Натан Дубовицкий - Машинка и Велик или Упрощение Дублина. [gaga saga] (журнальный вариант)

— Так, может, они этот конверт и ищут? — предположил Глеб.

— Вычислил наконец-то. Математик, сразу видно. Пока, солдаты, сержанты и старшины, нам пора. В случае натовского вторжения сдавайтесь американским или немецким частям, избегайте польских захватчиков и румынских ополченцев, особенно же латышских стрелков — сущие звери. Чао, пехота! Вольно, можно курить и блевать… Скорее всего, так и есть — конверт этот они ищут. Иначе чего старый Ай стал бы его у тебя ныкать? Значит, важный конверт. Значит, есть там деньги, на счетах этого Треста. Не бойся, Глеб, я много не возьму. Я ж понимаю — вещь твоя. А я посредник и консультант. Давай так: 10 % от того, что там на счетах найдётся или в другом каком ликвидном виде — моё, за работу. Честно ведь?

— Это честная часть нечестного дела.

— Ладно, ладно, не углубляйся. Ты что, святой? Чип? Дейл? Капитан Арктика? Представь, ты хоть наукой спокойно, в удовольствие займёшься. Не отвлекаясь на вопрос, чего пожрать. Думай себе сколько хочешь и ни о чём не думай. Жить станешь на доходы с капитала. Институт наш теперь банкрот, просто сарай. Бросишь его. Захочешь, в Санта-Фе поедешь, или в Гейдельберг, в Кембридж, а! Это как Нобеля получить. Сам посуди. Не этим же двоечникам с барсетками всё отдавать!

От Марленыча Юдина Дылдин вышел задравши голову и почти не касаясь земли, как гусь, начинающий разбег, чтобы взмыть в небо.

— Летим, — восклицал он, — летим, — восклицал он, — в Метценгерштейн, в Метценгерштейн… — и показывал Глебу свежие деньги, гордо расправляя их, словно крылья, у него перед глазами. Дублин разглядел на банкнотах одноокую пирамиду и что-то по-английски о боге и тресте.

На острове Буайан в безымянном слабосоленом море верстах в ста от Сеуты процветали четыре офшорных монархии (размерами примерно по четыре кв. версты каждая) — княжество Метценгерштейн, герцогство Берлифитциг, королевства Мерсия и Нагония. Это были наитишайшие государства с очень большим уважением и очень, очень небольшим любопытством относящиеся к чужим деньгам и обожающие хранить их в полной тайне.

Тишине и сохранности не мешало даже то обстоятельство, что Метценгерштейн и Берлифитциг находились в состоянии войны вот уже пять веков. Потому что — воевали они довольно мирно. Пушечный и мушкетный дымы, висевшие когда-то над островом из-за их вражды, давно рассеялись. Примыкавшие то к одной, то к другой стороне ветреные трусливые рулеры Мерсии и Нагонии устали метаться и стали нейтральны, ленивы.

Война же княжества с герцогством происходила теперь только по пятницам, ровно в полдень, когда при великом скоплении туристов пять пушек родового замка Метценгерштейнов производили холостой залп по цитадели Берлифитцигов; а четыре мортиры герцога Берлифитцига так же холосто и невинно палили в сторону метценгерштейновых владений. Затем гвардейцы обоих правителей трубили отбой и на рыночной площади между двух столиц начиналась бойкая торговля почтовыми марками и майками, раскрашенными в цвета боевых знамён бранящихся армий.

В деловом пригороде Метценгерштейна, в небольшом, под стать стране, небоскрёбе квартировала адвокатская контора «Шейлок Хольмс, бразерс, систерз, френдз», помогавшая скрытным людям скрывать капиталы от налоговых служб и полиций.

Дублин и Дылдин притащились сюда со своими бумажками из белого конверта. Даже и конверт с собой принесли на всякий случай — вдруг и он силу документа имеет. Оба были впервые за границей, но не замечали вокруг ничего особенного, как будто всё шагали по Москве. Саша был слишком деловой и оттого невпечатлительный, а Глеб, как всегда, разглядывал свои миражи, на которые распадалась и расползалась реальность, и не очень отличал респектабельный остров, населённый молчаливыми адвокатами, хорошо откормленными пальмами и холёными хвалёными банкирами, от родных сиволапых Текстильщиков.

Приятели поднялись в пентхаус, занятый Хольмсом и его братьями, сёстрами и друзьями. Из лифта попали сразу в некую залу ожидания, аскетически меблированную, светлую и вместительную, в центре которой громко шептались два, судя по внешности, латиноса — усатый великан в костюме наркобарона и плешивый коротышка в диктаторском мундире. В зале было ещё человек сорок (построенных в три очереди, которые вели к трём дверям), и все они были русские. Соотечественники, сдержанные северяне, в отличие от экстравертивных латиносов, в основном помалкивали. Лишь изредка то из того, то из другого угла комнаты слышались краткое сопение, подавленные зевки или невнятное веяние еле уловимого лёгкого матерка.

За тремя дверями, куда по очереди заходили посетители, кипела работа. Учреждались трастовые фонды, открывались секретные счета, офшорные компании разлетались как горячие пирожки. Хольмс и его подручные сами выступали в роли подставных лиц. И текли в их надёжные, добрые, честные руки детские пособия, украденные из казны солидным руководителем, с честным, добрым и надёжным лицом вещавшим с трибун и телеэкранов о бедственном положении детей и многодетных семей. Текли откаты с оборонзаказа — 40 % суммы на федеральном уровне, 40 % на региональном, 20 % растаскивалось инженерами, начальниками цехов и наиболее передовыми рабочими; на остальное строилась подводная лодка. Текли поступления от продажи героина и анаши школьникам Шумихи и Куртамыша школьниками Шуи и Кинешмы.

Текли наследства истреблённых компанионов и родственников; прибыли убыточных медиахолдингов, выручка рухнувших торговых сетей, дивиденды однодневных акционерных обществ; доходы от разорившихся шахт, незаконного лова краба, от невыполненных за три цены строительных работ, бюджетных переплат за лекарства и оргтехнику, от контрабанды телефонов и телевизоров, купленной у самих себя нефти, импорта просроченного мяса, от поставленных на поток заказных убийств, от имевшего оглушительный успех пиратского альбома Джорджа Майкла, от неожиданных банковских услуг, состоявших в том, что деньги вкладчика неожиданно прикарманивались банкиром, и банкир бежал, бежал что есть мочи, мчался с оттопыренными карманами прочь от владчиков, на свободу, на запад и просил, и получал там политическое убежище, и выводили его на видное место в эфире прямо в чём был, с оттопыренными карманами, и строго говорили на иностранном языке — вот гонимый вами предприниматель, а где же ваша демократия? в ответ же слышали скрежет зубовный того или иного вкладчика: а где же мои деньги? не мои ли деньги у гонимого из оттопыренных карманов торчат? на что вкладчику только громче кричали про демократию.