Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

Нас с моей двоюродной сестрой Линдой Радлетт с самого раннего детства приглашали к Хэмптонам, потому что лорд и леди Монтдор, как это часто случается с родителями, весьма беспокоились по поводу возможного одиночества их дочери. Я знаю, что моя приемная мать, тетя Эмили, испытывала такие же чувства по отношению ко мне и потому делала все возможное, чтобы не оставлять меня в покое в дни праздников и каникул. Хэмптон-парк находился недалеко от дома Линды, Алконли, и они с Полли, будучи более или менее ровесницами, казалось, обречены были стать лучшими подругами. Однако, по некоторым причинам сближения не произошло, и леди Монтдор, которая в общем симпатизировала Линде, признала ее общество «непригодным». Я и сейчас могу представить Линду в большой столовой Хэмптон-парка (той самой столовой, которая в свое время так напугала меня, что ее запах, состоящий из сложного букета ароматов изысканного вина, дорогих сигар и утонченных женщин, до сих пор действует на меня, как запах крови на животное), я слышу ее громкий, по-Рэдлеттовски певучий голос: «А у тебя есть глисты, Полли? Ты не представляешь, сколько мы из-за них перенервничали. Наконец благословенные небеса послали нам доктора Симпсона. Он пришел и вывел их. Так что теперь доктор Симпсон — любовь всей моей жизни, очень его вам рекомендую». Это было слишком для леди Монтдор, и Линду никогда более не приглашали в Хэмптон-парк. Но меня как минимум раз в неделю и почти на каждые праздники отправляли туда как на работу, не спрашивая, хочу я этого или нет.

Мой отец состоял с лордом Монтдором в родстве по материнской линии. Я была благовоспитанным ребенком и, думаю, вполне устраивала леди Монтдор, во всяком случае, она сочла меня «подходящей» (слово, занимавшее видное место в ее словаре), потому что в один прекрасный день она пожелала обсудить вопрос о моем более длительном пребывании там, чтобы делать уроки вместе с Полли. Когда мне исполнилось тринадцать лет, они уехали в Индию, после чего Хэмптон-парк и его владельцы постепенно стали тускнеть в моих воспоминаниях и почти совсем исчезли.

К тому времени, когда Монтдоры с Полли вернулись из Индии, я уже считалась взрослой и провела в Лондоне свой первый сезон. Мать Линды, моя тетя Сэди (леди Алконли) представила нас с Линдой обществу и вывозила на все балы дебютанток, где мы общались с такими же застенчивыми и смущенными молодыми людьми, какими были мы сами. Это было больше похоже на представление, совсем не похоже на реальную жизнь и совершенно не похоже на то, к чему нас готовили с детства. К концу лета Линда была обручена, а я вернулась в родной дом в графстве Кент к тете Эмили и дяде Дэви, которые освободили моих собственных разведенных родителей от скучного бремени воспитания ребенка. Я считала жизнь дома довольно унылой и однообразной, как и многие молодые девицы, которых внезапно перестали обременять уроками, и не знающие, чем теперь занять ум, пока в один прекрасный скучный день на меня не свалилось приглашение погостить в Хэмптоне в октябре.

Тетя Эмили нашла меня в саду, сидящей с письмом леди Монтдор в руках. Леди Монтдор сообщала, что общество будет довольно взрослым (в основном женатые молодые люди), но она очень хочет, чтобы я составила компанию Полли. Конечно, для нас, девушек, будут приглашены двое молодых мужчин. Как жаль, что именно в этот день дядя Дэви напился. Я размышляла, можно ли показать ему письмо прямо сейчас, оно, безусловно, заинтересовало бы его. Но я была вынуждена подождать, дядя Дэви был почти без сознания, и его хриплое дыхание было слышно по всему дому. Хочу сказать, что я не обвиняю моего дядю в невоздержанности — употребление алкоголя было чисто терапевтическим средством. Дело в том, что он следовал новой теории оздоровления, модной, как он заверил нас, в то время на континенте.

«Цель состоит в том, чтобы разогреть железы серией толчков. Нет ничего хуже для тела, чем вести спокойную размеренную жизнь, придерживаясь установленного режима, такая жизнь очень быстро загонит вас в гроб. Напрягая ваши железы, вы заставляете их реагировать, молодеть, держите их в напряжении, чтобы они никогда не знали, чего ожидать от вас дальше, и тем самым поддерживаете их тонус и здоровье, чтобы они могли справиться со всеми сюрпризами». Соответственно, он ел то как Ганди, то как Генрих VIII, проходил пешком по десять миль или весь день лежал в постели, дрожал в холодной ванне или потел в горячей. Ни в чем не знать меры! «Так же очень важно время от времени напиваться». У дяди Дэви было, однако, слишком много регулярных привычек, поэтому, чтобы компенсировать наносимый ими вред, он напивался в каждое полнолуние. Находясь под влиянием Рудольфа Штайнера, [3] Рудольф Штайнер — австрийский философ, эзотерик, социальный реформатор. он был очень чувствителен к росту и убыванию луны, и я смутно догадывалась, что уровень огненной воды в его желудке зависит от лунной фазы.

Дядя Дэви был моим контактом с настоящим миром в противовес миру светских условностей. Обе моих тетки отказались от него еще в раннем возрасте, так что его существование было для них чистой формальностью, а моя мать, их сестра, давно исчезла из поля зрения. Дэви, однако, сохранил к нему своеобразную симпатию и периодически совершал туда короткие туристические экскурсии, из которых возвращался с целым ворохом сплетен. Я не могла дождаться, когда смогу обсудить с ним этот новый поворот в моей жизни.

— Вы уверены, что он слишком пьян, тетя Эмили?

— Абсолютно уверена, дорогая. Мы должны оставить его в покое до завтра.

Между тем, следуя правилу отвечать на письма в день их получения, она сразу написала и отправила ответ. На следующий день, когда зеленый дядя Дэви предстал перед нами с ужасной головной болью («О, это великолепно, какой взрыв метаболизма. Я только что говорил с доктором, он очень доволен реакцией»), он выразил сомнение в правильности ее действий.

— Моя дорогая Эмили, ребенок там умрет от ужаса, вот и все.

Он рассматривал письмо леди Монтдор. Я знала, что его слова являются сущей правдой, я чувствовала это всем сердцем, когда тетя Эмили читала мне свой ответ на приглашение, но я была полна решимости поехать, эта идея в моих глазах была опасной и притягательной, как дыхание бездны.

— Я уже не ребенок, Дэви, — сказала я.

— Взрослые люди тоже умирали от ужаса в Хэмптоне, — ответил он.

— Два молодых человека для Фанни и Полли, подумать только! Вам подсунут двух престарелых ловеласов, если я еще не забыл хэмтонские порядки. Не смотри на меня так, Эмили. Если ты намерена вытолкнуть этого ребенка в высший свет без спасательного жилета, мы должны вооружить ее знанием жизненных фактов. Я все-таки не понимаю твоих намерений. Сначала ты заботишься, чтобы она общалась только с самыми безобидными людьми и держала нос строго на Пойнт-стрит [4] Пойнт-стрит — фешенебельная улица в центральной части Лондона. — правильная точка зрения, не могу с ней не согласиться. Но вдруг ты бросаешь ее в хэмптонскую трясину и ждешь, что она будет в состоянии выплыть самостоятельно.