В. Строгальщиков - Слой-2

Их усадили за один из общих деревянных столов без скатерти – Гена с Наташкой напротив, зажгли перед каждым большую свечу, принесли еду и вино, Кротов даже не глянул в тарелки – это было не важно. Ворот рубашки был тесноват, он расстегнул две верхние пуговицы и повертел освобожденной шеей. Приехали еще и сели рядом, уже навеселе, по разговору немцы, здоровые горластые мужчины и женщины с глазами пионерок на параде, принялись подпевать и стучать кулаками по столешнице; посуда прыгала и перемещалась. Потом пошли танцевать хороводом нечто сиртачное, сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей, выделывали черт те что ногами; опереточные парни увлекли в беснующийся круг Ирину с Наташкой, дочь вертелась и дрыгалась на все сто, Ирина топталась на месте и виновато смотрела на Кротова поверх скачущих плеч и голов.

– Покурим? – предложил Геннадий Аркадьевич и одним движением корпуса перенес ноги через лавку, сверкнув на мгновение туфлями. К нему подлетела девица в бусах и ярких тряпочках, манила плечами и бедрами, Геннадий Аркадьевич пошлепал хозяйски ее по щеке и пошел к балюстраде у обрыва.

– Как отдыхается?

– Дальше некуда, – сказал Кротов с оттенком благодарности в голосе. – Дамы просто балдеют.

– Не так уж и трудно сделать человека счастливым, хотя бы на несколько дней.

Кусочки пепла от сигарет падали светлячками, ударялись внизу о камни и вспыхивали и гасли.

– В пятницу мы поедем в банк, – сказал Геннадий Аркадьевич. – Нас будут ожидать. Немного о взаиморасчетах, если позволите, Сережа. Как мы уже говорили, пятьсот тысяч – ваши. Суммируем таймшер, сезонные авиабилеты, плату за обслуживание апартаментов на пять лет вперед, – вы уже знаете, это оплачено.

– Знаю, – сказал Кротов не очень уверенно.

– Итого: сто тысяч на круг. Полагаю, вы согласитесь, если эти расходы мы вычтем из вашей доли? Отлично. Остается четыреста тысяч; вам выдадут карточки «Виза» и «Америкэн экспресс». Шестьсот тысяч вы снимете со счета наличными и передадите мне.

– И мне позволят взять такие деньги наличкой?

– Это ваши деньги, Сережа. И это вам не Россия, здесь нет проблем с обналичиванием, клиент для местных банков – царь и бог, как, впрочем, и во всем нормальном мире. Банк предупрежден, вас встретят с цветами и объятиями: вы солидный клиент, даже здесь не у каждого миллион на счету.

– Вопросов нет, – сказал Кротов, пожав плечами.

– И последнее, Сережа: прошу искренне простить меня за бестактность, но дома с деньгами поосторожнее, пожалуйста. «Виза» работает в тюменских банках, но уж вы не усердствуйте, договорились?

– Принято, – сказал Кротов. – Никаких обид, Гена, всё правильно.

– Вы отличный мужик, Сережа. У Юрия Дмитриевича врожденный нюх на отличных мужиков.

– Да ладно вам, Гена. Я сейчас описаюсь от комплиментов.

– Поберегите костюм, – рассмеялся Геннадий. – Не пора ли нам вспомнить о женщинах? Киприоты – народ горячий, а кусты здесь густые и темные...

Последняя фраза Кротову не понравилась, Гена вторгался в запретное, и вообще разговор о деньгах оставил в душе неприятный осадок без видимых внешних причин. Геннадий Аркадьевич рассуждал и делил справедливо, и всё-таки было тоскливое вредное чувство, будто его использовали и незаметно обокрали, хотя ведь четыреста тысяч – в рублях это больше двух миллиардов, плюс таймшер и прочее и, казалось бы, упали с неба, подарок от Юрика, скажи спасибо и заткнись, но было, было: что-то отняли, и не только деньгами, не только...

Вино оказалось удивительно хмельным – к полуночи голова была веселая и ясная, а ноги заплетались, не слушались. Кротов тоже пытался плясать, потом составили русский хор и кричали «Катюшу» и «Подмосковные вечера», дочь Наташка аккомпанировала на чужой гитаре; немцы, вылупив глаза, старательно орали про «високий» и «крютой» и «вьечера». Всем подарили мониста из керамики и морских мелких раковин. Наташка жеманилась с высоким худым парнем в очках, рассказала потом: англичанин, студент, сын богатых родителей, презирает, но деньги берет. В машине Кротов задремал; жена волокла его под руку, у бассейна Кротов вырвался и полез на вышку, но его стащили за штаны; уснул в гостиной на диване, последним усилием воли нашарив на пультике нужную кнопку и отключив телевизор. Утром и не помнил, что смотрел: то ли футбол, то ли регби, бегали по экрану малявочки...

Ирина жаловалась на головную боль, ее подташнивало. Наташка умчалась на пляж и пришла только в четыре часа, жена ругала ее со всхлипами и мазала кремом. Кротов же снял помятый костюм, принял пиво и душ и снова завалился – уже в спальне, и проспал до прихода Наташки, еще раз принял – в обратном порядке – и вспомнил, что сегодня седьмое ноября и вообще они не звонили домой ни разу, как приехали.

Первым делом набрали свой домашний номер. После долгих гудков ответила мать, он поздравил ее с праздником и спросил, как дела. Рвала трубку Наташка, тараторила про заграницу, как здесь всё здорово, это вам не паршивый «совок» – нашла же тему бабке-коммунистке в день Великого Октября, потом Ирина сюсюкала с Митей, обещала подарки и просила слушаться бабушку, вопросительно глядела на Кротова, но он лишь мотал головой отрицательно: знал, что расстроится, услышав вечное митяево, когда звонил из командировок: «Папка, ты где?» – а что ответишь на такое? Бросил папка сына, укатил развлекаться... Ирина пустила слезу, Кротов озлился на жену и даже рявкнул и ушел на веранду, чтобы не разругаться совсем.

– Предки, что предпримем? Скучно с вами, – сказала бессердечная Наташка. До ужина была уйма времени, следовало как-то его скоротать и вообще занять руки и голову, не напиваться же снова-корова.

– Девки, подъем! – скомандовал Кротов. – Едем осматривать остров.

На ближайшей стоянке он выбрал маленький открытый джипочек «самурай» – удовольствие пятнадцать фунтов в час. Дочь просилась порулить, он пресек ее поползновения: сам волновался, левостороннее движение и правый руль держали в напряжении, пока не выехали за город по вчерашнему пути, другого не знал и не рискнул, но успокоился на шоссе и помчался, насвистывая, разгонял до упора слабенький движок. Пугали наглые мотоциклисты, обгоняли впритирку с рычанием, машины же шли как по ниточке на дистанции более чем безопасной.

Дорога рассекала пополам территорию английской военной базы и на всём ее протяжении была огорожена слева и справа металлической сетью. Сменялись чередою офицерские дома, лужайки для гольфа, футбольные поля, загоны для скачек – англичане неплохо освоились на чужой земле, устроив все на свой манер с чисто британской уверенной наглостью. Кротов ехал и злился на англичан, потому что понимал: свою страну такой ухоженной он не увидит никогда.