Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

— Нет. Зачем… Там, у входа есть одна…

— Спасибо, дорогой. — Мелоди втыкает вилку в розетку и включает: слышится жужжание. Вторая ступень: жужжание громче. Третья ступень: очень громкое жужжание. Мелоди стонет и спешит со своим Джонни в руке обратно в постель. Теперь он жужжит тихо, первая ступень, и вот она лежит перед Мишей и двигает металлическим диском по тому месту, где у нее вход, туда-сюда, и прикрывает глаза и начинает часто дышать, и тут Миша уже в состоянии надеть резинку очень быстро и без труда.

— С этим все в тысячу раз лучше, понимаешь, Миша, — говорит Мелоди, учащая дыхание. — Мой Джонни и ты — это просто рай! У тебя еще не было такого с женщинами? Нет? Мой милый Джонни, он и на батарейках работает, но здесь так трудно достать батарейки… Хотя я знаю один магазин, где всегда какие-нибудь есть…

Это хорошо, думает Миша (даже в такой ситуации его мысли продолжают блуждать), надо мне тоже туда пойти и купить батарейки для моего радио. У меня больше нет в запасе.

«Blue moon», всхлипывает по радио московский эстрадный оркестр.

— Иди, дорогой, иди ко мне, тебе вовсе не нужно перед этим… Ну, иди же!

И он идет к ней и скользит по ней, а кровь стучит, стучит, о, как она стучит!

— Подожди, я помогу тебе… Он ведь не неприятен тебе, мой Джонни? Или мешает?.. Не может быть!.. Он ведь и тебе приятен, да?.. Ты чувствуешь, как он вибрирует? Чувствуешь?.. Ах, ты большой… Глубже… глубже… Подожди, дорогой, не так быстро, не так поспешно… медленнее… медленнее… да, да, так!.. Так хорошо, так восхитительно… Ах… ах… ах!..

Да, ах, ах, ах, но этот Джонни Мише мешает. Только Миша начнет, как все время на него наталкивается, прежде всего потому, что Мелоди все сильнее и сильнее им двигает. Вот черт! Я же не могу из-за этого глубоко… а я же хочу… мне же надо… Я сойду с ума, если не буду совсем глубоко…

— Убери эту штуку, Мелоди!

Мелоди уже где-то в другом мире. Она не слышит его. Она стонет и завывает, и охает, и притягивает к себе его голову и все остальное, а Миша натыкается на Джонни, теперь жужжание стало громче, должно быть, включена вторая ступень, она мечется по кровати… Нет, так не пойдет, я так не могу… я так не войду… Третья ступень: жужжание еще громче, громче, чем красивая музыка, «Fascination», но эта жалкая штуковина, и все время вклинивается ее рука…

— Мелоди!

Не слышит.

— Убери эту штуку!

Никакой реакции.

Этого он не выдерживает. Каким бы мягким он ни был, сейчас он рассвирепел, Боже, каким Миша стал буйным! И он просто хватает ее за руку, вырывает электрического Джонни, вытаскивает его и швыряет на ковер.

— Нет! — кричит Мелоди.

— Да! — говорит он, наваливается на нее и принимается за дело. — Это тебе не нужно, милая, со мной тебе это не нужно!

— Мне… мне всегда это нужно… Почему ты это сделал… Без него я не могу…

Но тут она вдруг перестает говорить, ее глаза расширяются, он делает все, что может, тут Мелоди становится буйной, буйной, как дикий зверь, и кричит, да, теперь она громко кричит и так сильно мечется, что ему стоит труда удержаться на ней. Должно быть, Мелоди потеряла рассудок, такого с ним еще никогда не было, такая страсть, такие звуки, такие слова. Да здравствуют метисы, которым надо так долго! — думает Миша, потому что она кончает и кончает, и снова кончает, он это чувствует, и когда, наконец, это подходит у него, он кончает так, как никогда в своей жизни. Он просто взрывается.

И вот они лежат друг возле друга, обливаясь потом, задыхаясь, и вдруг Миша замечает, что это чудо плачет. Всхлипывая порывисто, она плачет…

— Мелоди! Мелоди! Что с тобой? Ответь твоему Мише! Тебе больно? Я сделал тебе больно?

— Ты…

— Да?

— Ты… ах! — кричит она, обвивает его руками и смеется, и плачет, плачет и смеется, и кричит: — Миша, Миша, мой милый Миша, ты… ты…

— Ну!

— Ты меня…

— Что я тебя?

— Лишил меня девственности, — говорит она тихо и тут же снова плачет.

— Лишил девственности? — повторяет Миша. — Ты хочешь сказать, я был первым…

— Вздор! — шепчет она, все еще прижимая его к себе. — Конечно, не первый, любимый, дорогой! И все же первый! Первый, с кем я снова и снова кончала — без моего Джонни.

— Без твоего Джонни… Значит, ты всегда…

— Не всегда. Только когда я на это решалась. Часто у меня не хватало мужества… Слишком сильные запреты, понимаешь… Но с тобой я их не чувствовала… но ты отнял у меня моего Джонни, и все было без него… Это было намного, намного сильнее, чем обычно с ним… В первый раз без него, Миша… О, я люблю, люблю тебя!.. Дай мне виски и сигарету, пожалуйста! Мы сейчас продолжим, я только немного приду в себя… Чтобы я могла еще раз это испытать… Я же считала, что я испорченная, ты себе представить не можешь, что это была за жизнь… — И она снова плачет, а потом берет его руку и покрывает ее бесконечными поцелуями, а потом берет его…

— Н-н-н-но… — Миша не в состоянии выговорить ни единой фразы, так он потрясен. Мелоди, эта прекрасная женщина, значит, она всегда может только с этой штукой и никогда без нее, но с ним, незаконнорожденным метисом, который не знает своих родителей, с которым до сих пор делали все, что хотели, которого преследовали и унижали, и обманывали, и приговаривали к смерти, и ставили к стенке, и пренебрегали им, с ним эта прелесть кончала как фейерверк! Это невероятно, это непостижимо, но это так, раз она так сходит с ума! — Н-н-н-но…

— В чем дело, милый?

— Я… я хотел сказать: но когда у тебя не было при себе Джонни… или он был сломан…

— Мой Джонни еще никогда не ломался, милый… еще никогда! Made in Germany… немецкое качество… он у меня с пятнадцати лет… за пятнадцать лет он еще ни разу не сломался.

— Ну да, но если это происходило в лесу… или на лужайке… я имею в виду, в таком месте, где не было розеток…

— Он работает от батареек, я же тебе говорила! Конечно, есть много других моделей, из пластика… все, что только можно придумать, они придумали. Но, видишь ли, я верна привычке, и я ненавижу пластик. Я никогда бы не стала пользоваться пластиковым. Никогда! Только моим добрым, старым Джонни…

— Да, я это понял… но я не это имел в виду…

— А что ты имеешь в виду, дорогой?

— Ты же знаешь… если… одним словом, если у тебя его просто с собой не было… Что ты тогда делала, Мелоди?

— Театр.

— Что?

— Театр, милый, я разыгрывала мужчинам спектакль.

— Как это?

— Ну, если мне казалось, что все уже слишком долго, а я знала, что без Джонни никогда не получится, тогда я стонала и кричала, что я умираю, что я больше не могу, — а потом я быстренько бежала в ванную или за куст…

— Бедная Мелоди!

— …и там, в ванной или за кустом, я делала это себе сама… Но сейчас, с тобой, мне не надо устраивать театр… О, милый, милый, как я счастлива, какое облегчение! В первый раз в моей жизни!