Кейт Куинн - Императрица семи холмов

По спине Сабины ледяной змейкой пробежал холодок.

– Я присутствовала, когда Траян диктовал свою последнюю волю, – в ужасе выдавила она. – Я знаю, какие имена были в том письме, и я расскажу всем, что в том списке имени Адриана не было. Неужели тебе хватит дерзости избавиться от меня с той же легкостью, с какой ты избавилась от несчастного вольноотпущенника?

– Нет. Но скажи, кто поверит тебе? Женщине, которая водит дружбу с сомнительными личностями? Которая, запирается с любовником, – и это когда император, который, между прочим, приходится ей родственником, – лежит на смертном одре! Кстати, и любовник далеко не первый. Можно подумать, я не видела, как до отъезда в Антиохию ты крутила любовь с юным Титом Аврелием. Интересно, многим ли известно о ваших с ним отношениях? Не говоря уже о других твоих мужчинах.

Сабина негромко усмехнулась, как будто то, что услышали ее уши, было не более чем досужими разговорами за пиршественным столом.

– То есть ты решила запятнать репутацию жены твоего дорогого Публия именно тогда, когда его собственная должна выглядеть безупречно? Что ж, давай, Плотина. Я не буду тебе мешать. Раструби всему Риму, что все эти годы твой дорогой Публий был женат на шлюхе, что своим поведением я выставляла его на посмешище, гуляя за его спиной с грязной солдатней. Уверяю тебя, твой дорогой Публий будет благодарен тебе по гроб жизни.

– Дорогой Публий и так благодарен мне. Ведь это я сделала его императором Рима, – самодовольно заявила Плотина. Она явно гордилась собой. – Думаю, Вибия Сабина, с тобой мне придется заключить сделку иного рода. Согласна, в прошлом между нами было немало противоречий, что, однако, не мешает нам заключить новый союз. Я не стану чернить твою репутацию, ты же, когда сюда прибудет твой муж, встретишь его, как и подобает жене. И, разумеется, наденешь нечто более приличное, чем эта полупрозрачная тряпка.

– Умри, но медленно, Плотина, – отчетливо процедила сквозь зубы Сабина, поднимаясь с места. – О боги, была ли когда-нибудь на свете большая сука и интриганка, чем ты, бледная страхолюдина!

С этими словами она развернулась и направилась к двери.

– Научись следить за своим языком! – крикнула ей в спину Плотина. Сабина была готова поспорить, что услышала в ее голосе улыбку. – Римской императрице не пристало сквернословить.

Когда Тит шагнул в атрий, дом Норбанов встретил его странной тишиной. Раб, который провел его внутрь, был бледен и не решался посмотреть ему в глаза. Взяв у Тита плащ и спросив, к кому, собственно, пожаловал гость, он поспешил скрыться в доме. Странно.

Когда всего пару дней назад Тит, рука об руку с Фаустиной – оба мокрые до нитки после купания в бассейне – шагнули в этот же самый атрий, чтобы просить у ее отца согласия, дом от входной двери до самой крыши гудел поздравлениями. Кальпурния осыпала обоих поцелуями. Маркс сиял от счастья. Братья Фаустины отпускали в адрес сестры в мокром платье едкие шуточки, рабы многозначительно перешептывались. «Я же тебе говорил», – доносилось со всех сторон.

И вот теперь дом встретил его мертвой тишиной, словно склеп.

«Им уже все известно, – подумал он. – Что ж, оно даже к лучшему».

– Фаустина!

Тит обнаружил ее в саду. Одетая в платье персикового оттенка, Фаустина сидела, задумчиво глядя в фонтан.

– Ты слышал. Я дала согласие.

Тит наклонился и поцеловал золотистые волосы своей нареченной.

Нареченная. Невеста. Будущая жена. Эти слова вот уже несколько недель он произносил, упиваясь их сладостью. И все они прекрасно сочетались со словом «моя».

Фаустина подняла на него глаза. Но что это? Куда подевался их прежний огонь, куда исчезла ее улыбка? Ее темные глаза были широко раскрыты, но взгляд был отрешенным, отсутствующим.

– Он умер, – еле слышно произнесла она.

– Я знаю, – отозвался Тит и сглотнул застрявший в горле комок.

Первой это печальное известие ему сообщила Энния. Как ни странно, именно его экономка-вольноотпущенница оказалась в курсе последних новостей, а отнюдь не он сам, один из самых богатых людей в Риме. А все потому, что у нее был брат, который работал в доках на Тибре, и в тот день, когда Энния отправилась проведать его, в порт вошел корабль под черными парусами. Она тотчас, не раздумывая, бегом вернулась в дом Тита. Запыхавшись, она вбежала к нему в кабинет, где он сидел, изучая отчеты о поддержке сирот и строя счастливые планы по поводу предстоящей свадьбы. Сколько гостей пригласить на пир? Какое кольцо предпочтет Фаустина – традиционное железное или новомодное золотое? Тит задумчиво рисовал на полях восковой таблички ее профиль, когда на пороге, надрывно дыша от быстрого бега, выросла Энния – бледная, что смотрелось довольно странно при ее оливковой коже, – и сообщила ему известие, которое еще не успело стать достоянием всего Рим.

«Умер Траян».

– Вряд ли кто-то об этом знает, – сказал Тит, обращаясь к Фаустине. – Сначала должны официально оповестить сенат, хотя…

– Разумеется, пока никто ничего не знает. – Фаустина недоуменно посмотрела на него. – Потому что это случилось всего час назад.

– Что? – не понял ее Тит.

Фаустина задумчиво покачала головой.

– Отец.

На какой-то миг Тит утратил дар речи и судорожно попытался подыскать нужные слова.

– Твой отец? – наконец выдавил он.

– Мама нашла его за рабочим столом, – едва слышно ответила Фаустина. – У него был такой умиротворенный вид, что она поначалу решила, что он спит. Просто задремал над своими книгами. Но когда она окликнула его…

Тит тяжело опустился рядом с ней на скамью и обнял за плечи. Траян мертв. Марк Норбан мертв. О боги, нет! Нет! Нет!

Все – вся его жизнь – изменилось в одночасье.

– Что ты сказал? – переспросила Фаустина, поднимая на него полные слез глаза. Ей стоило немалых усилий, чтобы не разрыдаться. – Умер кто-то еще?

Тит помедлил с ответом, не решаясь сказать ей правду.

Она потеряла отца. Не стоит расстраивать ее еще больше. Но Фаустина была далеко не тем нежным цветком, который увял бы при первом дуновении холодного ветра. Если что-то и роднило ее с Сабиной, так это стойкость и выдержка.

– Траян.

При этом слове из ее глаз хлынули слезы. Тит держал ее в объятиях, не стесняясь того, что его собственные глаза тоже были на мокром месте. Сидя на мраморной скамье, они прижались друг к другу: Фаустина, словно ребенок, зарылась заплаканным лицом в его плечо, Тит – в ее душистые, шелковистые волосы.

– Я даже рада, что отец об этом не знает, – наконец Фаустина выпрямилась и вытерла тыльной стороной ладони последние предательские слезы. – Он боготворил Траяна. И кто теперь новый император?

Тит помедлил. Честный ответ дался ему нелегко.