В. Строгальщиков - Слой 3

– Вот у меня справка лежит по сбору налогов за текущий квартал. Там есть такая строчка интересная: федеральные налоги. Ты знаешь, какая там цифра красуется?

– Знаю, – гордо ответствовал Перфильев. – Сто один процент.

– И как это ты сумел план перевыполнить? Лишние деньги с народа содрал?

– Ну почему? – оскорбился Перфильев. – Просто увеличилась налогооблагаемая база против плановой.

– А что у тебя в графе по сбору местных? Что молчишь? Так я сам тебе скажу: сорок два процента. Как это понимать?

– А так и понимать. Сам же знаешь, Витальич, с деньгами у предприятий туго.

– Однако на «федералку» ты деньги вытряс.

– На то она и «федералка».

– Так не пойдет, Семеныч. Давай хотя бы поровну.

– Не выйдет поровну, – вздохнул начальник.

– Слушай, я же знаю, как ты действуешь. – Кротов пощелкал пальцами у губ, и Лузгин протянул ему дымящуюся сигарету. – Твои люди приходят в контору и говорят: не заплатишь федеральные – задушим, а заплатишь сполна, так и быть – с местными мы подождем.

– Есть такое дело, – рассмеялся Перфильев. – Приходится вникать. Если я все налоги разом соберу – ни одной живой конторы не останется.

– Вот я и говорю: хотя бы поровну.

– Не выйдет.

– Ну почему не выйдет, друг Семеныч?

– А потому не выйдет, друг Витальич, – проникновенно вымолвил Перфильев, – что если я федеральные налоги вовремя не соберу, меня в момент о работы снимут. А если местные... Ну, опять вот с вами поругаюсь

– А с нами ругаться не страшно.

– Так ведь не вы меня ставили, не вам и снимать!

Ну и морда ты, Семеныч.

– Я не морда, – без обиды произнес налоговый начальник. – Я есть лицо государственное. Ты вообще зачем звонишь? Просто так, пар выпустить?

– Слышь, Семеныч, у меня просьба. – Кротов старался говорить с максимальной убедительностью. – Как по твоей линии дела у энергетиков? Ты можешь месячишко на них не наезжать особо?

– А в чем дело?

– Понимаешь, мы тут немножко денег подсобрали, можем наконец-то заплатить бюджетникам. А у нас долги перед «Запсибэнерго». Короче: или им, или бюджетникам. За просто так, сам понимаешь, они от денег не откажутся. Но если ты им дашь поблажку... Ну, хотя бы намекнешь...

– Из местных – ради бога. Из федеральных – не могу.

– Так речь как раз о федеральных!

– Не могу, Витальич. Москва мне голову открутит. И чего ты добьешься? На мое место сядет какой-нибудь столичный обормот, который с тобой вообще разговаривать не будет. А я, как видишь, разговариваю.

– Да что толку-то от наших разговоров!

– Хочешь совет? – спросил Перфильев.

– Толку от твоих советов...

– Не спеши... Кто больше вас задолжал энергетикам? «Севернефтегаз». А кому энергетики должны больше всех? Правильно, «Газпрому». А чего «Газпром» желает от «Севернефтегаза»? Так что ты поговори с дружком Аркадьичем, когда он из заграницы нарисуется. С тебя бутылка за подсказку. Еще вопросы есть?

– Вопросов тьма, но не сегодня.

– У меня вопрос, если позволишь... Тебе не кажется, что ты... продешевил с Гаджиевым?

– В каком это смысле?

– Ты же продал ему завод за меньшую цену, чем он городу обошелся. Извини, старик, кое-кого это наводит на разные нехорошие мысли.

– А мне насрать. Мы же сделали независимый аудит, полную инвентаризацию. Оборудование изношено, сети полностью придется перекладывать, плюс затраты на реконструкцию. Я считаю, что выжал из Гаджиева все, что мог, и даже больше. Живыми деньгами к тому же. Или я не прав?

– Конечно, прав. Но даже самый независимый на свете аудитор за взятку может написать такое... В общем, я тебя предупредил, Витальич. Да, твое распоряжение о продаже завода Дума завизировала? Нет? Ну, друг, я тебе удивляюсь... Давай бегом к Солянику, мирись и делай визу. Ну все, пока. О, погоди, Витальич! Я слышал, вы в администрации автопарк сокращаете. Подбросил бы нам пару машинешек в порядке шефской помощи?

– Я подумаю, – сказал Кротов.

– А чего думать-то? – сказал Перфильев и отключился. И то, что он первым ушел со связи, было знаком не очень хорошим.

Кротов встал и потянулся с хрустом, подошел к окну.

– Мне кажется, не очень жопа надралась, – с ехидным сочувствием молвил Лузгин.

Еще не вечер, – выговорил Кротов. – Так почем нынче наша продажная пресса? Докладывай, разведчик.

