Наталия Соколовская - В Питере жить: от Дворцовой до Садовой, от Гангутской до Шпалерной. Личные истории

Наша улица называется Ковалёвская. По ней, возвращаясь по вечерам с работы, ковыляют и ковыляют жители. Особенно в гололед.

Мы – то есть я, моя семья и мои подруги – живем в новенькой белой пятиэтажке. Напротив наших окон, за двумя канавами и дорогой, среди берез, лопухов и шиповника, проросли двухэтажные дома. Они тоже сложены из кирпича, но серого, не такого нарядного, как наш. Булочная, «Молоко» и почта занимают первые этажи аккуратных трехэтажных домиков, как будто целиком выпиленных из гигантских желтых мелков. Неподалеку от нас, там, где вокзальная площадь плавно переходит в заросли крапивы, стоит деревянный двухэтажный теремок, его скоро снесут, оттуда даже жильцы уже уехали. Но самые лучшие (после нашей пятиэтажки, конечно) – одноэтажные пряничные домишки из темно-красного кирпича, с невысокими крылечками и трубами, из которых зимой идет дымок.

Чем меньше в доме этажей – тем он старше. Наш – самый новый и самый лучший. Через несколько лет в соседнем дворе, на месте одноэтажного краснокирпичного крошки, воздвигнут пару горделивых белоснежных высоток с настоящими лифтами, но пока что выше нашего дома – только звезды и самые старые тополя.

Каким бы маленьким ни был наш мир, бабушки стараются сделать его еще меньше. Ограничить. Уберечь. Запретить. А то как бы чего не вышло. Слышали, в Ковалёво на той неделе – дальше они переходят на шепот, но мы всё равно слышим, какие ужасы на прошлой неделе случились в Ковалёво. У нас хороший слух, а бабушки все глуховаты.

Гулять и бегать мы можем только на детской площадке перед домом. Вот наше вольное пастбище с корабликом-песочницей, сломанными качелями, кустами вдоль дома и канавой у дороги. Через канаву можно прыгать, если в ней нет воды, а если вода есть – наши строгие взрослые кричат со скамеек и из окон: «Стой, назад! Ноги промочишь, заболеешь, простудишься!» Даже если жара и лето.

И мы слушаемся. Мы все слушаемся, а еще молчим в тряпочку, не высовываемся и стараемся быть как все. Этому учат нас бабушки. Бабушки есть почти у всех, они занимаются нашим воспитанием. Только Катиным воспитанием занимается мама, но она сидит дома, совсем как бабушка, и ничуть не хуже ограничивает дочкину свободу, и так же стоит в очередях в гастрономе вместе с нашими бабушками, и обсуждает с ними ужасное происшествие в Ковалёво.

Мир за пределами площадки мы познаём, когда за ручку отправляемся по магазинам. Гастроном, сберкасса, почта, «Молоко», булочная, парикмахерская – всё в разных домах, чтобы интереснее было гулять от одной достопримечательности к другой. Парикмахерская – маленький одноэтажный домик с окнами, на которых нарисованы прически без людей. На почте пахнет сургучом, а посылки надо получать в отдельном окошечке, чуть в стороне от прочих. В гастрономе – огромные окна во всю стену, целых три пронумерованных отдела и еще крошечный угловой отдел без номера, в котором по стаканам разливают сок из стеклянных конусов. В «Молоке» на прилавке высится большущий бидон, из которого черпают сметану литровой цилиндрической поварешкой. А по дороге в булочную бабушки проявляют особую бдительность: она ведь стоит, можно сказать, на самых трамвайных путях. Не углядишь за дитем, не удержишь – и всё. Слышали, что в том месяце в Кушелёвке было?

Мы не собираемся бегать по рельсам, нам бы хоть раз поймать голубя голыми руками. А голубей возле булочной всегда очень много. Мы бежим, мы словно летим за неповоротливой толстой птицей, вот уже почти поймали – и тут нас перехватывают крепкие бабушкины руки: «Подцепишь еще инфекцию!» А нам не нужны инфекции, мы голубя хотим погладить. Ленка говорит, что один раз она все-таки сцапала голубя за хвост, но не удержала, и он улетел от нее – вместе со всеми своими инфекциями.

Но Ленка – это Ленка. С виду она ничем не отличается от нас – такие же сандалии из универмага «Ржевский», такой же сарафан на бретельках, сшитый из вытершегося под мышками маминого крепдешинового платья. Но мы-то живем с ней в одном доме и знаем, что Ленка – не такая, как мы. Наши родители каждое утро едут на работу в город, а ее мама отправляется пешком в универмаг и сидит там за кассой. За нами строго следят бабушки (за Катей – мама), а Ленка гуляет без присмотра и делает что хочет. Ее дедушка только говорит, что приглядывает за внучкой, а на самом деле переписывается с отважными мореходами по бутылочной почте или натирает вонючими мазями свои больные ноги. Когда он выходит на улицу, то идет вразвалочку, а иногда чуть-чуть шатается, как капитан на палубе корабля.

Ленка вдоль и поперек исходила планету Ржевка – для нее не существует запретов. Зато в городе она еще не была ни разу и даже представить себе не может, что это такое – город Ленинград.

У всех нас в городе кто-то живет: троюродные тети, мамины подруги, дедушкины сослуживцы, а у Марины даже папа, к которому она, всем на зависть, то и дело ездит на трамвае. Но и остальным есть к кому поехать, и в Ленинграде мы бывали уже по несколько раз. Видели его улицы и проспекты, памятники и магазины. И, конечно, ЦПКиО – огромную игровую площадку мечты, с множеством качелей и лазалок, с катамаранами и лодками.

Родители постоянно твердят, что мы живем и прописаны в самом что ни на есть городе, и предъявляют в доказательство медаль «Рожденному в Ленинграде». Но для нас город начинается на Финляндском вокзале, где металлическими буквами по мрамору написано – «Ленинград». А у нас на платформе значится – «Ржевка». Потому что здесь в старые времена была конюшня, и в ней беспрестанно ржали кони. Так Ленка объяснила.

Она многое знает, еще больше видела, и не жадничает, рассказывает обо всем. Мне особенно нравится слушать о дальней площадке возле самого леса.

Дальнюю площадку обходят стороной хулиганы, которые ломают качели, горки и домики по всей округе. Там есть механическая карусель, которая крутится сама, стоит только нажать на большую синюю кнопку в центре. Рядом с каруселью – резная деревянная горка высотой с трехэтажный дом. А еще – качели-лодочка, на которых можно кататься вдвоем и делать «солнце» несколько раз подряд, и маленькое игрушечное шоссе с настоящими крошечными светофорами, и лазилка с веревочными лестницами, канатами, турниками, брусьями и кольцами, и домик с закрывающейся дверью и выходом на чердак, и батут для прыжков.

На площадке не бывает никто, кроме Ленки, – потому что не так-то просто туда дойти. Сначала на пути тебя поджидает Баба Яга в шубе, ушанке и валенках. Она сидит в телеге, запряженной серой лошадкой, и говорит, что продает свежее молоко. Но каждый, кто с ней заговорит, превратится в корову, и она увезет его к себе и запрет в стойле. Лошадка бы многое могла об этом рассказать – это ведь бывший муж Бабы Яги, который не хотел участвовать в ее злых делишках.