Кейт Куинн - Императрица семи холмов

– Не надо. Он просил этого не делать.

– Но ведь…

– Не надо, кому сказано.

Плотина шумно втянула в себя воздух, как будто собралась отругать сноху на такую дерзость, но Сабина посмотрела на нее таким ледяным взглядом, что императрица предпочла промолчать. В комнате вновь установилось гробовое молчание, нарушаемое лишь шарканьем ног или редким покашливанием. Но громче всего раздавалось надрывное дыхание самого Траяна, которое с каждой минутой становилось все медленнее и медленнее.

– Выйдите все, – приказала Плотина. – Императору не пристало покидать этот мир среди такой толпы.

Сабина попробовала было ей возражать, но вереница вольноотпущенников уже устремилась к двери, и я вышел за ними вслед. Было свыше моих сил наблюдать за тем, как восковая фигура на кровати приближается к последней черте, свыше моих сил слышать, как с губ срывается хриплое, надрывное дыхание, видеть, как умирает мой император. Мой император – тот самый, за кем я прошагал всю Дакию и Парфию, тот, ради кого, я – будь на то его приказ – был готов ринуться в саму преисподнюю.

Половина солдат, уже не стесняясь, плакали. Рядом с закрытой дверью застыл, сложившись едва ли не вдвое, красивый секретарь. Плечи его содрогались от рыданий.

Я понуро побрел прочь, вон из этого неказистого, безымянного дома. Какое убогое, тесное место. Было нечто непристойное в том, что именно здесь испустит дух такой великий человек, как Траян. Ну почему он не погиб на поле боя? Последняя стрела последнего сражения за последнюю непокоренную провинцию этого мира – пусть бы она пронзила сердце ему, а не его последнему врагу. И вот теперь Траян покидает этот мир, лежа в пыльном, мертвом городе, полном призраков прошлого.

Я прошел мимо каких-то полуразрушенных хижин, вдоль дороги, на которой не хватало половины камней, которыми она кода-то была вымощена. Впрочем, дорога по-прежнему змеилась вверх по склону холма, ведя к храму, хотя сам храм давно стоял пустой и без крыши. В нем давно не обитал ни один бог.

Прекрасный солнечный день, ослепительно-лазурное море. Может, было бы лучше, если бы небеса вдруг разверзлись дождем, оплакивая уход из жизни великого императора?

Я поднялся по замшелым, растрескавшимся ступеням в храм. Возможно, это был храм Юпитера, а может, какого-то другого, неизвестного мне божества. Сейчас же от него оставалось лишь несколько полуразрушенных колонн на поросшем мхом фундаменте. Мне показалось, будто одна колонна устремилась на меня и больно ударила по больному плечу. Но нет, это я привалился к ней и обхватил ее дрожащими руками. Раненое плечо горело огнем. Как и мои глаза. Должен ли плакать солдат, когда умирает его генерал?

Не знаю, сколько я там простоял, прижимаясь, дрожа всем телом, к этой колонне. Знаю только, что спустя какое-то время я поднял голову и как в тумане осмотрелся по сторонам. Мой взгляд упал на Сабину.

Она застыла на другом конце храма, одетая все в ту же мятую одежду, в которой проходила весь день и ночь, ухаживая за умирающим. На фоне величественных колонн ее фигурка показалась мне совсем крошечной. Воспаленные глаза горели от непролитых слез. Шатаясь, словно пьяный, я сделал шаг ей навстречу, затем другой…

Она раскрыла мне объятья. Я рухнул в них и тяжело опустился на колени.

– Он умирает, – прошептал ей куда-то в талию.

– Тс-с, – сказала она, и ее пальцы пробежали по моим волосам. Из моего горла вырвался первый всхлип.

– Он умирает, он умирает.

– Тише, любовь моя, – прошептала Сабина, как когда-то давно шептала мне в Дакии после того, как я убил на каменном диске тамошнего царя. Тогда я схватился за нее, словно утопающий. И вот теперь она вновь крепко обнимала меня, как будто в очередной раз не давая мне утонуть; я же лил слезы, воя и стеная в ее тонкую тунику.

Мира наверняка постаралась бы меня утешить. Она велела бы мне не плакать, попыталась бы убедить, что, покинув этот мир, Траян обретет вечное блаженство и покой. Сабина же просто прижимала меня к себе. Опустившись на пол там же, где и стояла, она села на поваленную колонну, положила мою голову себе на колени и, обняв за плечи, позволила мне выплакаться, словно маленькому ребенку.

В конце концов слезы мои иссякли, но я даже не пошелохнулся, оставаясь лежать в объятиях той, которую когда-то любил и ненавидел. Солнце тем временем село, и на небе взошла луна, дневной зной сменился ночной прохладой. И как только этот мир может жить дальше, как будто ничего не изменилось? Лично для меня изменилось все.

– Вставай, Викс, не то замерзнешь, – Сабина осторожно помогла мне подняться на ноги. Я встал, как во сне, смутно понимая, что ждет меня, словно вол в ожидании острого жреческого ножа. Я был римским солдатом. Я привык идти туда, куда мне приказано. Кто же теперь отдаст мне приказ? Ведь моего генерала больше нет в живых.

– Пойдем отсюда, – сказала Сабина. Я взял ее протянутую руку и позволил ей повести меня за собой. Какой-никакой приказ. Других нет.

Дом, где лежал Траян, встретил нас мертвой тишиной. Вокруг дома, отгоняя любопытных, плотным кольцом застыли преторианцы. Рядом, словно тигры в клетке, расхаживали солдаты: кто-то с заплаканным лицом, кто-то от ужаса бледный как мел. «Им полагается быть внутри», – подумал я. В его последний час рядом с Траяном должны быть те, бок о бок с кем он сражался почти всю свою жизнь, а не эта старая карга, императрица, которая, словно стервятник, ждет, когда же он наконец испустит дух.

Впрочем, Сабина обошла толпу стороной и привела меня в другой дом. Скорее даже не дом, а четыре полуразрушенные каменные стены, на которых каким-то чудом уцелела крыша. Достав откуда-то походную постель, она ловко и аккуратно – совсем как в те времена, когда она сопровождала в походе наш Десятый, – раскатала ее на земляном полу и велела мне лечь. Укутав меня одеялом под самый подбородок, она взяла мою руку в свою, а сама свернулась калачиком у стены.

Когда я рано утром открыл глаза, она по-прежнему лежала, свернувшись калачиком рядом со стеной.

В следующее мгновение до нас дошло, что нас кто-то запер снаружи.

– Молодец, – в знак благодарности Плотина протянула руку коренастому преторианцу в красно-золотых доспехах. – Убедительности тебе не занимать. Ты обманул их всех. Надеюсь, никто ничего не заподозрил.

– Я не люблю обманывать людей, домина, – ответил преторианец, растерянно переминаясь с ноги на ногу. – Ты уверена, что в этом была необходимость?

– Еще какая! – Плотина одарила его своей самой убедительной улыбкой. – Теперь весь Рим у тебя в долгу. Впрочем, и я тоже.

– Ну, если ты так говоришь…

– Говорю. И то же самое тебе сказал бы сам император, – Плотина взяла холодную руку мужа и нежно ее погладила. – То есть бывший император. Новый император отблагодарит тебя, как только прибудет сюда.