Кэтрин Хайд - Не отпускай меня никогда

– Н-нет, не понимаю. Даже не догадываюсь, что ты хочешь сказать.

– На всякий случай. Вдруг ее мама все-таки вызовет полицию.

Билли опустился на диван рядом с Рейлин, задев ногу девочки. Грейс даже не пошевелилась.

– То есть, если здесь появятся копы, то ты заявишь, что слыхом ни о чем не слыхивала?

– В такой формулировке как-то неприятно это звучит.

– В такой формулировке это звучит как уголовно наказуемое преступление. Раньше ты планировала сказать полиции, что присматриваешь за Грейс, и девочка просто не захотела возвращаться домой.

– Уголовно наказуемое?! И как у тебя язык поворачивается… – вскинулась Рейлин. – Ты прав. Не знаю, что на меня нашло. Тяжелый денек выдался.

– Много всего навалилось, – кивнул Билли.

Рейлин встала, подняла Грейс с дивана и осторожно взвалила девочку себе на плечо. Грейс безвольно повисла на ней, так и не проснувшись.

– Что ты сказала ее маме? – спросил Билли, разрываясь между страхом и любопытством.

– Ровно то, о чем мы договаривались.

– И что она ответила?

– У нее нашлась для меня пара ласковых слов. Сказала, что не верит, будто Грейс сама все это придумала. Надеюсь, теперь до нее наконец дойдет.

Рейлин с Грейс на руках повернулась к двери, и Билли кинулся отпирать замки.

– Думаешь, мы поступаем правильно?

– Не знаю, Билли. Остается только надеяться.

Рейлин осторожно выглянула наружу и осмотрелась, прежде чем выйти на лестничную площадку.

Билли проводил их взглядом. Потом снова запер дверь.

Всю ночь он просидел перед телевизором, пересматривая старые фильмы. Лишь бы не слушать, как бьются крылья. Где-то полпятого утра, на середине «Завтрака у Тиффани», сон все-таки его одолел. Крылья только этого и ждали.

В следующее воскресенье Грейс отправилась повидать Фелипе и передать ему новости от Рейлин. Уже подойдя к его порогу, она вдруг заметила, что дверь в квартиру мистера Лафферти открыта нараспашку.

Конечно, лучше бы пройти мимо – в прошлый, когда она попыталась туда заглянуть, поднялся страшный переполох, – однако новость, предназначенная Фелипе, была уже напрочь забыта. Выбора не осталось.

Грейс замерла и напряженно прислушалась, стараясь определить, есть ли кто внутри квартиры. Там громко чихнули, и она подпрыгнула от неожиданности.

Она осторожно прощелкала к открытой двери (Грейс опять надела свои чечеточные туфли, очень уж они ей нравились), готовая к любой неожиданности. Мужчина в джинсах и красном свитере сидел на небольшом табурете перед бюро и перебирал бумажки.

Грейс старалась вести себя очень тихо, но он все равно услышал ее и поднял голову.

– Привет.

– Здрасьте, – ответила Грейс. Получилось на удивление тихо. Наверно, ей было немного не по себе.

– Ты здесь живешь?

– Ага. Раньше жила на нижнем этаже с мамой, но сейчас пришлось переехать, потому что она… плохо себя чувствует. Так что я вроде как живу у Рейлин в квартире «B». А вы кто?

– Питер Лафферти. Я только сегодня утром прилетел. Нужно разобрать отцовские вещи… хотя что тут разбирать. И дела уладить.

– Какие дела?

Он посмотрел на Грейс, будто в нерешительности. Грейс не поняла, из-за чего вышла заминка, но про себя решила, что глаза у гостя хорошие. Зеленые.

– Надо разобраться, не оставил ли он указаний. Похороны или кремация. Такие вот дела.

– Ясно, – сказала Грейс.

– Ты была знакома с моим отцом?

– Ага. Он мне очень помог. Целых три раза всего за несколько дней.

Сын мистера Лафферти снова вскинул на нее глаза. На этот раз он выглядел куда более заинтересованным. Грейс всмотрелась в лицо гостя и пришла к выводу, что его что-то сильно зацепило.

– Так ты моего отца хорошо знала?

– Нет, не то чтобы хорошо. Просто он был очень добр ко мне.

– А ты не… – начал Питер Лафферти и замолчал.

– Что я не? – уточнила Грейс, быстро потеряв терпение.

– Ты не оставалась с ним одна надолго?

– Нет, а что?

– Просто интересно.

Он снова принялся перебирать папки в бюро.

– Все говорят, что он был злющий, но со мной он был довольно милый. Мне кажется, мистер Лафферти просто не любил людей, а вот дети ему нравились.

– Можно и так сказать, – фыркнул Питер, будто Грейс ляпнула что-то забавное.

Она не могла придумать, как еще поддержать разговор, а Питер молча возился с бумажками. Повисла тишина.

Грейс осмотрелась по сторонам. Она никогда не была у мистера Лафферти дома. Вокруг царил порядок, даже ковер на полу был совсем новый. А в остальных квартирах ковры лежали старые и изрядно потертые.

– Какой славный новенький коврик! – Едва выпалив комплимент, Грейс вспомнила, как тот вредный управдом, Каспер, рассуждал о половицах, которые придется поднять, и о новом ковре. Ох, кто же ее за язык-то тянул… – Извините, – сказала она. – Не обращайте внимание. Я только что вспомнила, почему здесь новый ковер.

Питер даже не поднял головы, так что Грейс не знала, расстроился он или нет. Она прислонилась к дверному косяку и снова уставилась на гостя, хотя тот продолжал заниматься своими делами.

Спустя пару минут Питер снова оглушительно чихнул.

– Будьте здоровы! – сказала Грейс.

Он удивленно посмотрел на нее, словно пожелание здоровья было чем-то из ряда вон выходящим.

– Спасибо. – Он вытащил из кармана большой белый платок и высморкался.

– Сочувствую. Простуда – противная штука, – сказала Грейс. Ей хотелось поговорить с ним, но подходящие темы как назло не шли на ум.

– Аллергия.

– А на что?

– На пыльцу, но сейчас зима. На плесень. На кошек, но отец не стал бы заводить кошку, так что, наверное, это из-за плесени.

– Как вы думаете, почему он так поступил? – спросила Грейс.

Вопрос прозвучал неожиданно и, кажется, одинаково удивил их обоих.

Несколько мгновений Питер смотрел ей прямо в глаза. Потом сказал:

– Может, зайдешь?

– Ага.

Грейс осторожно прошла в гостиную, опасаясь наступить куда-то не туда, будто на полу был очерчен невидимый круг, нарушать который нельзя. Она присела на краешек дивана.

– Извините за грубый вопрос. Миссис Хинман сказала, что у мистера Лафферти были дети, но никто из них с ним не общался.

Питер вздохнул. Взрослые всегда так вздыхают, когда не могут решить, что надо рассказать, а о чем умолчать.

– Странно обсуждать эту тему вслух.

– Извините.

– Ничего. Раз уж ты и так много про нас знаешь… У меня три брата и две сестры. Всего шестеро, и никто из нас с отцом не разговаривал. Ровно так, как тебе и сказали. Больше десяти лет, ни словечка. Я один ему изредка звонил, но несколько недель назад он перегнул палку, и я тоже перестал с ним общаться. Вот, собственно, и все.

Питер снова громко чихнул.