– Я же говорил: вполне по-божески. Засунуть Слесаренко в оэргэшную программу «Из первых рук» будет стоить пятнадцать тысяч.

– Налом, зеленью?

– Конечно.

– Потянем. Дальше.

– Дальше на выбор: «Штрихи» на эртээр или «Кто есть кто» на шестом канале. Это дешевле, уложимся в десять тысяч.

– А «Герой дня» на энтэвэ?

– Здесь сложнее: Сорокина – баба честная и денег не берет. Но можем сунуть кой-кому в бригаде, они сумеют убедить. Однако нужен информационный повод.

– Эго что такое? – Кротов повернулся от окна.

– Любое событие с участием Слесаренко. Например, пресс-конференция в Госдуме на скандальную тему.

– Это мы можем устроить?

– Вполне. Вернется из Германии, тормознем его в Москве и все организуем через того же Лунькова. Так, Луньков плюс пресс-центр, плюс бригада Сорокиной... Тысяч тридцать – не меньше.

– Приемлемо.

– Размах внушает оптимизм... Теперь газеты. Наши люди в Москве обещают любую. Цены за «подвал» – от пяти до пятнадцати плюс личный интерес.

– На сколько тянет личный интерес?

– «Штук» десять, если автор все делает сам, или пять, если мы готовим «рыбу».

– Какую рыбу?

– Ну, «болванку», исходный материал со всеми цифрами, фактами и аргументами, который автор просто переписывает своими словами и ставит подпись.

– За что тогда платить пять «штук»?

– За имя, – пояснил Лузгин.

– Готовьте «рыбу», все равно понадобится.

– Уже готовим.

– Молодцы.

– Теперь о местной прессе. Здесь всё идет по плану. Ты не забыл – у тебя нынче запись с Лялиной.

– С тобой забудешь... Кстати, когда Слесаренко прилетает в Москву?

– Завтра вечером.

– Вот черт, тогда тебе надо лететь, и немедленно! Я имею в виду эту пресс-конференцию.

– Я уже взял билет сегодня на вечер.

– Оперативно, – буркнул Кротов. – Хоть ты и любишь поломаться, друг мой Вова, и в голове у тебя только мусор и бабы, и ты все время денег просишь...

– Я не прошу, – сказал Лузгин. – Я требую.

– Сколько понадобится?

– Сейчас прикину. Пресс-конференция, аванс бригаде... В «полтинник» уложусь. Остальное потом.

– А самому на жизнь?

– Пока хватает.

– Удивительно...

Когда Лузгин связался с этой красивой девкой Лялиной, Кротов поначалу отнесся к происшедшему с мужской солидарной ухмылкой, но потом всерьез забеспокоился о вовкиных деньгах. Лузгин был щедрым по-дурацки, любил потратиться деньгами не на тех и не на то, а девка Лялина по всем наличествующим у нее внешним признакам являла собой типичный образ бабы-пылесоса: все в себя. По редким проговоркам Лузгина выходило, что Лялина жила если не в бедности, то весьма небогато. «Еще бы, – нехорошо подумал Кротов, вспомнив рассказ Воронцова-младшего, – спонсор-то в больнице, содержать не может... Интересно, Вовка в курсе или нет?». Кротов бы махнул на все рукой, но он заботился о друге. Этот северный предвыборный вояж был единственной возможностью для Вовки Лузгина быстро заработать солидные по журналистским меркам деньги. Других северных выборов в обозримом будущем и не маячило, кроме думских областных, но там платили совсем уж смешные суммы – прямо пропорциональные количеству реальной власти, приобретаемой в итоге депутатом. По слухам, туда намылился проигравший губернаторскую гонку пресловутый денежный магнат Окрошенков, этот зелень мог швырять мешками, но, во-первых, Кротов был уверен, что друг Вовян не ляжет под Окроху и за миллион, хотя кто его знает насчет миллиона, и, во-вторых, прошла молва, что господин Окроха после проигрыша битвы за губернаторское кресло в сердцах «кинул на бабки» всех тюменских журналистов, работавших на него, и ныне только последняя рвань пригазетная купится на его новые посулы. В Тюмени же на телестудии Лузгину платили в месяц до двух тысяч деревянных, что в народе считалось приличным окладом, но Лузгин не жил в народе и ему не хватало. Так что Кротов совершенно искренне боялся, как бы пижонистый и влюбчивый дружок его Вовян не вернулся домой с пустым карманом. Он еще подумал, что бабы-пылесосы и в постели ведут себя так же, для них мужик лишь помпа, нагнетающая внутрь давление до взрыва, и не дай бог тебе взорваться раньше срока; а как она, подумал он, и представил на миг свою помпу в работе над Лялиной, но тут Лузгин собрался уходить, и Кротов отогнал видение и сказал: