Сергей Минутин - Скульптор и скульптуры

Вдруг он ступил на прекрасную асфальтовую дорогу. От такой неожиданности, он вспомнил сразу всех Святых и все молитвы, какие знал. Он был уверен, что происшедшим он обязан их участием. Он был уверен, что это они облегчили его дальнейший путь, а значит он достиг пика усталости и получил послабление, а значит он идёт правильным путём. Он зашагал по шоссе со словами благодарности к Богу: «Люблю тебя, Господи! Сливаюсь с тобой Духом, Душою, сознанием, Разумом, Телом, всей жизнью своей! Люблю тебя, Божья Матерь – природа, Владыка Шамбалы, Учитель, сливаюсь с Вами Духом, Душой, Сознанием, Разумом и Телом, всей Жизнью».

Надеждин шёл и молился. Молился и шёл. На дороге ему попадались большие и маленькие змеи, греющиеся на асфальте. Они не мешали друг другу.

Ни один автомобиль за весь путь, проделанный Надеждиным, так и не проехал по этой дороге.

От восхождения в горы он совсем выбился из сил. Его мучила жажда. И тут, в пик своих мучений он увидел впереди огромный каменный крест, венчающий собой самую высокую гору. Крест был четырёхсторонний и был виден отовсюду. Надеждин засмотрелся на него. Он сел на дорогу и разревелся. Трудно дать объяснение такому поведению Надеждина. Слёзы лились из его глаз ручьём, словно он пришёл в отчий дом после долгого отсутствия и испытал боль утрат и потерь, и радость оттого, что дом кто-то всё-таки хранил, а значит, его ждали. Ждали несмотря ни на что. В такие минуты нас видит Бог и радуется тому, что в нашей беспризорной, глупой, нелепой жизни, ещё хоть у кого-то остаётся Чистое Непорочное Сердце.

Надеждин ревел. Он оплакивал прожитые как попало годы своей жизни. Оплакивал свои поступки, принёсшие другим людям горести и беды, оплакивал свои мысли, которые часто были ещё хуже, чем его поступки. Он ревел, и ему становилось легче. Что с ним происходило, он не понимал, да и не пытался понять. Он просто ревел, шмыгал носом, тёр лицо руками и даже выл. В этом кресте, огромном каменном кресте, он видел все земные пути, словно они сходились здесь проникая в крест и расходились от него скрывая путников за пеленой усталости, страданий и бед.

Надеждин, ясно, до чувственного понимания тепла и холода осознал, что всё дело в направлении Сознания. Всё дело в устремлении. Устремление к Богу и Божьей Матери, к их Сыну, Любви, Гармонии, покою и Радости – один путь. Устремление от них – путь другой.

Надеждин рыдал. Душа его ликовала, а тело вздрагивало не выдерживая напряжения души. Он смотрел на этот огромный крест, смотрел на деревню, раскинувшуюся у его подножия, и думал о том, достоин ли он войти в эту древнюю, святую деревеньку.

Он смотрел, думал и молился: «Люблю тебя, Учитель! Люблю тебя Владыка! Учитель, сделай, как надо»!

Эхом прошёл через Надеждина голос Учителя: «Иди». Он встал и пошёл в деревню. Его вид никого не удивлял. Деревенские жители привыкли к паломникам и совершенно не обращали внимание на то, в каком виде они приходят к храму.

Надеждин шёл по деревне. Он улыбался и приветствовал всех словами «салам-малейкум», так как не мог вспомнить универсального христианского приветствия, а услышав ответ, говорил: «Шукран». Он тыкал себя пальцем в грудь и повторял: «Садык, садык». Люди, тоже, улыбались ему.

Не знаю, что они чувствовали глядя на него, но он чувствовал себя сильно нашкодившим ребёнком вернувшимся к родителям. Этот факт удивителен даже мне, совершенно стороннему наблюдателю за жизнью Надеждина. Удивительно видеть, как умный человек, глубоко изучающий математику и литературу, идет по деревне, глупо улыбается всем людям, которые об этих серьёзнейших предметах людского ума, знали ровно столько, сколько хватало на то, чтобы построить здесь храм, дома, да читать молитвы. А если подумать, то, действительно, а зачем знать больше?

Эти деревенские жители, на языке которых говорил Иисус Христос, были потомками Адама и Евы, поселившимися здесь по изгнанию их из рая. Они до сих пор помнили, что многознание вредит так же, как и не знание. В этой жизни они искали только одно знание – знание пути домой, пути возвращения в рай. Они искали указатели, найдя – хранили их.

Надеждин вошёл в храм и слился с остальными верующими. Он повторял за ними слова молитвы на языке, которого никогда не слышал раньше. Это был древний арамейский язык, проявленный в его редчайшем сирьякском диалекте.

Своими мыслями Исенин охватил весь мир. Он вспомнил напутствия Смотрителя и его слова о том, что только жители трёх деревень во всём мире ещё говорят на языке Иисуса. Это Маалюля, Бахаа и Джабаадин.

Надеждин повторял непонятные слова непонятной ему молитвы и думал о том, что ученики Христа разнесли по миру его учение именно на этом языке. Он стоял в храме Святой Фёклы, ученицы Святого Апостола Павла и думал над скромностью и праведностью их жизни давшей такие плоды.

Надеждин чувствовал себя их маленькой частичкой. Он чувствовал себя причастным к их жизни, к их подвигу. Его охватила бесконечная и безграничная любовь ко всему миру и ко всему человечеству …

Молитва в деревенском храме захватила Надеждина полностью. Он был готов остаться здесь навсегда, каждый день стоять у алтаря и молиться, молиться, долгими часами облегчая жизнь и страдания всему человечеству.

Он ходил по храму как по своему дому. Ходил и удивлялся тому, что все двери были открыты, нигде не было замков и запрещающих надписей. Душа Надеждина ликовала, а ум искал тайну и поругивал российских священников за глупость. Он шептал Надеждину: «Толи дело у нас, в России. Приходишь в храм и сразу понятно, кто баран, а кто пастух. Всюду стойки и цепи, на каждой двери надписи «вход запрещён», «служебное помещение», «проход закрыт», «только для обслуживающего персонала» и т. п. Всюду тайна. Вдруг поп «общается» с Богом, и тут ты, дверь открываешь. Господь может испугаться и уйти, а потом, попробуй, верни его обратно. У нас хорошо. Ковровая дорожка к алтарю для местного владыки, на которую паства ступать не должна, чтобы не загадить путь Владыки к алтарю, а затем и к Богу. «Бараны» могут постоять по краям ковровой дорожки, посмотреть на подъём Батюшки к Богу. Вот это жизнь. Вот это тайна».