Кэтрин Хайд - Не отпускай меня никогда

Билли сел.

И с изумлением обнаружил, что ему очень не хватает тепла и урчания. Пока он спал, тепло угнездилось где-то глубоко-глубоко внутри. Видимо, кот лежал рядом довольно долго, и Билли успел привыкнуть к этому ощущению.

Медленно и осторожно, он снова откинулся на подушку. Кот не пошевелился.

Так прошел примерно час: Билли просто лежал, слушал и согревался.

И переживал за Грейс. Что, если она больше никогда не заглянет к нему в гости? Что, если больше не будет уроков чечетки? Что, если Грейс больше никогда не отругает его за обкусанные ногти и неспособность выслушать до конца? Что, если их хитроумный план с похищением закончился катастрофой?

Билли не находил ответов. Ничего четкого и понятно. Но от мурлыканья становилось немного легче.

Примерно в полчетвертого, как по расписанию, к нему заглянул Фелипе.

Один, без Грейс.

Билли смотрел на Фелипе, Фелипе смотрел на Билли. «Как будто перед зеркалом стоишь, – подумал Билли. – Зеркалом, которое отражает чувства».

– Она у мамы, – сказал Фелипе.

– Вы их видели?

– Ага. Хотел забрать Грейс из школы, но ее уже ждала мама. Нельзя было вмешиваться. Представляете, что бы там началось? Мать встречает дочку после уроков, а какой-то мексиканец норовит увести ребенка у нее из-под носа…

– Вы хоть словечком перекинулись? Как она?

– Грейс хотела подойти, мама ее не пустила. Так что она там не по своей воле. Вроде бы и хочет убежать, а от мамы никуда не денешься. Правда, Грейс все-таки успела крикнуть мне пару слов.

– И что же?

– «Передай Билли, я извиняюсь за кота». Вот я и пришел. Знаю, вы не любите, когда вас тревожат; хотел сказать, что могу забрать кота. Если он вам мешает.

– Ах, вот как… Очень мило с вашей стороны. Но, знаете, мы с котом начинаем привыкать друг к другу. Можно сказать, вполне неплохо поладили. Он уже прижился на новом месте.

– А, хорошо. Тогда ладно.

– Вы же понимаете, – сказал Билли, – что если ее мама вылечится окончательно, то мы вряд ли увидим Грейс снова?

При этих словах губы Билли предательски задрожали. Так и расплакаться недолго, прямо на глазах у Фелипе. Унизительная перспектива.

– Да, у меня мелькнула такая мысль, – ответил Фелипе. Плакать он не собирался, однако голос тоже был грустный.

– Зайдете в гости? – спросил Билли.

Весьма неожиданный жест с его стороны, и Билли долго пытался понять собственные мотивы. Судя по всему, ответ был прост и очевиден: он привык к тому, что в полчетвертого у него дома кто-то гостит.

Фелипе зашел в комнату и присел на диван.

– Кофе желаете? – спросил Билли.

– Да, спасибо. Хоть проснусь перед работой.

Не успел Билли дойти до кухни, чтобы поставить чайник, как из спальни вышел кот, решительно прошествовал к Фелипе и принялся обнюхивать его джинсы.

– Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал, – сказал Билли. – Кот мистер Лафферти собственной персоной.

Фелипе вскинулся, не поверив своим ушам.

– Шутите? Она назвала кота мистер Лафферти?!

– Я бы не стал шутить над такими вещами.

– С ума сойти. Никуда от него не денешься.

– По крайней мере, этому мистеру Лафферти вы пришлись по душе, – отметил Билли, когда кот запрыгнул Фелипе на колени.

– Да. Хорошо, что среди животных не бывает расистов.

Билли отправился на кухню.

Пока он отмерял молотый кофе в фильтр, Фелипе подошел поближе и прислонился к дверному косяку, наблюдая за приготовлениями. Кот мистер Лафферти курсировал между ними, терся об ноги – сначала у Фелипе, потом у Билли, – мурлыкал и выгибал спину.

– Смотрю, он и вправду у вас прижился. – Фелипе кивнул на фарфоровую чашку с водой и блюдце с кошачьим кормом, которые стояли на разложенной на полу салфетке. – Отличный фарфор, – добавил он.

– Еда – насущная необходимость. Мы же не варвары.

– Знаете, у меня раньше была соседка, – сказал Фелипе. – Давно, я тогда жил не здесь. Она держала огромного пса, кажется, добермана, и постоянно убеждала меня, что он расист. Чушь несусветная, конечно. Один раз она рассказала мне, как шла с собакой по улице, и навстречу им попался здоровенный чернокожий лосяра…

– Лосяра?

– Именно! Лосяра! Заявила, что ее пес сразу зарычал на этого парня. Короче говоря, этой женщине не хватило мозгов, чтобы понять одну простую вещь: собака не доверяла чернокожим, потому что чувствовала ненависть хозяйки.

– Н-да. Что тут скажешь?

– Я тогда решил подшутить над ней. «Настоящий лось? – спрашиваю. – Прямо посреди Лос-Анджелеса?» А она мне: «Нет, не лось, человек. Здоровенный». А я говорю: «Вы же сказали, что встретили лося. Лось – это животное». Она так и не поняла, к чему я веду. Наверное, подумала, что я в словах запутался. Зато наш разговор слышала другая соседка – и смеялась до слез.

– Нет, я, конечно, тоже не прочь от души посмеяться над людской глупостью, – сказал Билли, – но история у вас получилась грустная.

– Согласен, – откликнулся Фелипе; подхватил мистера Лафферти на руки и ласково почесал за ушком. – Иногда только и остается, что смеяться. Других вариантов нет.

Отведя взгляд от Фелипе и старательно разглядывая кофеварку, Билли произнес:

– Знаете, мне от него тоже досталось. Он приходил сюда. Незадолго до того, как я начал присматривать за Грейс.

– Лафферти?

– Лафферти.

– И что ему было нужно?

– Выяснял, гей я или не гей, – ответил Билли, по-прежнему следя за кофеваркой с самым пристальным вниманием. – Заявил, что «среди гомосексуалистов часто встречаются растлители малолетних», и поэтому вопрос вполне правомерный.

Он украдкой покосился на Фелипе, однако тот картинно закатывал глаза к потолку и потому не заметил его взгляда.

– У этого деда на уме было сплошное растление малолетних! Только о нем и твердил! Интересно, отчего так?

– Теперь мы об этом никогда не узнаем.

– И слава богу. Даже думать не хочу о том, что творилось у него в голове.

– Как будто понятие сексуальности можно применить к такому как я. – Билли, сам не зная почему, вернулся к предыдущей теме. – Посмотрите на меня. Какая тут сексуальность? Здесь никого нет. Я один в ободранной комнатенке, и мать, которая каждый месяц переводит мне деньги, но их едва хватает на пропитание.

– По крайней мере, она ухитряется наскрести хоть чуть-чуть.

Билли рассмеялся.

– Мои родители купаются в роскоши. Богаты до неприличия, дальше некуда.

– Гхм.

Повисла тишина, невыносимо долгая. Билли не пытался ее заполнить.

– Выходит…

– Хотите, угадаю ваш вопрос? Если я из богатой семьи, то почему живу в такой халупе?

– Не мое дело, но… Да, об этом я и подумал.

– Просто они считают, что, умирая от голода, я получу прекрасную мотивацию для новой жизни и новых достижений.