Леонид Хомутов - В сложном полете

Желто-синее пламя горящего мотора слепило глаза, мешало наблюдению. Когда Медведев услышал неприятное известие о парашютах — решение принял мгновенно. «Если погибну невелика утрата. Они же мне сыновья. Вдвое моложе. Еще не жили, не любили. А им побеждать, Родину защищать, жизнь строить…»

— Вот что! — сказал Медведев. — Прицепите по карабину к парашютам и прыгайте по двое.

— А вы?..

— Попытаюсь посадить самолет.

— Митя! Скорей! — умоляюще твердил Александр, перецепляя парашют. — Да скорей же! Скорей!..

— Не трясись, стихоплет! Хотел друзей бросить!.. Наверно, линию фронта еще не перелетели…

— Привязывайтесь к нам, Иван Семенович! Выпрыгнем вместе! — предложил Володя.

— Нет! Троих он не выдержит. Да прыгайте скорей! Черт бы вас побрал!

— Отец! Я останусь! Ты прыгай! Я же умею пилотировать!..

— Ты что? Обалдел! Марш из самолета!

— Отец! Прошу! Я не выпрыгну без тебя! Что я скажу матери?!

— Марш из самолета! — с яростью закричал Иван Семенович. — Приказываю — прыгать! Ждете, чтобы я вас выкинул? Прыгайте! Прыгайте! Высота падает!..

— Прощай, отец! — Коля ткнулся лицом в щеку командира.

— Пошел вон! Не хорони раньше времени!

— Прощайте, Иван Семенович! — прошептал Владимир…

Полуобнявшись, грудь в грудь, радист со штурманом шли к двери. Что-то мокрое, теплое почувствовал Владимир на щеке, прижавшись к Коле.

— Не забудьте моих! — долетели слова.

Ухватившись правой рукой за кольцо парашюта, а левой за подвесную систему Петренко, Владимир, как ныряльщик, бросился головой вниз в темноту, холод, увлекая за собой Колю.

Что-то упругое подхватило, закрутило, понесло. Засвистело в ушах.

С силой рванул кольцо Владимир. Вихрь куда-то исчез. Оборвался рокот двигателя… Удар! И сразу тишина, тишина…

Владимир открыл глаза, посмотрел вверх. Там покачивался, закрыв почти все небо, темный купол парашюта.

— Вон он! Вон! — оглушительно кричал прямо в ухо Коля, указывая рукой куда-то вверх и в сторону. — Тянет! Тянет!..

Владимир увидел вдали багровый пульсирующий шар, медленно плывший к горизонту среди звезд, как огромная комета.

— Может, успеет посадить?! Должен посадить! Он же первоклассный летчик! — захлебывался в крике Коля.

Неожиданно шар раздулся, ослепительно вспыхнул, осветил небо и землю, разогнал мрак ночи. Потом сжался и разлетелся на разноцветные осколки, которые падающими звездами исчезали за горизонтом. Но долго еще в той стороне светилось небо…

Я, Павел Засыпкин, пытаясь догнать друга, тоже закончил Шантарское авиаучилище по ускоренной программе, только годом позже Владимира. Ох и злился же я на него, когда неожиданно узнал, что он тайком от меня (да и от всех) ушел в армию. Сожалел и горевал, что даже проводить его не сумел. А то бы, наверняка, поехали вместе… Не получилось. И все из-за моей поездки в то время, в середине марта 42-го, к раненому отцу в госпиталь в Куйбышев.

Когда осенью 43-го я прибыл к Владимиру в полк, тот был уже асом. Легенды ходили про его полеты. И одна другой удивительней. Слава его гремела по всей АДД [14] АДД — авиация дальнего действия. особенно после полета в Восточную Пруссию. А началась она с первого полета на стратегическую разведку с… «отцом».

В начале нового года в полк пригнали пару новейших современных бомбардировщиков. Комполка и его замы первыми освоили и вылетели на них.

Вместе с ними и мне посчастливилось освоить новейший самолет, и даже больше — испытать его в бою…

…Вылетели утром, когда было еще темно. Рассчитывали только над целью застать рассвет. Так больше надежд добраться до нее. Линию фронта прошли «на потолке» самолета за облаками.

Я «бился в поту», без конца определяя по РПК местонахождение, курс и время прибытия. Такова уж штурманская судьба. Знал, что если не выведу машину на цель, то никто этого не сделает и задание не будет выполнено. Я был настолько поглощен расчетами и прокладкой пеленгов на карте, что если бы кто-нибудь крикнул: «Истребители!» — то ответил бы: «Не мешайте работать!».

Из-за облаков вывалились минут за десять до города. Шли, буквально прижимаясь к ним, по нижней кромке; так меньше заметно, да и в случае чего в любую секунду можно нырнуть в них…

Город стоял на окраине большущего лесного массива, тянувшегося с юга на север через весь лист карты.

Я — на коленках в самом носу машины «нюхал землю» — сличал карту с местностью.

Шли над лесом, но ни окраин его, ни города не было видно. Наконец левее показалось чистое поле. Довернули туда. Затем в морозной рассветной мгле проступило черное округлое пятно, похожее на воронье гнездо.

— Впереди цель! — закричал я.

— Вижу, — неторопливо ответил Вадов. — Скроемся пока в облаках, а потом выскочим над узлом.

И потянул штурвал к груди.

— Давай! Засекаю время!

Минуты через три бомбардировщик снова вынырнул из облаков. И точно над железнодорожным узлом.

— Боевой!

— Есть боевой! — Вадов повел самолет, словно по нитке.

Казалось, фашисты не обнаружат самолет, а если и обнаружат, то не успеют сделать ни одного выстрела. Но в тот момент, когда замигала сигнальная лампочка фотоаппарата, когда шли последние секунды строго по прямой, бомбардировщик все же был обстрелян.

— Не спят, сволочи! — выругался Вадов. — Раньше, бывало, не успевали орудия расчехлить…

Вблизи вспух грязно-белый взрыв снаряда и осколками сыпанул по самолету. Треснуло остекление в моей кабине. В лицо больно хлестнула морозная струя воздуха. Запахло сгоревшей взрывчаткой. В уши ударил свист и вой. Меня толчком оторвало от прицела и прижало к стенке кабины.

В наушниках прозвучал сдавленный голос радиста:

— Товарищ командир! Правый горит!..

— Будем тушить, — спокойно ответил Вадов.

Я скосил глаза. Из-под капота мотора вырывались длинные черные струи дыма, а потом, точно взрыв, блеснули и желто-синие зубцы пламени.

«Прыгать! Скорей к люку!» — я бросился в лаз… Как рассказывал потом командир, он рывком до предела отжал штурвал от себя и с нарастающей скоростью повел самолет к земле. Нужно сбить пламя встречным потоком воздуха и поскорее выйти из зоны зенитного огня.

— Перекрой пожарный кран! — сказал он второму пилоту, дергая за рукоятку противопожарного устройства. Пилот не шевельнулся.

— Ты что? — начал было Вадов, но осекся. Его лицо, красное от натуги и возбуждения, потемнело, когда он увидел, что правая щека летчика залита кровью с серыми сгустками…

Земля приближалась. Вадов перевел машину в горизонтальный полет. Было проделано множество горок, кренов, виражей, давно сработало противопожарное устройство, винт переведен во флюгер, а мотор выключен, но пламя по-прежнему не сбито…