Тимоте де Фомбель - Принц без королевства

— Если он когда-нибудь вернется, ваш Пиппо, то наверняка уже другим человеком. Непохожим на прежнего.

— Я тоже стала другой, — сказала Пина. — К счастью.

Пиппо Троизи навострил уши.

— А вас это не пугает?

— Конечно, пугает. К счастью. — И тут же спросила: — А у вас разве не было страха при первых встречах с ней?

В своих беседах они иногда упоминали женщину, которую Базилио все не мог забыть. Мадемуазель.

— Знаете, я ведь всего лишь несколько раз пожал ей руку.

— Сколько дней прошло с тех пор? — спросила она.

— Я не считал. А вы?

Он знал страсть Пины к цифрам. Она говорила: «Если я не посчитаю сегодняшний день, зачем мне следующий?»

— А вы? — повторил Базилио.

— С тех пор как он ушел, прошло двадцать два месяца, две недели и три дня.

Пиппо, как всегда, ушел в смятении. Он бросился к морю, доплыл до лодки и, забираясь в нее, чуть не перевернулся. Он насквозь промок, но все же начал грести. Небо было усыпано звездами. Он думал о жене.

А в это время Базилио сказал Пине Троизи:

— Вы знаете, в том письме… Письме от нее…

— Да. Напомните мне фразу, которая вам так понравилась.

— «С тех пор как я далеко от дома, во мне что-то изменилось».

— Да, далеко от вас. Я помню.

— В письме был еще один конверт для мальчика, Ванго.

— Ванго — это малыш из Поллары, — сказала она.

— Его уже давно здесь нет. В общем, не знаю, хорошо ли я поступил, но что сделано, то сделано: я распечатал конверт.

— Сегодня?

— Нет, несколько недель назад.

— Этого вы мне не говорили.

Базилио смущенно улыбнулся.

— Письмо написано по-русски.

— Тогда можно считать, что вы его не открывали, — сказала она, желая успокоить доктора.

— Сегодня старик с Липари мне его перевел. Тот самый венецианец. Он говорит по-русски.

Помолчав, Пина спросила:

— И что же там написано?

Он ответил не сразу.

— Она рассказывает Ванго обо всем. На пяти страницах. Я переписал письмо полностью. Вы не представляете…

Базилио поколебался, но все-таки продолжил:

— Вы помните, как они появились на пляже, в кабачке Тонино, в ту ночь, когда был шторм?

— Конечно, помню. Там еще был Пиппо.

— Она пишет, откуда они приехали, она и малыш. Пишет о родителях Ванго. Вы не представляете, Пина. Вы не представляете, что в этом письме. Оно раскрывает такие тайны…

— Тогда не рассказывайте мне ничего.

Пиппо Троизи разглядел шестерых на узкой полоске пляжа Поллары. Почти все лежали на гальке. Подойдя ближе, он узнал Ванго — тот стоял по колено в воде. Пиппо посадил в лодку монахов — как избитых, так и невредимых — и крепко пожал руку Ванго. Ветра не было, и парус висел на мачте.

— Ты исчезаешь, но всегда возвращаешься, — сказал Пиппо.

Они отплыли от берега. Лодка прошла мимо скал Фаральони.

— Тяжелая жизнь настала, — прибавил Пиппо, продолжая грести.

— Марко заменил Зефиро? — спросил Ванго.

— Не совсем.

— А кто его заменил?

Никто не ответил. Было холодно. Лодка приближалась к островам в полной тишине. Наконец с кормы раздался голос:

— Страх. Его заменил страх.

Это сказал брат Пьер, который наконец пришел в себя. Лодка шла к Аркуде. Весла с громким плеском разрезали воду. Парус так и не подняли.

— Мне нужно поговорить с Марко, — сказал Ванго. — У меня есть новости о Зефиро.

Спасаясь от дождя, в лавку вошел странный субъект. Андрей сразу узнал посетителя и уже не спускал с него глаз.

На носу у Булара были очки в массивной оправе, глаза за ними казались посаженными неестественно близко. На нем была желтая непромокаемая шляпа и дождевик того же цвета, а на ногах — черные ботинки, в которые он заправил чересчур длинные штаны. Булар изменил внешность, явно желая остаться неузнанным, и для пущей убедительности что-то беззаботно насвистывал себе под нос.

Заложив руки за спину, комиссар стал разглядывать образцы красок.

Андрей работал в этой лавке с того дня, как ушел из Эверленда. Чтобы больше не повстречаться с Владом-стервятником, он остановился в первом же городе, до которого успел дойти. В эту лавку напротив вокзала, торгующую красками, его наняли кладовщиком и посыльным. Хозяин немало на этом выгадал — платил Андрею вдвое меньше обычного, хотя тот ни на минуту не покидал лавку и даже спал в подсобке.

Хозяин вышел из-за кассы и направился к Булару. Андрей стоял поодаль.

— Вы что-то хотели?

— Да.

— Вы француз?

Булар нахмурился. Как тот догадался?

— Видите ли… Мои предки жили во Франции, — объяснил комиссар, старательно выговаривая английские слова, чтобы ни у кого не осталось сомнений в его принадлежности к оксфордскому клубу «Буллингдон» [15] Клуб студентов Оксфордского университета, куда принимают юношей только из аристократических и богатых семей. . — У вас тонкий слух, господин… Каларз.

Он как раз прочитал фамилию на вывеске над кассой: Грегор Каларз.

— Грегор, — поправил хозяин. — Френсис Грегор. «Каларз» [16] «Каларз» (англ. colors) — краски. Магазин называется «Краски от Грегора». — это магазин.

— Ну да, разумеется. Вот что: я собираюсь навестить одну очаровательную юную приятельницу на другом берегу Лох-Несса. Решил сделать ей сюрприз.

Он хотел подмигнуть, но его массивные очки свалились с носа, и, подхватывая их, он угодил себе пальцем в глаз.

— Я уверен, что она будет в восторге! — заметил Грегор, разглядывая стоявшего перед ним старого хрыча, его ветхий картонный чемодан и края брючин, торчавшие из ботинок.

— Я с утра пытаюсь поймать машину, — сказал Булар, — но уже потерял всякую надежду.

— Здесь нет такси.

— Я так и подумал. Не будете ли вы так любезны меня подвезти?

— Здесь нет такси, — повторил господин Грегор, который был единственным торговцем на вокзальной площади и каждый день жалел, что держит магазин красок, а не автостанцию.

Булар посмотрел на улицу. С неба низвергались потоки воды.

— Кажется, я вижу у тротуара фургон с вашей фамилией, господин Каларз.

— Грегор.

— Да-да, Грегор.

— В этом фургоне привозят товары.

Комиссар кивнул.

— Понятно. Товары. Очень жаль. Мне остается только пожелать вам удачного дня.

И Булар направился к двери.

— Но я могу продать вам зонтик, — нахально заявил Грегор.

— Зонтик? — повторил Булар, обернувшись. — Куплю с удовольствием!

Френсис Грегор достал зонтик. Цену он заломил непомерную.

— Ну и ну! — сказал Булар, роясь в карманах. — Из чего сделан этот зонт? Из красного дерева? А может, из черного?

Он вынул купюру, положил ее на стойку и пошел к застекленной двери, снаружи затянутой густой пеленой дождя. Зонтик остался на стойке.