Кэти Такер - Одна маленькая ложь

– Шумела? – повторяю я с усмешкой. – Что же ты там делала? – Как выяснилось, Риган в библиотеке не ограничивается исключительно чтением книг.

– Готовилась к занятиям. Что же еще?

Я хихикаю. На самом деле, у Риган привычка читать вслух: так легче запоминается. Лично мне эта привычка кажется милой, но многих раздражает.

– Пострадала ни за что… – Пауза, а потом как бы между прочим: – Вечером видела Коннора.

– Да? – Пытаюсь изобразить легкий и непринужденный тон, а кругом виноватая «девственница-шлюха» прячется поглубже.

Внизу скрипит кровать – Риган устраивается поудобнее.

– Спрашивал, как твои дела. Ну, переживаешь ли ты из-за плохой отметки.

Вздыхаю.

– Мне уже… лучше.

– Хорошо.

Делаю вдох и ни с того ни с сего выпаливаю:

– Думаю, мне надо порвать с Коннором.

– Да? Думаю, стоит подождать, когда пройдут выходные.

Внизу снова скрипит кровать и шуршат простыни, как будто Риган никак не может устроиться.

Странно, она не спрашивает, почему я хочу порвать с Коннором, и ничуть не удивлена моим заявлением. Я сама себе удивилась. Если бы я написала на листке бумаги все качества, которыми должен обладать идеальный мужчина в моем понимании, а потом бы нарисовала шарж, то у меня бы была страница с Коннором.

– Он хочет познакомить меня со своими родителями. – Ну как теперь это возможно? Его мама сразу все поймет! У мам на такие вещи особый нюх. Она разоблачит меня при всех. И меня впервые в истории соревнований по гребле в Принстоне публично забьют камнями.

– Ну вот и познакомься с его родителями, а потом порвешь с ним. Ты же не обещаешь ему выйти за него замуж. Иначе ты только осложнишь все и Коннору, и себе в день соревнований. А денек и без того обещает быть трудным.

– Почему?

– Потому что там будет Дана.

Это имя для меня как удар в солнечное сплетение.

– Ну а мне-то что? Между мной и Эштоном ничего нет. – Лгунья! Лгунья! Лгунья!

Пауза, а потом:

– Вот и хорошо, что нет. Потому что до завтра Эштон вряд ли дотянет.

– Что? – чуть не кричу я от страха.

– Он сегодня пропустил тренировку. Отец его выследил. И теперь бедолага наматывает круги на пробежке, а на улице холодно.

Не знаю, что я должна по этому поводу чувствовать. Определенно чувство вины: ведь Эштона наказали за то, что он был со мной. Но… руки мои прижаты к животу, а сердце выпрыгивает из груди от восторга. Он знал, что так и будет, но он все равно пропустил тренировку.

А Риган все говорит и говорит:

– И не забудь про вечеринку по поводу Хэллоуина. Ты же не хочешь все еще больше усложнить. Ведь вы с Коннором пока еще не спите… так?

– Так… А Дана там будет?

– Нет. Я слышала, как Эштон говорил, что она собирается в Куинс, навестить своих.

С облегчением перевожу дыхание.

– В любом случае, мой тебе совет: потерпи до следующей недели, а потом можешь кинуть своего красавчика.

Вздыхаю.

– Да, ты права. – Подумаешь, поживу еще несколько дней с чувством вины. Хорошая мысль. Накажу себя. Я это заслужила. Поворачиваюсь на бок, продолжаю истязать мозг тяжелыми мыслями. – Спокойной ночи, Риган.

– Спокойной ночи, Ливи.

Пауза.

– Ливи? Не спишь? – Риган прокашливается, и я понимаю, что она с трудом сдерживает смех. – В следующий раз, будь добра, повесь на ручку двери красный носок, чтобы я была в курсе. Договорились?

– Они такие красивые, – шепчу я в телефон Коннору, свернувшись клубком на кровати с букетом лиловых ирисов. И я их не заслуживаю. И тебя тоже.

– Помню, ты сказала, что любишь ирисы. А ты знаешь, что осенью ирисы здесь не цветут?

Улыбаюсь, а по щекам текут слезы. Помню, папа ранней весной делал сюрприз маме: дарил ей букет лиловых ирисов. Правда, на самом деле это не было сюрпризом: он дарил их каждую пятницу пять недель подряд – пока они цвели. Каждый раз мама расцветала в улыбке, и от волнения обмахивала лицо, словно он делает ей предложение. А мы с Кейси переглядывались и гримасничали, изображая мамину бурную реакцию.

А теперь лиловые ирисы будут напоминать мне о моем предательстве.

– Знаю, не цветут. – Значит, Коннор потратил на букет астрономическую сумму: они либо импортные, либо из оранжереи на заказ. – А по какому поводу?

– Тебе нужен повод? – Коннор какое-то время молчит, и я представляю себе, как он стоит, опершись на рабочий стол на кухне. – Просто хочу, чтобы ты знала, что я думаю о тебе, и больше не расстраивалась из-за той плохой отметки.

– Спасибо тебе. – Из-за той плохой отметки. После того С с минусом я получила еще несколько С за все проверочные работы, кроме английской литературы, которую я сдала на В. Профессор даже отметил, что ему понравилось, как я разобралась со сложной темой. И я поняла, что В это тоже неплохо. Профессора впечатлил мой подход к моральным дилеммам, стоящим перед персонажами «Грозового перевала» Эмили Бронте, и к их выбору.

Может, именно потому, что я окончательно запуталась в своих собственных моральных установках, мои рассуждения о жизненных перипетиях других людей получились интересными. У меня такое ощущение, словно я вошла в какую-то странную сумеречную зону, где все, что мне знакомо, перевернуто с ног на голову. Я подумала, не написать ли эсэмэску Эштону, что меня не помешает еще разок подбодрить, но устояла перед этим искушением.

– Предки будут рады с тобой познакомиться.

Зажмурив глаза, я вру:

– Я тоже.

Как-то раз доктор Штейнер сказал, что у каждого из нас бывает в жизни день, который определяет, кто ты есть, формирует личность и заставляет выбрать путь. Он тогда сказал, что этот день либо направляет тебя, либо преследует до гробовой доски. А я сказала, что он все драматизирует. Сказала, что не верю в это. Получается, что до этого дня человек – это всего лишь кусок глины – сидит и ждет, пока его засунут на обжиг в печь, чтобы затвердели все изгибы и складки, которые определяют его сущность и прочность. Или непрочность.

Неправдоподобная теория. И такое говорит профессиональный медик!

Впрочем, может быть, он прав.

Оглядываясь на свою жизнь, могу сказать, что для меня днем такого обжига стал день смерти моих родителей.

Но 31 октября глиняный сосуд разбился.

– Сегодня вечером я обязательно напьюсь! – объявляет Риган. Высоко подняв руки и откинув голову, она нежится в лучах утреннего солнца. Ее ничуть не тревожит, что мы стоим у финишной черты и вокруг полным-полно зрителей, поджидающих, пока победители выйдут из лодки. Риган предупредила меня, что это очень важные соревнования, но я все равно удивилась, услышав, что в них принимает участие свыше четырехсот лодок.