В. Строгальщиков - Слой-2

– Следите за дорогой, – сказал Геннадий Аркадьевич. – И, если можно, едемте быстрей, уже поздно, нам надо в отель.

– Да, отель, знаю, – сказал водитель и замолчал.

От выпитого виски начиналась нудная изжога. Гена-экстрасенс выудил из сумки пластиковую фляжечку минералки – не постеснялся, забрал в самолете – и протянул через плечо.

– Освежиться не желаете?

– Если не сладкая, то не хочу.

– Тебе и не предлагают, малявка, – сказал Кротов и принялся свинчивать пробку.

Все стекла в машине были опущены, но ветра не ощущалось, точнее, его температуры, как это случается только на юге: был исключительно ровный и плотный нажим упругой воздушной массы, пахнувшей морем и зеленью. Ирина взяла его под руку, прижалась щекой.

– Как хорошо...

Добрались почти в полночь. Кротов полез за бумажником, но Геннадий Аркадьевич сказал, что машина оплачена «Интервалом», а чаевые не приняты: строго по счетчику, запомни на будущее.

Из подъезда на залитое светом крыльцо вышли двое молодых в гостиничной белой униформе. Геннадий Аркадьевич объяснился с ними по-английски, передал какие-то бумаги, сложенные длинной четвертушкой. Один принялся их листать, другой открыл багажник «мерседеса» и выгружал багаж, показывая каждую сумку Ирине; та кивала или старательно мотала головой, и тогда вещь возвращалась в багажник.

– Оформитесь утром, к вам в апартаменты придет после завтрака клерк-переводчик. Сейчас вас проводят, располагайтесь и отдыхайте. Скажите мне, в котором часу намерены завтракать – я передам персоналу.

– Я и сама могу сказать, – как бы в сторону проговорила дочь.

– Сори, мэм, райт ю а, – поклонился ей Геннадий Аркадьевич. Наташка фыркнула и отвернулась.

– Сейчас мне назовут ваш номер: я позвоню вам через полчаса, если не возражаете.

Геннадий Аркадьевич бросил обслуге несколько быстрых фраз, козырнул Кротову и нырнул в машину.

Служители нагрузились поклажей, Кротовы шли налегке. Они обогнули здание офиса и направились за белыми куртками через ворота, лабиринтом садовых дорожек, петлявших меж двухэтажных вычурных коттеджей; пересекали по маленьким мостикам выложенные кафелем каналы с журчащей водой, шли краями подсвеченных снизу бассейнов, где люди в синих комбинезонах сачками на длинных-предлинных ручках собирали с поверхности воды палую листву. И надо всем этим великолепием висело бархатно-черное южное небо без звезд.

– Ноябрь... С ума сойти, – сказала шепотом Ирина.

Возле очередного коттеджа мужчины в белых куртках остановились и обернулись, один приглашающе качнул чемоданом. Наташка первая взлетела на второй этаж по коленчатой лестнице, уже заглядывала внутрь сквозь стеклянную дверь.

За дверью открылся большой холл (как потом выяснилось – гостиная). Мужчины в белом включали свет, по балетному разводили руками, демонстрируя предметы и устройства, открывали и закрывали разные двери. Кротов с женой стояли истуканами посреди комнаты и озирались, потом жена вздохнула и присела, но почему-то на чемодан, а не на стул или в кресло. Наташка же с деловитым видом ходила вслед за «боями», переспрашивала не по-русски, тоже все включала и выключала, открывала и закрывала, пока демонстраторы-носильщики не вручили ей почтительно ключ с огромной пластиковой «грушей» и не откланялись, сверкая зубами на коричневых лицах.

– Предки, у нас не номер, а кайф, – сказала дочь и упала на диван.

– Так, – сурово сказал Кротов. – Теперь я посмотрю. Ну, рассказывай.

Гостиная была размером с их квартиру. В левом углу за стойкой наподобие буфетной располагался полный кухонный набор мебели и оборудования с огромным, выше Кротова, холодильником, куда он не преминул заглянуть и обнаружил коробку пива незнакомой марки «Кео», минеральную воду и соки в коробках. На обеденном столе бугрилось нечто, накрытое салфетками, и Кротов посдергивал белые крахмальные тряпочки одну за другой, обнаружив тарелки с холодным нарезанным мясом, красивыми овощами и фруктами. Наташка взвизгнула и бросилась к столу хватать руками.

В другом углу чернел огромный телевизор, блестела горка со стеклом и посудой, и еще кресла, и диван, и еще один длинный стол темного дерева с тонкими гнутыми стульями, и торшеры в виде склоненных цветов...

– Идем дальше, – сказал Кротов и увлек жену за плечи. – Наташка, не ешь руками!

– Так вкуснее, – сказала дочь, передвигаясь вокруг стола в наклонном положении.

Было три спальни: две небольшие и одна просторная, с огромной квадратной кроватью и отдельным санузлом – право, неловко было именовать этим серым коммунальным словом открывшееся глазу кафельно-фарфоровое великолепие с золотистыми вкраплениями кранов, краников и труб.

– Мы спим здесь, – резюмировал глава семьи. – Наташка здесь. А кому третья?

– Третья для гостей, старичье! – сумела выкрикнуть Наташка набитым вкусностями ртом.

В гостиной за диваном Кротов нашел еще одну неприметную дверь, открыл и заглянул: это общий санузел, еще шикарнее – огромная ванна вмурована в пол, в стенках и дне какие-то лишние дырки: неужто легендарная система «джакузи»?

– Эй, предки, пойдемте есть в патио!

Наташка открыла входную дверь и таскала тарелки на веранду, где стояли стулья и стол из бамбука. «Патио... Хренятио!» – оскорбленно сказал себе Кротов, вытаскивая из холодильника пивную упаковку.

– А вина там нет? – спросила не любившая пиво жена, когда расселись у стола и Кротов откупоривал бутылки.

– Ну ты вообще!.. Тебе этого мало? – широко развел руками Кротов и забрызгал пеной сидевшую справа Наташку.

– Тебе после виски пиво вредно не будет? – ехидно спросила дочь, стряхивая пену с футболки.

Ирина пригубила пиво, потрогала губами блестящую маслину.

– Подумать только: еще вчера, еще сегодня с утра эта грязная Тюмень, эта сырость, этот холод...

– Плохие апартаменты, – сказала дочь. – Отсюда моря не видно. Давайте поедим и сходим к морю!

– Да ты что! – изумилась жена. – Первый час ночи!

– А здесь начало одиннадцатого, еще совсем рано. Мне ребята сказали, – Кротов отметил это «ребята»: «Я тебе покажу ребят!» – что сейчас как раз все развлекаются, поэтому никого и нет, здесь принято только ночевать, а гуляют в ресторанах и в казино, и в ночных клубах почти до утра, а потом спят до обеда. Вот так, – закончила дочь и показала предкам язычок.

– И в самом деле: прошвырнемся к морю?

– Вы идите, а я... Слишком много всего в один день, мне трудно переваривать... Идите, а я всё распакую и разложу. Только недолго, пожалуйста, мне одной тут оставаться как-то... страшновато поначалу.

– Что сказать? Кулёма, – Кротов подмигнул дочери, образуя антииринкин альянс. – Слушай, а ведь мы дорогу не найдем, тут так все запутано...