Кэтрин Хайд - Не отпускай меня никогда

– Я хочу к друзьям и к коту, а ты не отпускаешь!

– Эти люди пытались тебя забрать.

– Ничего не пытались, они просто за мной присматривали! Я сама все придумала! Не хотела сидеть здесь, пока ты под кайфом! Ненавижу, когда ты под кайфом!

Мама нависла над Грейс, и в какое-то страшное мгновение девочка подумала, что она сейчас замахнется и ударит. Такого не случалось почти никогда; с другой стороны, они еще ни разу не ссорились так сильно. Было видно, как мама сдерживает яростный порыв. К счастью, прошел он достаточно быстро. Спустя некоторое время она снова заговорила вполголоса:

– У меня от тебя голова болит. Пойду приму аспирин, а ты не вздумай никуда сбегать.

Она прошла через спальню в ванную.

Грейс посмотрела на дверь. Поднялась на ноги, стараясь не переносить вес на ушибленное бедро. Хотела было снова пододвинуть стул и открыть цепочку, но решила, что мама поймает ее быстрее, и толку все равно не будет.

Так что она проковыляла обратно на кухню и вновь начала танцевать. Бедро по-прежнему болело, но такие мелочи не могли остановить Грейс. Ее вообще ничего не могло остановить. Она только слегка морщилась на каждом шаге.

Мама вернулась через несколько минут.

– Приняла свой аспирин?

– Ага.

– Только аспирин и больше ничего? – поинтересовалась Грейс, не прерывая танца.

– Не испытывай мое терпение, детка.

– А у тебя еще остались какие-то наркотики? Если остались, то ты, скорее всего, не выдержишь. Рано или поздно…

– О, что-то новенькое, – сказала мама без особого пыла.

– Это не я, это Иоланда так говорит.

– Танцуй давай, нечего болтать.

Следующие двадцать минут Грейс прилежно репетировала танец и наблюдала за мамой. С таблетками дела обстояли очень просто: если мама приняла обычный аспирин, то она не уснет. Зачем спорить, если можно немного подождать, и все сразу станет ясно.

Когда мама задремала на диване, откинув голову и раскрыв рот, Грейс снова придвинула стул к двери, осторожно влезла наверх (чечеточные туфли плохо подходили для таких упражнений) и сняла цепочку.

Мама не проснулась.

Щелкая набойками, Грейс поднялась на верхний этаж и постучалась в квартиру миссис Хинман.

– Миссис Хинман, это Грейс! Хотела показать вам, как сидит платье, и сказать спасибо.

Она старалась говорить звонко и радостно, чтобы миссис Хинман сразу поняла, как понравилось ей платье.

– А мы-то думали, что ты теперь будешь сидеть дома с мамой, – сказала соседка через дверь, отпирая очередной замок.

– Ага, – ответила Грейс с горечью в голосе. – Я тоже так думала. Только оказалось, что все это ненадолго.

Раз. Два. Три. Пауза. Четыре.

Билли посмотрел на часы, висящие над плитой на кухне. Сегодня Рейлин пришла домой пораньше. Он спустил мисс Лафферти с колен, и та скрылась в спальне.

Билли выглянул на лестничную площадку – перед дверью никого не было. Что, разумеется, не соответствовало истине. Обычно двери сами в себя не стучали, за исключением, возможно, того примечательного случая с фанерой для танцплощадки. Просто Билли ожидал встретиться взглядом с Рейлин и смотрел не туда. На самом деле перед ним кто-то стоял. Кто-то совсем маленький.

Билли опустил взгляд и увидел зареванную мордашку Грейс. Мокрый нос, мокрые щеки, полное отчаяние. На ней было голубое платье – Билли его еще ни разу не видел. Он вообще ни разу не видел ее в платье. Это было совсем новое и прекрасно на ней сидело.

Билли наклонился, поднял Грейс, а она в ответ обхватила его руками и ногами и уткнулась лицом в плечо, продолжая плакать. Довольно бурно, но Билли не возражал. Теплая тяжесть у него на руках, лавина чужих эмоций – от всего этого коленки ослабли и слегка подкосились, так что он отнес Грейс в гостиную и усадил их обоих на диван.

Грейс по-прежнему не разжимала рук.

Билли не совсем понимал, из-за чего она плачет, но начал подозревать, что сам тоже скоро разрыдается.

– Извини, не смогла сообщить, где я, – пробормотала Грейс сквозь всхлипы.

– Ну почему же. Ты сообщила. Постучала мне в пол специальным стуком.

– Слишком много времени прошло. Ты, наверное, с ума сходил.

– После стука полегчало.

– Опять все ногти сгрыз?

– Да их и так почти не оставалось.

– Это значит «да»?

– В общем и целом.

– Если бы я могла, обязательно передала бы тебе весточку.

– Не сомневаюсь. А где твоя мама?

– Угадай с трех раз.

– Ясно…

Они посидели в обнимку еще пару минут. Через некоторое время Билли захотелось отстраниться: норма тесного человеческого общения была перевыполнена с лихвой. Но отстраняться он не стал. Просто сидел и не двигался.

Вдруг Грейс оглушительно завопила прямо ему в ухо.

– Ой, мой котик! Мой котик, котик, котик!

Грейс спрыгнула с колен Билли, оставив синяк на бедре и нанеся ощутимый урон барабанным перепонкам.

Мисс Лафферти заглянула в комнату и направилась к Грейс, а Грейс направилась к ней. Билли сразу заметил, что шла Грейс как-то странно. Будто ей было больно. Ступала осторожно, стараясь поберечь правую ногу. Прихрамывала.

– Грейс, что случилось?

– Ничего не случилось, я просто хочу поздороваться с котиком.

– Ты хромаешь.

– А, ты про это. Ничего страшного.

– Упала?

– Типа того. Привет, Кот мистер Лафферти. Как я по тебе соскучилась! Ты уже поблагодарил Билли за то, что он так хорошо за тобой присматривает?

– Как упала? Что случилось?

– Да ничего такого. Правда. Мы с мамой поругались, вот и все.

К своему удивлению, Билли обнаружил, что стоит на ногах, хотя только что сидел на диване.

– Ты упала из-за мамы?

– Ну вроде как… Понимаешь, так получилось…

Билли не дослушал: вылетел из квартиры и помчался вниз по лестнице. Спустился на подвальный этаж и изо всех сил заколотил в дверь к этой ужасной женщине.

Заколотил!

В животе что-то сжалось – так бывало всегда, если рядом кто-нибудь злился или закатывал скандал. Однако сейчас скандал закатывал сам Билли. Он не мог припомнить ни одного подобного случая за всю свою жизнь. Собственная ярость пугала его, как ярость постороннего человека.

– Миссис Фергюсон! – рявкнул он. Рявкнул так, что горлу стало больно от резкого крика. – Миссис Фергюсон! Откройте дверь, немедленно. Мне плевать на ваше бессознательное состояние! Я хочу поговорить с вами. Срочно! Вы меня слышите?

Он замер, дрожа от нахлынувших чувств. Долго стоял неподвижно. Коснулся пальцами косяка, чтобы найти хоть какую-то точку опоры.

Ответа не было.

Но Билли уже слишком далеко зашел – жуткое, совершенно незнакомое чувство, – и хотел высказать все до конца. Тогда он начал говорить прямо через дверь, надеясь, что его слова все-таки проникнут в сознание спящей: в конце концов, человек, лежащий в коме, слышит, если кто-нибудь читает ему вслух. Билли говорил громким решительным голосом, от которого ему самому становилось страшно.