Герчо Атанасов - Провинциальная история

Они прошли через заднюю калитку, мимо погреба, спугнув стайку крыс. Как и в прошлый раз, Мария так перепугалась, что чуть не закричала, Караджов схватил ее и грубо зажал ей рот ладонью. Чудной народ эти женщины, подумал он, способны на любой риск, а при виде какого-то мышонка сходят с ума от страха…

Они поднялись на второй этаж и распахнули окна, чтобы проветрить. Христо обошел комнаты, в чулане, словно слепой, на ощупь нашел фартук матери. Он всегда висит там.

Если бы старая сейчас увидела его… Им овладело смешанное чувство стыда и облегчения — ее уже нет, и слава богу: родители нужны до поры до времени, а потом им следует уходить. Он прикрыл дверцу чулана и тут же снова открыл, снова провел рукой по фартуку и снял его с крючка. В былые времена мать всегда встречала его в этом наряде. Как она радовалась его приезду! Шаркая по дому в своих шлепанцах, расспрашивала о житье-бытье, о невестке, о внуке, о работе. Внимательно выслушав сына, наставляла певучим голосом: «Да, сынок, добрая слава — что мед на сердце, а худая — что нож острый, в городах, сказывают, чего только не случается, и хулу возводят, и на разные пакости идут — берегись, родной, дорожи своим именем…»

Караджов снял фартук и повесил его на место. «Дорожи своим именем»… Эх, мама, хорошо, что ты уже там, за околицей.

По темному коридору Христо прошел в гостиную, где Мария накрыла низенький столик и разостлала на полу большой китеник — шерстяной ковер с длинным ворсом. Христо замер у окна, разглядывая золотое ожерелье огней соседнего села, вдыхая аромат трав, плывущий с покоса. Мария все еще не замечала его присутствия. Бесшумной поступью охотника он подкрался сзади и грубо повалил ее на китеник. На этот раз Мария не испугалась…

Потом, внезапно ощутив голод, они принялись за еду, запивая ее домашним вином.

— Сколько мы не виделись? — проговорила Мария, заранее зная, что он не сможет ответить.

Караджов хмыкнул.

— Помнишь, когда это было последний раз? — вроде бы невинно спросила она.

— Как не помнить? — соврал Христо, и она усмехнулась в темноте.

— Не помнишь. Ну когда?

— Ладно, не помню! Непонятно, почему я обязательно должен помнить точную дату? — сердито сказал он.

Мария легонько поцеловала его, потом вдруг больно ущипнула за ухо. Караджова передернуло.

— Стареть начала, да? — спросила она. — Ну что ж, я и сама знаю: кожа сохнет, грудь становится дряблой — я уже не та, верно!

— Не болтай! — ответил Караджов, но Мария почувствовала еле уловимую нотку неуверенности, проскользнувшую в его голосе.

— Ты нашел себе другую? — И она снова, еще больней ущипнула его за ухо.

— Что ты делаешь? — дернулся он.

— Ласкаю тебя, — ехидно протянула Мария и, приблизив к нему лицо, спросила в упор: — Почему ты выбрал именно эту ночь?

Ей все известно, удивился Христо, но откуда — от Стоила?

— Это что, допрос?

— Хочешь, я скажу тебе кое-что заслуживающее внимания? — спросила она улыбаясь и, подождав, сама ответила: — Не хочешь, понимаю.

— Слишком много ты понимаешь, — бросил Караджов. Главного — о его сегодняшнем разговоре с Софией — еще не знал никто.

— Ты решил сматывать удочки, — быстро сказала Мария.

— Что ты имеешь в виду? — удивился он.

— Женщину не проведешь, — добавила она.

Караджов придвинулся ближе, нащупал ее руку. Мягким, но решительным движением она высвободила ее.

— Оставь.

— Да что с тобой?

— Прекратим этот разговор, — вздохнула Мария. — Расскажи лучше, как ты провел время за границей. Немки, должно быть, порядком тебя измотали? — Она знала о завтрашнем совещании, но решила не спрашивать, а немки ее и вовсе не интересовали.

Караджов немного успокоился: обычная женская ревность, тем более что по возвращении, да и задолго до отъезда, он действительно не нашел времени повидаться с ней.

— Ты что, ревнуешь? — спросил он, повеселев.

— Ха! — воскликнула Мария, но тут же переменила тон: — Ты так осунулся — у тебя неприятности?

Караджов навострил уши: знает она или это чисто женская интуиция?

— Ничего особенного, заводские будни. А что?

— Просто так, я же любопытна. Разве нет?

— Как все женщины…

— Я знала, что ты это скажешь. А вот ты ни за что не угадаешь, что я сейчас скажу… В прошлый четверг мой Стоил и твоя Диманка устроили интимное рандеву. — Она помолчала, вслушиваясь в его шумное дыхание. — Ездили в Боровец, пили и ворковали за отдаленным столиком, а потом выскользнули поодиночке наружу и скрылись в лесу… Во мраке аллеи любви! — не удержалась она от ехидства.

Христо не ответил. По его сопению нетрудно было догадаться, как он волнуется. Выждав немного, Мария спросила:

— Почему ты молчишь?

— О чем тут говорить? — хрипло спросил он. — Это их дело.

Она пыталась установить то, что он старался не обнаруживать — его подлинную реакцию. Если он проглотит эту пилюлю, все постепенно уляжется, и их связь снова не надо будет особенно скрывать. Больше того, у них появится возможность делать вид, что они поступают так в отместку Стоилу и Диманке. Если же он придет в ярость, на что она втайне и рассчитывала, то дело можно довести и до семейного размена, оформленного или нет — все равно.

Мария частенько перебирала в уме различные варианты, которые позволили бы ей окончательно заполучить Христо. Сплетни о свидании в ресторане обрадовали и взбодрили ее: как говорится, сама судьба протянула ей руку! И когда Христо предложил ей поехать сюда, она решила, что теперь самое время его испытать.

Мария нащупала в полутьме бокал, отхлебнула прохладного вина.

Но нельзя не учитывать еще одного возможного исхода, самого скверного. Если возмущение Христо выльется в ревность, тогда всему конец. Знала она мужчин, особенно таких вот, как он: сами развратники и бонвиваны, они вдруг становятся ревнивцами, оберегающими семейную честь. Чем объяснить его сегодняшнюю апатию — ведь все-таки они целый месяц не встречались. Она снова налила вина и поднесла бокал к его губам.

— Ты знал, что они встречаются? — спросила Мария и дернула плечом, сбрасывая его рубашку. — Ведь эта встреча у них не единственная.

Сейчас соврет, мелькнуло у нее в голове, пока она ждала, что он скажет. Однако Караджов не собирался врать.

— Не знал, — тихо выговорил он.

Сердце Марии обожгла тревога. Забыв осторожность, она яростно крикнула ему в лицо:

— Ты ревнуешь эту драную кошку?! — И, как тигрица, бросилась на Христо.

Где-то после полуночи Караджов проснулся. Не двигаясь, он огляделся — все было на месте, каждый предмет, каждая тень. Как и в прошлый раз, рядом, тихо похрапывая, спала Мария. Караджов прислушался. Прежде она никогда не храпела. Стареет, подумал он, но пока держится… Пока держится, повторил он. Проскальзывает жизнь, как мокрый шнурок сквозь пальцы.