В. Строгальщиков - Слой-2

– Я найду, – сказала дочь. – Здесь все бунгало под номерами, наш семнадцатый, а у ворот – первый.

«Бунгало, патио, джакузи... Охренеть».

С пива его повело, но не очень; был кураж и желание двигаться.

За воротами комплекса Кротов покрутил головой в поисках морского направления. Один конец узкой улицы поднимался наверх, и Кротов решил, что море наверху быть не может, и не ошибся: они с Наташкой не прошли и двух кварталов, как уперлись в оживленное шоссе, за которым был парапет и дальше сплошная чернота; спустились в подземный переход и вышли прямо на берег, обозначенный во тьме рваной белой линией прибоя.

Сидели молча на деревянном пляжном лежаке; Наташка сказала, как штампик поставила:

– Средиземное море... А что на том берегу?

Кротов повспоминал карту – изучал предложенную стюардессой в самолете – и сказал:

– Наверное, Египет. Или Израиль.

– Обалдеть можно, – вздохнула взрослая дочь.

– Здесь можно сесть вечером на корабль, и утром будем в Египте.

– Ой, – закричала Наташка, – давайте сплаваем!

– Ты еще здесь-то не побыла, а уже: спла-а-ваем!

– А мы завтра за день всё посмотрим и поедем, пап.

– Не спеши, – сказал Кротов. – Мы сюда еще вернемся, и не раз. Летом или осенью. А можно и весной, в мае. Нет, в мае у тебя школа... Ладно, потопали к маме.

Ирина возлежала на диване в неизвестном легкомысленном халатике и смотрела телевизор: нехуденькая певица плакала по-гречески под треньканье струнных инструментов. Жена всё разложила, помыла и убрала, и эти привычные хозяйские хлопоты примирили ее с новым временным домом.

– В туалете унитаз неисправен, – сказала Ирина в качестве приветствия. – Вода всё время стоит и не уходит.

Кротов рассмеялся. В отличие от пугающей ванны «джакузи», система иностранных унитазов была ему знакома.

– Успокойся, это сделано специально. Потом поймешь зачем.

– Наташка, спать! – ответила жена.

Кротов взял телевизорный пультик, сказал: «Извини», – и прошелся по кнопкам. Сплошные греки: даже американские старые боевики, и те со смешным переводом, Майкл Дудиков здорово «шпрехал» по-гречески. Кротов вспомнил полу-анекдот про Штирлица на казахском экране: «Салям алейкум, Гитлер-ага!..». Он даванул очередную кнопочку и попал на канал «Евроспорт» – шел футбол, и он сразу узнал полосатую форму «Ювентуса», и закричал: «Ого-го-го!» – и потащил кресло ближе к экрану, а жена сказала: «Всё, это конец. Дочь, мы потеряли папу!..».

Он пришел в спальню довольным и хмельным – допил за футболом всё пиво, глаза слипались. Ирина проснулась от его движений, притиснулась сбоку – тепло и мягко, но как было в самолете – уже не было, хотя тоже было хорошо и по-забытому долго; выветрился сон, он лежал на спине и шептал в потолок Ирине, что в систему курортов компании «Интервал Интернешнл» входит несколько десятков стран и можно меняться: кто-то приедет сюда, в их апартаменты, а они поедут в Италию или Грецию, или даже в Швейцарию, будут кататься на лыжах в горах, или на Багамы, это страшно далеко и экзотично, и так – на всю жизнь, это их собственность, пусть и на две лишь недели в году, но можно доплатить и выкупить целый месяц, можно будет посылать сюда друзей, можно вывезти наших старушенций – твою и мою, пусть увидят под занавес рай на земле...

– Я и забыла, – сказала жена, – звонил Гена, когда вы ушли, оставил свой телефон.

Кротов хотел поругать жену за рассеянность – дома сделал бы это непременно, деловые звонки есть святое, но здесь и сейчас, размякший от близости, пива и южной теплой прохлады, он лишь шевельнулся под простыней и сказал:

– Ну и черт с ним.

Проснулись от Наташкиного стука и голоса: уже принесли завтрак, был девятый час утра по местному времени, совсем не выспались, побаливала голова, Ирина жаловалась тоже: у него похмелье, у нее – переакклиматизация, упало давление. Он поднялся первым и закрылся в санузле, вошел в просторную душевую кабинку, отрегулировал и пустил воду; было привольно стоять на широком полу под резкими крупными струями, это вам не в домашней ванне перетаптываться с опаской поскользнуться и что-нибудь сломать. Потом брился у зеркала – тщательно, на два раза, и даже поприседал немного и помахал руками.

Завтракали в патио; внизу на дорожках, скрытых листьями, звучали шаги и голоса, кто-то шумно плескался в бассейне, долетал детский смех, далекая чужая музыка; утреннее вязкое тепло обволакивало вымытое тело. Ночью сквозь сон Кротов слышал какие-то крики и песни, и вроде по-русски, а может, приснилось родное.

Завтрак был американским: миска с хлопьями, молочник, апельсиновый сок, яичница с беконом, тосты, масло, джем и кофе. Ирина обычно не ела по утрам, не было аппетита, а здесь вдруг «разъелась», Кротов даже сказал: «Будем толстенькими, кулёма?». Знал ведь, что слово не нравится, но так и лезло на язык, вот же гадство в характере.

После завтрака собрались купаться. Пока женщины шептались и трясли купальниками, Кротов позвонил Геннадию Аркадьевичу, извинился за вчерашнюю необязательность, но Гена весело отмёл его пардонности, сказал, что день свободен, купайтесь, гуляйте и вообще отдыхайте, а вечером в девять он заедет и повезет их в таверну на местные песни и танцы.

Долго спорили, где купаться: в бассейне или в море. Ирина была за бассейн, море уже прохладное наверняка, но вчерашний альянс победил и сегодня. Собрались и спустились вниз, снова шли по дорожкам и мостикам. В мелководных каналах и кафельных лужах барахтались загорелые дети, съезжали на попках по горкам, с визгом плюхались в руки загорелых мамаш и папаш, и Кротов пожалел, что не взяли с собой Митю: Ирина хотела, но Кротов сказал, что не даст отдохнуть по-нормальному. Старый и глупый дурак, теперь будет скучать и мучиться.

Навстречу двигалась семья с тремя детьми, судя по возрасту старших и младших – бабушка-дедушка с внуками. Кротов посторонился, пропуская на узкой дорожке, и пузатенький дед в шортах и майке сказал ему:

– Утро доброе.

– Привет, – сказал Кротов. – Наши в городе.

– Здесь половина наших, – сказал дед, пронося свое пузо, и Кротов подумал, что ночью ему не приснилось.

На берегу, едва расположились с лежаками – пришлось поискать свободные, у моря всё было занято, нашли повыше, у деревьев, Наташка сбегала куда-то и приволокла непромокаемые тонкие матрасы, чтобы не лежать на досках: молодец, сориентировалась быстро, – Кротов решил первым опробовать воду и побрел неспешно вниз, стесняясь бледного, рыхлого тела, и у самой воды наткнулся на Горшкалева: тесен мир, особенно на Кипре.

Саша Горшкалев был хорошо знаком Кротову как отец первой в городе биржи недвижимости. Кротов там тоже поучаствовал – правда, без особого успеха. Нынче Горшкалев, по слухам, занялся еще и турбизнесом, что-то придумывал с греками. Кротову попадалась на глаза его реклама в тюменских газетах.