Анатолий Дроздов - Реваншист. Окончательный вариант

Я обвел аудиторию взглядом. Ответом было молчание.

- После отбытия заключения Солженицын работал учителем в школе. Врага государства допустили учить детей! Как же так? Наверное, не все в СССР было так плохо. Затем Солженицына освободили от наказания, а впоследствии реабилитировали. Он пишет повесть 'Один день Ивана Денисовича' о лагерных временах. Ее принимают к публикации в ведущем журнале страны, а потом и вовсе выдвигают автора на получение Ленинской премии - самой почетной в СССР. Скажу больше: получи Солженицын эту премию, мы бы имели в его лице горячего защитника советской власти. Но вышло иначе. Солженицын обиделся. В результате - 'Архипелаг ГУЛАГ'.

Я сделал паузу. Закончим.

- В какой-то мере вы правы, фройлян. Мой фонд - ответ Солженицыну. Я считаю, что он, как солдат, должен был позаботиться о камрадах. О тех, с кем ходил в бой, делил последний сухарь и глоток водки. И кому не повезло сохранить руки или ноги после тяжелого ранения. Солженицын выбрал иной путь. Раз так случилось, то я его заменю. Почему, спросите вы? Мой отец воевал. Сначала - в партизанском отряде. После освобождения Белоруссии был призван в Красную Армию. Дошел до Кенигсберга, где был тяжело ранен. Нет, он не инвалид. Но есть тысячи других, которым повезло меньше. В СССР их ценят и уважают. Лечат, делают протезы за счет государства. Но они хуже немецких. В этом отношении мы отстаем от Германии. Разумеется, я мог бы обратиться с письмом к правительству, указав на этот факт. Думаю, меня бы поняли. Но государственная машина крутится медленно, а время уходит. И я буду счастлив, если смогу облегчить нашим ветеранам их последние годы. У меня все.

Некоторое время в зале стояла тишина. Затем раздались хлопки. Я скосил взгляд. Немолодой корреспондент, встав, бил в ладоши. Его поддержали - сначала робко, а потом все живее. Через мгновение аплодировала вся аудитория - стоя. Среди хлопающих я, к своему удивлению, разглядел и Кляйн. Нет, немцы - все же странная нация. Или я плохо ее знаю?

19.

Домой я поехал на машине. Где взял? Купил. У меня, что, денег нету? Для чего машина? А образцы будущей продукции мне на горбу переть? Сначала из Франкфурта в Шереметьево, затем - в Минск? Даже появись такое желание, рук у меня всего две. А надо шесть. Я не человек-паук. Так что я отправился в автохаус и приобрел новенький 'Фольксваген Пассат B1' темно-синего цвета в кузове универсал. Модель была рейстайлинговая, с прямоугольными фарами и пластиковыми бамперами. В 1980-й ей на смену придет B2, прозванная в Белоруссии за характерный корпус 'крокодилом', а сам 'пассат' на долгие годы станет излюбленной иномаркой белорусов, особенно, версия B3 с двигателем 'дызель'. Почему? Машина простая, как грабли, самому не сложно отремонтировать. К тому же солярки в сельской местности завались - вся колхозная техника на ней ездит. Сунул трактористу пузырь - и заливай полный бак. Качество? Сожрет, немчура! Дизтоплива в 90-х воровали столько, что колхозам его стали отпускать красного цвета. Типа, побоятся красть, а милиция отследит. Ага. Чтобы потомки партизан да побоялись красного? К тому же у милиции свои 'дызели'. Они, что, не люди? Проблему разрулили сами 'пассаты'. У них начали выходить из строя топливные насосы. Солярка в колхозах грязная - как ее там хранят? Трактор-то скушает и не подавится, а вот нежный 'немец'... Новый топливный насос стоил столько, что впору пить валидол. Так вот и рассосалось.

'Дызель' брать я не стал. В СССР его сложно отремонтировать, да и шумный. Это не BMW из моего времени, у которого мотор 'шепчет'. 'Пассат' - бюджетный автомобиль, в этом времени, конечно. Это потом 'Фольксваген' станет мудрить. Я выбрал самый мощный бензиновый движок объемом в 1,6 литра. Пуля! Сарказм, если кто не понял.

