Гюнтер Грасс - Встреча в Тельгте. Головорожденные, или Немцы вымирают. Крик жерлянки. Рассказы. Поэзия. Публицистика

Он ее называет хозяйкой.
Хозяйка против.
Сперва спрошусь у хозяйки.

Страх давит горло, как галстук.
Страшно идти домой.
Страшно в этом себе признаться.
Страшно быть хозяином другого.

Супружеские права.
Машинальные ласки.
Злопамятность.
Главное — кто кого переспорит.
Дети за дверью думают:
У нас все будет иначе.

Он говорит: без нее я бы столько не нажил.
Она: он так старается для семьи.
Любовь стала проклятьем,
проклятье — под сенью закона,
а законы у нас все гуманней.
Между мебелью,
оплаченной в рассрочку,
угнездилась ненависть.

Уже совсем чужих
их сближает друг с другом
только кино.

Аукаемся в лесу.
Нас находят
грибы и сказки.

Гриб пугает юную поросль.
Сам еще под шляпкой,
а вокруг него
полно страху.

Все уже собрано подчистую.
Опять меня опередили.
Или это мои следы?

Грибы бывают вкусные,
несъедобные и ядовитые.
Порой грибники умирают рано,
но остаются их «записки».

Рыжик, сморчок, лисичка…

Мы с Софией ходили по грибы
еще до того, как император
затеял войну с Россией.
Я терял очки и шарил руками.
Она брала гриб за грибом.

Первый месяц прошел в сомнениях,
и лишь яйцевод уже точно знал, как обстоят дела.
На втором месяце начались
взаимные обвинения и упреки.
На третьем — проявились
физические перемены, но тем не менее
ссоры продолжались.
На четвертый месяц пришелся Новый год,
впрочем, все осталось по-старому.
Уставшие от препирательств, но неколебимые,
мы не заметили ни пятого, ни шестого.
На седьмом — просторные хламиды
стали как бы новым упреком
за упущенный третий месяц.
И лишь когда прыжок через яму
закончился падением
(— Не прыгай, тебе говорят! — Нет, прыгну!),
начались опасенья и разговоры шепотом.
Восьмой месяц был тягостен тем,
что за себя мстили слова,
сказанные на втором и на третьем.
Когда ж на девятом месяце родился
вполне нормальный ребенок,
слов уже не осталось.
Поздравляли нас по телефону.

По вине людей
гибнет лес
и сказки разбежались,
куда глаза глядят:
некого уколоть теперь веретенцу;
нету деревца для Безручки,
чтоб обнять отрубленными руками;
незагаданным пропадает
третье сказочное желанье.

Дроздобород лишился своих владений.
Детям совсем негде заблудиться.
А семерка — лишь цифра, и только.

Лес погиб по вине людей,
а сказки ушли в город
и кончились плохо.

На исходе переговоров политикам не оставалось
уже ничего иного, как лишь улыбаться друг другу.
Безо всяких причин для веселья
на губах появились улыбки.
Но обычно суровые лица
оживились не столько смущенной усмешкой,
сколько гримасой финала.
Впрочем, в ней поспешили узреть ободряющий признак,
и репортеры запечатлели единодушье улыбок.
Фотографии последней встречи в верхах
заражали своим оптимизмом.
Значит, кризис не так уж серьезен, говорили люди.
А поскольку переговоры шли практически до конца,
до конца сохранялся
и юмор.

Вот оно — ничто!
От слов остались
Одни послесловья.

Так и не удалось
завершить давний спор
о воспитании молодежи.

За заключительным
коммюнике
тут же последовало опровержение.

Напоследок отдельные особи
рода человеческого
пытались начать все сначала.

Так сказать, на исходе сезона
благодаря уценке
надежды стали доступней.

Под занавес заговорили,
что добро и зло
лишь химеры.

Увы, Господь опять
от диспута
уклонился.

Уцелело
решение
отсрочить переговоры.

Мы думали:
вот так хохмы!
А было уже не до смеха.

Зато проблема голода
разрешилась сама собою,
причем в глобальном масштабе.

Под конец
многим хотелось
еще раз послушать Моцарта.

Что-то с нами творится не то.
Может, выбран неверный путь?

Или где-то вкралась ошибка,
но где и какая?
А ведь все идет как по маслу,
хотя дорожные знаки
ясно говорят,
что мы движемся не туда.

Когда лихорадочный поиск
не вскрыл причину ошибки,
неожиданно встал вопрос:
а не в нас ли самих причина?
Например, в тебе или в нем.
Нет, мы никого не хотели обидеть.

Все начали уступать друг другу.
А жизнь идет как по маслу,
хотя не туда, куда надо,
но, по общему мнению,
таков единственный выход.
При встречах же только и слышно:
Привет! Это я виноват. — Как, ты тоже?

Редкое единодушие.
Потом перестали искать,
где ошибка
и в чем она состоит.
Отпала проблема вины
и виновных.

Ибо ясно — все виноваты.
Как никогда спокойно
идем не туда, надеясь,
что ошиблись дорожные знаки
и все опять обойдется.

Ультемош!
Не оплачено столько счетов.
А сколько не сыграно свадеб,
не состоялось разводов
с разделом имущества.
Пропали все отпуска.
Не успели подать десерт
после съеденного жаркого
(это был воскресный обед).
Оборвались на полуслове
уверенья, мольбы, проклятья.
Анекдоты остались без соли.
О чем бишь речь, а?..

Столько плотских утех пресеклось
перед самым «еще! еще!..»
Прилегший вздремнуть на часок
уснул, так сказать, навеки.
Не сбудутся никогда
отложенные на потом
встречи старых друзей
и повышенья окладов.
Не бывать именинам,
первым зубкам, погоде на завтра.
Тщетно писем ждать и наследства,
и уже не страшно, что покажут анализы.
Ах, мои посулы жене
пойти с ней по магазинам!..

А мы затевали ремонт.
Собирались, совсем как прежде,
вместе сходить в театр,
потом посидеть в ресторане.
Пожалуй, мы бы смогли
кое-что попытать сначала…
Обещали детям лошадку,
а друг другу — чуточку больше вниманья.
Не стоило копить на второе авто,
на словарь братьев Гримм и дачную мебель.
Мечтали отдохнуть наконец,
а то все суета, суета.
И еще нам хотелось…

Правда, не стало ни голода, ни малых войн.
С капитализмом исчез социализм,
со злом — добро, с любовью — ненависть.
Не додуманы новые мысли.
Сорвана школьная реформа.
Без ответа остался вопрос, есть ли Бог и т. д.
И у тех, кто жил в мире с собою,
тоже были мечты и надежды, но увы.
Цена на злато упала, чтоб никогда уже не…
Потому что.
В воскресенье.
Ультемош!