Гюнтер Грасс - Встреча в Тельгте. Головорожденные, или Немцы вымирают. Крик жерлянки. Рассказы. Поэзия. Публицистика

тогда внезапный страх разлит вокруг.

Когда лидирующую группу　
обогнала лимонница,　
многие гонщики решили,　
что продолжать борьбу　
бесполезно.

Сколько внимания,
заботы, нежности
к царапине на капоте
и потускневшему бамперу.

— Берегитесь! — говорю. — Берегитесь!
Перемена погоды опасна
для остатков здравого смысла.
Недаром нас беспокоит
какое-то смутное чувство.
Привычные понятия вывернулись наизнанку.
Пробил час перелома.
Появились пророки.
Говорят, в небе были знаки —
не то руны, не то кириллица!
Фломастер (возможно, их много)
возвещает со стен лозунги новой веры.

Кто-то (возможно, их много)
осуществляет свой план, казавшийся прежде бредовым.
Одни его слишком боятся, а страх — благодатная почва.
Другие, хоть поумнее,
тоже ведут себя тихо.
Эдакая эпидемия податливости.
Люди сбиваются в группки,
ища друг у друга поддержки.

Да, происходит сдвиг
под воздействием некой силы,
для которой пока нет названья,
ибо прежние не годятся.
И все уверяют, будто предчувствовали
этот «подъем»: несомненно, это подъем!

И только ребенок (возможно, их много)
хнычет: не хочу, не надо.
Но его увещевают: ничего не поделаешь.
Будь благоразумен.

Прогресс? Это старая песня.
Давайте двинемся вспять,
прямо сейчас. И пусть каждый
возьмет что-нибудь в дорогу.

Итак, мы регрессируем,
поглядываем по сторонам.
Кое-кто уже приотстал.
Валленштайн собирает войска.
Восторженных поклонников средневековой моды
(о, брабантские сукна!) прихватила чума.
Одна из групп откололась с готами
при великом переселении народов.
Тот, кто будет запоздалым марксистом, —
стал ранним христианином или греком
до и после дорийской чистки.

И вот — никаких исторических дат!
Никаких династий.
Голый каменный век.
Правда, у меня с собой пишущая машинка,
я в нее заправляю лопух.
Технология изготовления рубил, мифы огнепоклонников,
способы решения конфликтов в орде (первой коммуне),
неписаные законы матриархата —
все это надо срочно записать,
хотя время еще не считают.

Я печатаю: каменный век прекрасен!
Как уютно сидеть у костра.
Женщина, добыв на небе огонь,
правит вполне терпимо.
Расхожая утопия — вот, пожалуй, единственное,
чего нам не хватает.

Сегодня (правда, такого понятия еще нет)
один мужчина сделал топор из бронзы.
Теперь (такого понятия тоже нет)
орда обсуждает вопрос,
является ли бронза «прогрессом».

Некий фотолюбитель,
также прибывший из настоящего,
документально запечатлел
широкоугольным объективом
начало истории — черно-белым и
в цвете.

Мужчины, привыкшие непременно
все и всегда продумывать до конца;
мужчины, которым не важны отдельные,
пусть вполне достижимые цели,
ибо поверх братских могил они видят на горизонте
конечную цель — очищенье страны от сора;
мужчины, считающие, что в итоге
датированные поражения сложатся в окончательную победу,
опаленную черным дымом планеты;
мужчины, которые на очередном совещании,
убедившись, что технические моменты ясны,
по-мужски деловито
примут окончательное решение;
мужчины, одержимые
своей великой идеей,
которых не остановит ничто,
тем более теплые шлепанцы;
мужчины, у коих за словом
послушно следует дело… —
неужели же наконец
им и впрямь наступит конец?

Или застывший восторг,
собираемый для созерцанья.

Хрусталь и стекло попроще
любят, чтоб свет падал сбоку.

Пара штук ежедневно вдребезги.
Сколько ж должно быть счастья.

Привозные уцелевшие вздохи.
Безымянные пережитки.

Воздух плюс прибавочная стоимость.
Стеклодувы живут недолго.

Рождественской ночью,
когда гомон почти умолк,
я открыл роман Оруэлла «1984»,
который читал впервые в 1949 году
совсем иными глазами.

Рядом со щипцами для орехов и табаком
лежит статистический сборник
об обеспечении населения Земли
продовольствием до 2000-го года.
Когда я курю или ем орехи
в промежутках между чтением
справочника и романа,
то мне в голову лезут проблемы,
которые хоть и ничтожны
в сравненьи с Большим братом
или глобальной нехваткой белковых продуктов,
но ужасно
меня донимают.

Читаю о пытках
в недалеком будущем,
о нынешней детской смертности
в Южной Азии
и чувствую: нервы мои растрепались,
как кончики лент, которыми
обвязаны лучшие средства от семейных
ссор — подарки для Ильзебиль.

Вон сколько в пепельнице скорлупы!
Нет, это уже чересчур.
Чем-то надо пожертвовать: Индией,
олигархическим коллективизмом
или Рождеством в семейном кругу.

Я-то думал, что, умерев,
уже ничего не увижу,
и распахнул окна
на все стороны света.

А увидел равнину,
опрятные домики
и напротив — открытые окна,
и в них пожилых соседей,
увидел «переменную облачность»,
скворцов на груше,
школьный автобус с детворой,
новое зданье сберкассы,
кирху с часами,
на них — половина второго.

На жалобу мне объяснили:
обычное послежитие.
Скоро пройдет.

Соседи меня приветствуют.
Значит, они и впрямь
видят меня из окон.
Ильзебиль с тяжелой сумкой
возвращается из магазина.
Завтра воскресенье.

С некоторых пор никто никого　
не обгоняет. Зачем спешить!　
Заторы теперь только сзади,　
но где это «сзади»?

Как бы невзначай,
но довольно настойчиво
слышатся разговоры: да, где-то
многие голодают,
но наше ли это дело
лезть туда со своим участьем?
Недаром же объясняют в учебной телепрограмме,
что природа сама сумеет решить все проблемы.
Поэтому давайте поменьше эмоций!
Что у нас — мало своих забот?
Например, рост разводов.
Или неудовлетворительное положение
государственных служащих.

А вечером мы возмущаемся тем,
что и прогноз погоды опять ошибся.