Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

По случаю этого бала многие особы королевских кровей покинули свои серебряные рамки в спальне леди Монтдор и вступили в ее дом, более потертые и менее блестящие, чем можно было ожидать; они заполонили огромные гостиные Монтдор-хауса, и слова «сир» и «мадам» слышались на каждом шагу. Некоторые старые монархи имели довольно жалкий, и я бы даже сказала голодный вид в своих грустных мятых одеждах, хотя среди них оказалось несколько весьма бодрых господ с синими подбородками. Я особенно хорошо запомнила одного из них, потому что мне сказали, будто он заявлен полицией в розыск во Франции и не выезжает никуда, даже в свою родную страну, где его двоюродный брат со дня на день ожидает возвращения короны, которую сдуло с его головы восточным ветром. Этот князь густо и неприятно благоухал камелией и сиял обильно смоченными бриллиантином волосами. «Я пригласила его только ради моей дорогой старой княгини Ирины, — объясняла леди Монтдор, когда люди поднимали брови, увидев его в этом респектабельном доме. — Я никогда не забуду, как этот ангел принимала нас с Монтдором, когда мы были на Балканах. Я знаю, люди говорят, что он большой оригинал, но если слушать всех подряд, то просто некого будет пригласить в дом. Половину этих слухов распространяют анархисты, я уверена». Леди Монтдор обожала монархию. Это было искреннее и совершенно бескорыстное чувство, потому что она любила как изгнанников, так и тех, кто был у власти, и ее реверанс являлся кульминацией этой любви. Ее окаменелый костяк не позволял кланяться легко и непринужденно, словно колос пшеницы под ветром. Она опускалась тяжело, как верблюд, а потом медленно с усилием выпрямлялась; казалось, эта странная пантомима должна причинять невыносимые муки ее исполнительнице, но выражение ее лица опровергало это предположение. Ее коленные суставы трещали, как револьверные выстрелы, но лицо оставалось безмятежным и счастливым.

Я оказалась единственной незамужней женщиной, приглашенной на обед перед балом. Обед из сорока человек должны были почтить своим присутствием действительно важные «сир» и «мадам», известные своей пунктуальностью, так что все гости явились почти одновременно, образовав длинную колонну автомобилей перед домом на Парк-Лейн. Мой автомобиль здесь оказался единственным наемным транспортом. Наверху ожидание затягивалось, коктейли еще не подавали, и даже наиболее закаленные гости, даже миссис Чаддерсли Корбетт, начали нервно перешептываться, словно они подвергались невыносимому испытанию; они сбились в несколько кучек и роптали все громче. Наконец, дворецкий подошел к лорду Монтдору и что-то пробормотал ему, после чего он и леди Монтдор спустились в холл, чтобы встретить гостей, в то время как мы под руководством Малыша выстроились в полукруг. Очень медленно и торжественно леди Монтдор провела важных персон вдоль всей цепочки, представляя нас по очереди тем тихим, низким и взволнованным голосом, которым обе мои тети отвечают на вопросы священника в церкви. Затем, рука об руку они вчетвером медленно двинулись через распахнутые двойные двери в столовую, оставив нас самих разбираться, с кем и в каком порядке следовать за ними. Все прошло, как по маслу.

Вскоре после обеда, который являл собой апофеоз «Хэмптонского угощения», начали прибывать гости на бал. Леди Монтдор в золотом платье, в своей знаменитой диадеме с розовыми бриллиантами, лорд Монтдор, такой приветливый и благородный в шелковых чулках на длинных тонких ногах с лентой ордена Подвязки под левым коленом и медальоном на белой рубашке, а так же болтающейся на груди дюжиной менее значительных наград, и Полли в белом платье в сиянии своей красоты не меньше часа стояли, пожимая руки гостям на верхней площадке лестницы и давая возможность насладиться этим зрелищем всему людскому потоку, текущему в бальный зал. Леди Монтдор, верная своему слову, пригласила очень мало девушек и еще меньше их матерей. Поэтому гости, в основном, были не слишком молоды и не слишком стары, но очень элегантны и щедро усыпаны бриллиантами. Молодых мужчин так же было очень мало, за исключением молодых мужей, прочно прикованных к своим женам, но мне вполне было достаточно просто глядеть на них, потому что я ни с кем не была знакома. Я была очень рада, когда Алконли с Луизой, Линдой и их мужьями, и так же тетя Эмили с Дэви после совместного ужина приехали на бал пораньше. Я присоединилась к их веселой компании, и мы заняли позиции в картинной галерее, откуда могли вести наблюдение со всеми удобствами. С одной стороны нам открывался вид на бальный зал, а с другой — на буфет, где был сервирован ужин; гости постоянно курсировали мимо нас, позволяя наилучшим образом разглядеть их туалеты и драгоценности. Позади нас висел «Святой Себастьян» Корреджо со своим безмятежным выражением лица.

— Ужасные раны, — сказал дядя Мэтью, — ни один нормальный парень не ухмылялся бы так, он был бы давно уже мертв со всеми эти стрелами в груди.

На противоположной стене висела гордость Монтдоров — Боттичелли, за которого дядя Мэтью не согласился дать и семи шиллингов шести пенсов; а когда Дэви указал ему на рисунок Леонардо, тот ответил, что его пальцы просто чешутся поправить ее ластиком.

— Я только раз видел стоящую картину, — заявил он. — Это были лошади в снегу. Там не было ничего больше, только сломанный забор и три лошади. Если бы я был богат, я бы купил ее, чтобы вы всегда могли видеть, как холодно было этой бедной скотине. Если вы считаете ценным весь этот мусор, то та картина должна была стоить целое состояние.

Дядя Мэтью, который никогда не выезжал на вечера, не говоря уже о балах, и слышать не захотел об отказе от приглашения в Монтдор-хаус, хотя тетя Сэди, зная, как мучительны для него эти ночные бдения и как трудно ему будет бороться с сонливостью, сказала было: «Действительно, дорогой, две наших дочери уже замужем, а остальные две еще не выезжают, нам нет необходимости ехать, если ты не хочешь… Соня нас поймет, я полагаю». Но дядя Мэтью мрачно ответил: «Раз Монтдор приглашает нас на бал, значит, он хочет нас видеть. Я думаю, мы должны ехать».

Итак, дядя Мэтью с тяжкими стонами втиснулся в бриджи своей юности, которые стали ему так узки, что он опасался сидеть и, как аист, стоял за стулом тети Сэди. Тетя Сэди взяла свои бриллианты из банка, честно распределив их на троих вместе с Линдой и тетей Эмили, и вот они весело болтали друг с другом и соседями по графству, время от времени подходившими к ним, и даже дядя Мэтью казался вполне довольным, пока на него не обрушился страшный удар судьбы. Его призвали, чтобы проводить на ужин жену германского посланника. Произошло это так. Стоя недалеко от нас, лорд Монтдор вдруг в ужасе воскликнул: