Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Вы бы заодно органы КГБ-ФСБ почистили… — щерился кудлатый Володя и закуривал свой вонючий, наидешевейший (брал на рынке) табак… И глядя на приятеля, Андрей не мог понять: знает Володя об истинном положении вещей или вправду наивен и благодушен, как любой человек, которому не хочется верить, что над ним нависла смертельная опасность.

Жили Орловы на Лесной горбатой улице, автобусом минут двадцать. Как-то ночью, уже после одиннадцати, когда транспорт практически не ходит, к Андрею прибежала Лия, бледная, как ее блузка с розовыми пуговками. Из коротких, сбивчивых слов женщины можно было понять: Володя умирает.

Она не плакала, но было бы лучше, если бы поплакала. Но перед кем плакать? Сабанов все же чужой для нее человек, и только потому она к нему пришла, что они с Володей дружат. У Володи матери нет, отец живет в Подмосковье, с мачехой, довольно угрюмой, если судить по фотографии, женщиной. У самой у Лии родители далеко — в заполярном Норильске…

— Врачи говорят, есть лекарство… — продолжала говорить Лия, заглядывая в бумажку, как будто сама не врач. — Вот, записала… двенадцать миллионов… Но где такие деньги взять? Мать пишет, на Севере по году не платят зарплату. Может, квартиру продать?

Андрей не знал, что и ответить. Он сам был беден, как любой современный музыкант, не работающий на громовой эстраде с прыгающими в дыму полуголыми старыми мальчиками.

— Я думаю, надо все-таки сообщить отцу Володи… ну, не может же не откликнуться. Володя говорил, в космической промышленности… лауреат какой-то премии…

Лия, кивнув, ушла. В памяти взвилась жалобная мелодия из «Адажио» Альбинони… И еще почему-то вспомнился, перебивая, хор-вопль женщин из чаплинского фильма «Огни большого города». Спохватившись, Андрей выскочил проводить Лию, но ее на ночной улочке уже не было — то ли укатила, от отчаяния схватив такси, то ли рыдает где-нибудь за углом…

Миновал месяц — Володю облучали, он стал хмур и безразличен. Лишь иногда, привычно развалясь на диване, разевал рот, как старый лев, — рычал на послушную тихую жену:

— А вот почему ты нам с улицы пива с воблой не принесешь? Вобла — во, бля!.. Так возникло слово «вобла».

— Не стыдно?.. — как бы ужасалась Лия (скорее всего, у нее не было денег). — «Вобла». Гостя бы постеснялся. Видишь, хмурится.

Извинившись и сославшись на желание похмелиться (хотя пить вовсе не хотелось), Андрей, не смотря на протесты Лии и самого Володи, шел за пивом. Володя с наслаждением высасывал бутылку темного «Купеческого» и закрывал глаза. Отец его, как Андрей узнал от Лии, на ее письмо (написанное, конечно, втайне от Володи) не откликнулся. Хотя это ни о чем еще не говорит — может, Орлов-старший в отъезде, за границей. А возможно, и собирается что-то прислать…

Но сегодня-то что делать?! Человек на глазах гаснет. На рынке продают золотой корень, маралий корень, мумие… толченый белоголовник… надо бы все перепробовать. Но таежные лекарства тоже денег стоят.

И вот Андрей Сабанов, нарочито взъерошив русые волосенки, в джинсовой куртке и мятых штанах, в красных китайских кроссовках (под цыган рядимся, под цыган!) со своей скрипкой подмышкой стоит перед девятиэтажным унылым бетонным зданием, весь фасад которого облеплен стеклянными и медными дощечками:

«Эсквайр», ООО «Симпатия», «Гранд», «Свежий ветер», ТОО «Контакт», АО «Глобус», Цыганский ансамбль «Ромэн-стрит». Да, нам сюда. «Буду хоть вприсядку плясать, но заработаю деньги для Володи. И насчет себя не придется беспокоиться — этих молодцов в любом ресторане бесплатно кормят».

Андрей поднимается на самый верхний этаж и еще из разболтанного лифта слышит визгливые голоса поющих дам и мяукающее тренькание электрогитар. Музыкант идет по вонючему коридору, где-то здесь приемная. Обшарпанные двери справа и слева открыты — на вешалках, как в магазине, висят разноцветные костюмы, шали, юбки, ходят полуобнаженные люди, пробуют голоса — гаркают, мекают, кудрявые, как истинные цыгане, но все же, кажется, других национальностей. Во всяком случае человек, сидящий под табличкой «ДИРЕКТОР» за столом с телефоном, носит фамилию Колотюк (его Андрей знает, оказались на одном концерте в администрации области по случаю избрания президента России).

Глаза у него с желтыми белками, навыкате, усы — предмет особой гордости — висят до шеи, говор, понятное дело, мягкий — на «х», но может и чисто по-русски говорить. Что Дмитрий Иванович немедленно и продемонстрировал:

— Сабанов? Наконец-то. Зря кобенился, сразу бы к нам. Ну, как это — цыгане — и без хорошей скрипки?! Тэно вущяв па като ттан!.. — Позже Андрей узнает, что это означает: не встать мне с этого места. — Прямо сегодня — играем. Плясать умеешь?

— Плясать? А зачем мне-то плясать?

— Надо и плясать. Эй, Аня! — Влетела золотозубая смуглая Аня с черной косой на груди, в руке — крохотная телефонная трубка. — Опять в Кишинев звонишь? Мне эти переговоры в копеечку влетают. Только ради твоей красоты прощаю. Идите в зеркальную, поучи двигаться на сцене…

Аня схватила Андрея за руку и завела в пустое помещение, по стенам которого, как в комнате смеха, висели слегка кривоватые зеркала. Отняла футляр со скрипкой, отставила в угол, бесцеремонно обняла гостя, как мужчина женщину в аргентинском танго, и дохнула в лицо конфетами:

— Проснись, красавец!.. — и Андрей завертелся, заходил, повторяя ее движения.

Главной сложностью оказалось — отбивать чечетку. Да еще — в пухлых кроссовках.

— А ты разуйся! — приказала Аня. — Надо уметь даже голыми пятками. Ты рома? Рома. Работай! Ты и в постели такой ленивый?

— Когда один — конечно, — вяло отозвался Андрей и вызвал этим ответом восторг у Ани.

— Какой остроумный! Ты не еврей? Я полукровка. Я сейчас подружкам перескажу, а ты пока работай ногами… — И она, хихикая, зашептала что-то в трубку, оглядываясь на Андрея, который с видом идиота стоял перед ней и время от времени дергал коленями…

Вечером вместе с новыми коллегами поехал на первое свое выступление в качестве солиста ансамбля «Ромэн-стрит». В автобусе — три гитары, ударник, контрабас, Аня с немыслимо подведенными глазами (вроде черных морских ежей), Колотюк — певец, и он, Андрей, со скрипкой.

Новый ресторан, где он еще и не был ни разу, расположен на самом берегу реки, обнесен жгуче-красной (опять-таки красной!) кирпичной стеной, плотно обсажен голубыми елями и называется «Яр». На въезде — в воротах — молодые люди в пятнистых афганках проверили документы у водителя и заглянули в автобус, под сиденья. В самом ресторане, в дверях, два паренька в строгих серых костюмах прошлись чем-то вроде маленьких утюжков — магнитными детекторами — по инструментам, по одежде приехавших, обхлопали карманы и щиколотки (знают, где можно спрятать пистолет или нож).