Герчо Атанасов - Провинциальная история

Но Караджов молчал. Не появлялся ни в городе, ни в официальных учреждениях, как ей удалось установить, и гостей не принимал. Потеряв всякое терпение, она позвонила сама. После продолжительного молчания Мария услышала его голос, и он узнал ее, но сухо бросил:

— Вы ошиблись.

И положил трубку.

Мария засмеялась и снова завертела диск телефона. Прежде чем он успел опомниться, она ему выдала, что он смешон и жалок. Помолчав, Караджов дунул в трубку.

— Мария, — сказал он наконец. — Надеюсь, ты оставишь меня в покое. У нас с тобой все кончилось, и слава богу.

Она сжала губы: куда девался прежний Христо, повеса, кавалер? На другом конце провода говорил совсем иной человек, в его голосе то ли мольба, то ли сожаление.

— До чего же ты жалок! — уже с болью проговорила она. — Ни за что бы не подумала…

— Как-нибудь на днях я тебе все объясню, — послышалось в трубке.

И тут Мария не удержалась:

— Что ты мне будешь объяснять, аферист проклятый! Забеспокоился о своей репутации, да? А тебе не кажется, что мне ничего не стоит поставить на ней крест, как только я захочу!

Мария почувствовала, что им овладел испуг. Она слышала его тяжелое дыхание. Наконец он отозвался:

— Ты бы хотела, чтобы мы встретились? Можно в городе, можно и…

— В Брегово? — прервала она его.

— Я другое имел в виду.

Мария задумалась. Они запрутся в какой-нибудь гостинице, она будет жалить его, а заодно и себя до тошноты. Потом он повалит ее на кровать и начнет разыгрывать страсть — нет, ей не вынести унижения, которое придется испытывать при одевании, не вынести последующего молчания, когда им нечего будет сказать друг другу, кроме как выругаться про себя и навсегда проститься вслух. И все же любопытство взяло верх — интересно, что он будет ей говорить, как посмотрит в глаза, как потянется к ней…

— Поздно, Караджа. Если бы ты действительно хотел меня видеть, давно бы прибежал. Я постараюсь вытравить тебя из души, а что касается тела, то оно тебя уже забывает… — У нее пересохло в горле. — Я жалею, что зналась с тобой, что верила тебе, обо всем жалею, милый, скатертью дорога!

Дней на десять Мария присмирела, держалась с напускной деловитостью, шутила с сослуживцами, взяла на себя часть домашних хлопот, что весьма озадачило Евлогию: она не могла припомнить, чтобы последние десять лет мать когда-нибудь сходила за покупками, прибрала в доме, приготовила обед.

Ее старательность была обманчива, и Мария сама это сознавала. Отвыкла она от домашних забот, обременительных и приятных для каждой нормальной женщины. Ее эти заботы мало сказать тяготили — подавляли. К тому же здесь с нею почти не разговаривали. Стоил приходил домой и, наспех проглотив что-нибудь, закрывался у себя в кабинете. Евлогия возвращалась в разное время и даже не здоровалась с матерью. Они расходились, как незнакомые, — мать с дочерью!

Очень скоро Мария поняла, что с домом ее уже ничто не связывает, кроме отчуждения и накопившейся ненависти, и она снова с головой ушла в театр. Дождавшись конца представления, пила с актерами и музыкантами. И жизнь, казалось, снова начала обретать прежнюю сладость и некое смутное очарование.

На деле же все обстояло не так. В момент опьянения в ее голове начинали роиться воспоминания, оживали подробности свиданий с Христо — то в бреговском доме, то в гостиничных номерах, то ночные поездки в машине, мерцали огни западной столицы, где они провели, может быть, самую счастливую неделю, мерещились софийские мансарды, мастерские художников… Марию охватывала тоска, и она пила еще более отчаянно.

На следующий день она просыпалась от мучительной головной боли, с опустошенной душой, и выбиралась на улицу давно бодрствующего, деловитого города, который ей окончательно опротивел. Что может предложить порядочному человеку эта разбухшая деревня в вечерние часы? Здесь не найти ни одного стоящего заведения, не увидеть фильма, который бы тебя по-настоящему потряс.

В этот день Мария едва не столкнулась с Диманкой. Никак не ожидала увидеть ее здесь, полагая, что она уехала с Христо. Марии запомнилось ее лицо: очень похудевшее, под глазами густая тень. В ее взгляде Мария ощутила враждебность, а может, и надменность: ты, мол, остаешься в этой дыре, а я уезжаю в столицу. Значит, пока что он там один, смекнула Мария. Живет в гостинице, ждет квартиру. В гостинице, повторила она про себя, провожая глазами удаляющуюся Диманку. Придется чуток подождать, целомудренная супруга, еще рано ликовать…

Два дня спустя Мария взяла отпуск и приехала в Софию. Отвезла вещи к родственнице и пошла по гостиницам. Но обнаружить Караджова ей не удалось: если администраторши не наврали, значит, он нашел себе приют у знакомых, перебивается где-нибудь на мансарде или в художественной мастерской. Она допоздна стучалась в знакомые двери, но безрезультатно. В двух мастерских, где случалось бывать прежде, ей не ответили — то ли там никого не было, то ли затаились внутри. А что, если он там со своей новой гетерой? На другой день, недоспав после дороги, проведя беспокойную ночь, она стала на пост перед объединением, где, по ее расчетам, должен был появиться Караджов. Однако он не появился. Мария поднялась на тот этаж, где размещалось руководство, потопталась перед широкой дверью с табличкой «Заместители генерального директора». Взгляды двух молоденьких секретарш, потонувших в аппаратуре, выражали любопытство и досаду. После первого же своего вопроса Мария поняла, что попала впросак, и разозлилась на себя.

— Товарищ Караджов еще не назначен, назначение ожидается, — полувежливо, полуиронически ответила одна из секретарш, уверенная, что перед нею отнюдь не жена Караджова.

— Вы очень любезны, — кивнула Мария и по возможности с достоинством покинула приемную.

Летний зной подхватил ее и понес по раскаленным улицам. Значит, он еще не назначен, а уже переехал. Это несколько странно при его осторожности. Значит, он либо ходит по высокому начальству, либо загулял, затерялся в большом городе, и скорее всего с женщиной. Марию обожгла ревность: она никогда не сомневалась, что она у него единственная, если не принимать в расчет Диманку… Ах вот почему она держалась так надменно в тот день — знала, что не так-то просто будет Марии отыскать Караджова в большом городе. Посмотрим, угрожающе сказала про себя Мария. Она изнемогала от жары. Обед еще нескоро, надо как-то убить время. Она остановила такси и попросила шофера прокатить ее по городу.

— Вы приезжая? — навострил уши таксист, смекнув, что тут можно неплохо подзаработать.

Разозлившись, Мария велела ехать прямо к Боянскому кладбищу. Ей захотелось посидеть у могилы отца, она уже столько лет не навещала ее.