Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Абсолютно. У меня было много времени подумать. Поначалу вы вменили мне… или как это называется, впаяли двести восемьдесят третью… Ну, это можно было еще понять… Подозрение, что я мог, увлекшись, что-то лишнее сболтнуть китайцам, в ходе следствия растаяло бы… Но нет! Прочитав шутливое послание в Китай, вы решили, что это шифровка? Или воробей клюнул этого Сокола?

— Перестаньте! — стукнула плашмя авторучкой по столу женщина. И снова дала знак помощнице — наверное, чтобы та убрала ненужные словоизлияния арестованного. — Неужели вы не понимаете, что сами роете себе…

— Догадываюсь, потому что знаю, с кем имею дело. Но тут, Ольга Борисовна, одна закавыка…

— Я не Ольга Борисовна!

— Извините, Татьяна Николаевна. Во мне говорят остатки обиды. Смиренно объясняю: тут особый случай — я просто не держусь за жизнь. Объяснять ничего не буду. Я свою жизнь упустил. Так что сажайте на всю катушку. Добавьте что-нибудь уголовное… Ах, да, мы забыли про взятку! Да, да, принял тысячу долларов. Да!

Она молча смотрела на него. И он вдруг увидел в ее глазах сочувствие, как и во время самого первого допроса. Или это была игра? А где же Сокол? Его отстранили? Ах, если бы… Но если бы его отстранили, об этом уже знала бы вездесущая пресса…

Капитан Шедченко тихо вернула его к разговору:

— Кстати, мы проверили… Побывали в магазине, вас там помнят, вы целый чемодан реактивов набрали… А они за эти месяцы еще подорожали, так что это вам в плюс.

— Ах, какая радость! Но «шпион-бессребреник» не звучит. Придется вам еще что-нибудь придумать… — Он вдруг устал. «Наверно, я умру в приступе гнева, как мой отец…»

Но ведь Татьяна Николаевна, кажется, все же в чем-то понимает его? Что она сейчас говорит?

— Алексей Александрович, следствие закончено, но вы могли бы еще уточнить какие-то моменты. Ну пойдите вы нам навстречу! Мы честно скажем на суде, что подследственный помогал следствию, и, кто знает, может быть, статья будет изменена… Суд может всё.

— О-о! — Он удивленно посмотрел на капитана Шедченко. — Это как же? Вместо двадцати лет с конфискацией имущества — двенадцать? — Женщина молчала. Алексей Александрович прошептал: — Хорошо, хорошо. Готов содействовать… или как у вас правильней — сотрудничать?

Капитан Шедченко вздохнула и опустила глаза. Она не верила, конечно.

— Пожалуйста. Я вас слушаю, — терпеливо произнесла она. — Что вы хотите сказать?

— Я вам сейчас напишу на бумаге все формулы, которые им отдал. Чистосердечное признание. Минуту! — Он сжал уши ладонями. И тоном ведущего дурацкую передачу по телевидению: — Лист бумаги в студию!

— Вы серьезно? — Следователь достала чистый лист бумаги и подала ему.

— И ручку дайте. У меня же все отняли. Мне что, кровью писать? Тогда дайте и ножичек, пальчик поцарапать…

Она, сдержавшись, молча протянула ему авторучку. Алексей Александрович, вполне понимая про себя, что напрасно так зло шутит, тем не менее принялся строчить столбиком общеизвестные формулы законов Максвелла и Ома…

«Кто же поддержал обвинение? Неужто Марьясов? Испугался, что и на него падет тень?.. Или все же не он? Какие еще академические институты у нас есть? Институт химии… Но что химики понимают в электризации спутников?.. Институт металла? Они золотом и платиной заняты, им не до нас… Институт леса? Ну, это вообще был бы курьез. Новосибирский какой-нибудь институт? Но если тамошние академики выступили в мою защиту! Вряд ли… Хотя кто знает…

Однако если следственные материалы так устойчивы, зачем им мое содействие? Чтобы не выглядеть чрезмерно жестокими в глазах общественности? Или следствие ПОПЛЫЛО? Потому и не видно майора Сокола. Но таких идиотов, как Сокол (а он пока на месте, конечно), надо бить. Умница Артем со своим лозунгом! Не знаю, какая будет госбезопасность в новой России, но уж, верно, не такая, какую изображают наши местные полудурки».

И он дописал, сильно нажимая и едва не сломав авторучку дамы-капитана: 1х1=1, 2х1=2, 3х1=3 и так далее, вплоть до 9х9=81, 10х10=100… И протянул лист следователю, пробормотав:

— Это только начало. Я им передал и второй закон термодинамики, и ряды Фурье, много чего… Правда, все это есть в учебниках.

Но капитан Шедченко его уже не слушала. Она прекрасно поняла, да и с самого начала заподозрила, что он издевается над ней. Сжав губки, поднялась, нажала кнопку и вышла вон.

Алексей Александрович тоже поднялся и тоже пошел прочь, пугаясь только одного — что с позором рухнет здесь… Кружилась голова, в глазах было темно… Скорее вниз, в бетонную нору. Там он наконец сможет прилечь.

Весь август с первых полос областных и городских газет не сходили заголовки:

Всем уже было известно, что следствие завершено, но арестованного профессора продолжали держать в СИЗО. Его больше не вызывали ни на какие допросы. Кормили кашей с мясом, вполне неплохим, вкусным черным хлебом. Но снова никого к нему не пускали.

Свою новую камеру Алексей Александрович изучил из холодного интереса: площадь — два на три, потолок — два с половиной, лампочка в плафоне высоко — не достать, не убить себя током, койки привинчены к полу, окно крохотное, вертикальное и узкое, видно лишь кусочек синего неба вверху, ниже заслонено щитом-намордником. Пол бетонный. На стенах ничего не написано. Впрочем, приглядевшись, разобрал: под густым слоем новой серой краски брезжило: СУКИ.

Надо было теперь просто ждать чего-то…

Белендеев и Кунцев негромко беседовали в сквере перед Институтом биофизики, сидя на скамейке. Оба были в белых безрукавках, в белых полотняных брюках, в штиблетах, только у российского академика на руке одно обручальное кольцо, а у американского ученого и бизнесмена — кольцо и два перстня с синим и голубым камнем.

— Нет, пожалуйста, — шелестел губами вышедший из больницы бледный Кунцев, — не надо больше никаких писем от американских ученых. Не надо никакой волны.

— Почему? Ну почему, Иван Иосифович?

— Неужели не понимаете?

— Так новые времена, Иван Иосифович! Президенты России и Америки недавно в Италии…

— Перестаньте, Миша. Это политика, ситуасия не изменилась. Вот если бы вы наняли господина Падву или другого знаменитого адвоката из Москвы… Вы, наверное, не бедный мальчик.

— Как раз это делать я не имею права. Я могу оплатить приватно, хотите — через вас.

Кунцев страдальчески поморщился:

— Лучше через его жену.

— Она со мной не хочет разговаривать. Да и есть у них уже адвокат.