В магазине Байера я загрузил 'пассат' образцами, за которые честно заплатил. Дед попытался возразить, но я настоял. И без того развел его на пятьдесят тысяч марок. Я-то думал, что Байер возглавит фонд из любви к делу, а вышло вон как.

Затем я проехался по магазинам и взял курс на восток. 'Пассат' бодро тащил меня по шоссе. Я не гнал. Во-первых, машина нагружена, во-вторых, новая. Мотор следует обкатать. Полицейских я не боялся - документы в порядке. Купчая на авто, страховка, транзитные номера, даже права есть. Загодя получил, и даже без блата. В 90-х мои друзья гоняли из-за границы авто, показывая немцам комсомольский билет. Как выглядят советские права, 'дойчи' не представляли. В Польше - и того проще. Дал полицаям по пачке 'Мальборо' - и хоть танк гони. Вначале прокатывало. Позже немцы поумнели, а поляки стали корыстнее. Меньше 10 марок не брали...

К пограничному КПП Бреста я подкатил ближе к вечеру. Очереди не было - осень, туристский сезон кончился. Пограничник унес мой паспорт, подошел таможенник. Вид 'пассата', груженого до потолка, да еще со сложенными задними сиденьями вызвал у него нездоровый азарт.

- Что везем?

- Образцы продукции, - сказал я.

- Какой?

Я поднял заднюю дверь и снял крышку с картонной коробки. У таможенника поползла вниз челюсть.

- Это что? - ткнул он пальцем.

- Протезы.

- Для чего?

- Чтобы ходить.

- Кому?

- Инвалидам. Для них же эти коляски и костыли.

- Я посоветуюсь, - промямлил таможенник и убежал с документами. Обратно явился минут через пять. Перед ним топал пузан в форменном пиджаке и фуражке. Начальник, даже гадать не нужно. Пузан заглянул в ящик, потыкал пальцем в протезы и впал в задумчивость.

- Надо будет досмотреть, - выдал вердикт. - Тщательно.

Я мысленно выругался. Сейчас сломают образцы. Мне их людям показывать. И каким!

- Моя фамилия Девойно, - сказал я, - Сергей Александрович. Вам не сообщили?

- Что? - удивился таможенник.

- Насчет меня?

- Нет.

- Разгильдяи! - ругнулся я. - Бездельники! Ну, только приеду! Вот что, товарищ...

- Игорь Петрович, - подсказал пузан.

- Мне нужно позвонить. Вертушка у вас есть?

Он замотал головой. Разумеется, нет. 'Вертушку', он же правительственный телефон, ставят большим начальникам. Пузан в эту категорию не входил.

- Можно по городскому, - согласился я. - Но придется набрать код Минска. Лучше вы сами. Служба есть служба, лучше убедиться лично. Наберете номер, ответит адъютант. Представьтесь, попросите соединить с генералом. Его зовут Петр Фомич. Обращаться лучше по имени-отчеству, у нас не любят званий. Спросите, знает ли он Девойно. Вот! - я достал из кармана записку Дюжева и протянул ее таможеннику.

Пузан глянул на цифры, и лицо его вытянулось. Дюжев, по доброте душевной, вписал мне и номер 'вертушки'. Хороший такой, трехзначный. В местных реалиях - Олимп. Пузан завис. Я его понимал. Одна программа в мозгу требовала досмотреть багаж странного путешественника. Другая подсказывала: 'Уймись! Тебе это надо? Парень явно из КГБ. Разговаривает подчеркнуто вежливо, но взгляд стальной. И шрам на лбу... Возвращается с задания, это к гадалке не ходил. Удостоверения не показал, так он же из-за границы едет. Туда их не берут. Наверняка агент. Добыл что-то секретное и везет в протезах. Если вытащить и рассмотреть... До конца жизни оленей в тундре пасти будешь. Позвонить генералу? Чтобы мной заинтересовались?'