде, — каска, которую дед, бывало, надевал и пел, дурачась, немецкие песни.

— Там веселые тени! — шептала нагая, худенькая Шура, прижимаясь к Алексею Александровичу. — А на Новый год я к тебе приеду!

Дом Поповых, еще крепкий, из кедровых буро-красных бревен в толщину сантиметров сорок пять, стоял на отшибе, у оврага, через который был перекинут деревянный мостик с перильцами, подвешенный на двух стальных канатах. Говорят, именно дед Шуры и смастерил его.