Леонид Гиршович - Суббота навсегда

«А-Кармел а-и-нире», 1971, русский перевод Савелия Гринберга.

Так называемая «пляска Саломеи».

Ордэндай — музыкальное сочинение остинатного характера (ostinato — настойчиво, неотступно), в котором сначала исполнитель или группа исполнителей, аккомпанируя себе на зурне, настойчиво повторяет «ордэндай», затем какое-то время звучит антитеза — «анэдаш», после чего начинается «даймэдал» — последний раздел сочинения. Исполнение может продолжаться часами и завершается обычно раздачей ценных подарков, денежных премий, почетных грамот.

«Взвейтесь, кастраты, в синие ночи, мы пионеры, дети рабочих» — вражья песня.

Я ведь знаю, что это должно резануть, зато останется след.

См.: М. Безродный, «О прелестях кнута» (прим. от 10.12.98, cum gratulationibus).

«Последнее поколение гимназистов» — выражение, встретившееся мне в книге «Другой Петербург» К. Ротикова.

Напомним условие падре Вийома: «Если бы изображение на наших картинах могло задвигаться, сохраняя правильный объем и свет, чем свело бы воедино занятие актера, писателя и живописца; если б изображение не создавалось ценою кропотливейших усилий, а производилось по способу печатания книг и гравюр; если б попущением Божьим существовал станок, снимающий оттиск с природы, как это делает наш глаз — вот тогда бы искусство живописания сделалось ненужным».

См.прим. к первой части № 212, а также одноименный фильм Хичкока.

Впрочем, есть анекдот, подпадающий, вероятно, под действие закона об «Auschwitzlüge»: 26 января сорок пятого года комендант Освенцима собрал всех узников на плацу: « Всем спасибо ».

На израфиле всего одна струна. Читаем: «Израфил (или исрафил), однострунный щипковый музыкальный инструмент, по преимуществу мужской, в сопровождении которого исполнялись духовные сочинения».

Далеко и давно, а не «здесь и сейчас», Б. М. писал в своей «Эстетике безобразного»: «Прежде всего таковой не существует в том смысле, что природа не знает безобразия. В мире все прекрасно, поскольку прекрасны элементы, составляющие его. Прекрасно изображенное… уже само по себе становится прекрасным».

Это не упрек, не обижайтесь.

Арабское блюдо наподобие наших мантов.

Ах, какие сны бывают! (Марфа Васильевна Собакина.) Мой был короток, но прекрасен. (Мориц Саксонский, остававшийся верен нравам своей эпохи даже на смертном одре.)

Это был неплохой фильм — «Шоу Трумена».

Имеется в виду в периметре.

Этот певец, в довоенном Ленинграде весьма популярный — публика даже делилась на «печковистов» и, допустим, «глюкистов», — имел несчастье «петь под немцами», за что отсидел свое. А Гмыре, чья запись «Прекрасной мельничихи» не знает себе равных, даром что по-русски, повезло. Гмырю спас Хрущев — о чем повествует в своих мемуарах с присущим ему идиотическим самодовольством.

Благодаря притяжательному местоимению, это звучит довольно иронически.

«Но даже в отсутствие кабальеро, например, в гареме, где томились испанские невольницы, серенады не утратили своего значения» (Л. Сабанеев, «Всеобщая история вокала». М., 1922).

Я не помню, когда появился термин «титульная нация».

Люлька, согласно Далю.

Мы уже говорили, что «Шоу Трумена» — неплохой фильм.

То есть «коврик крови».

Япрак сармаси. Средиземноморская специальность, рисовые катышки, завернутые в виноградные листья — поверьте, читатель, никогда не выезжавший за пределы родной Орловщины, уж лучше голубцы, которые почитаются в иных краях изысканнейшим деликатесом и под названием «крув мимуле» (капуста с наполнителем) подаются в тамошних ресторанах за бешеные деньги.

И снова весна: та же больница, тот же хирург, не удивлюсь, если тот же скальпель. Лишь другие книжки: «Французская революция» Карлейля (подарок дорог — и подаривший его дорог) и давно не читанный «Комбре», сразу в обоих переводах. Там, где Франковский закавычивает слово «реальный» — в устах у служанки, Любимовым уже закавычивается слово «всамделишный». Чтение «Комбре» на сей раз обернулось чистой воды мазохизмом, так что могло бы поспорить с копанием в собственном еврействе в былые годы: читаешь, и сам себе противен — как писатель. Пройдет. Объясним это следствием наркоза.

Змея — длинная гибкая трубка в кальяне.

Анекдот: «Официант, поллитру и манную кашу».

Как правило, боевые действия велись в летние месяцы.

На Востоке не ставили точку пулей, а проводили тире бритвой — от уха до уха.

См. часть предыдущую, главу последнюю — сцену бури.

А вот фрау N. это однажды не удалось — к превеликому изумлению зала.

Часть предыдущая, глава «Похищенные».

А мы — кадр из «Расемона».

«Дай руку, жизнь моя!» 50-е гг., цветной австрийский фильм, Моцарт говорит это Констанции Вебер. Воскресный день, Невский, к/т, который сегодня в утешение немногим дожившим снова называется «Паризианой».

Правильно, Одри Хепберн в «Римских каникулах». Между прочим, по соседству с домом двадцать по виа Маргута, где жил непутевый американский репортер (Грегори Пек), действительно расположена — и сегодня — мастерская по изготовлению гипсовых копий с античных скульптур.

По-русски кавалер Каварадосси поет: «Ах уж эти ручки, ручки золотые».

Уроки «Воццека».

По ту ее сторону любой и каждый, услышав «Here’s looking at you, kid», скажет: «А, „Касабланка“». (Какое это счастье, однако, не знать, кто такой Штирлиц.)

«Адын! Савсэм адын!» — овдовевший грузин из анекдота, повторяющий эти слова на все лады, покуда от великого отчаяния не переходит к столь же великой радости.

А мне чудилось, что Далила поет: «Как цветок Назарета» — ведь действие происходит в Палестине.

Уподобление их рыцарям св. Грааля нам представляется уместным: вспомним о некоем членовредительстве во втором акте.

Французский рыцарь Гюон — Реции, дочери багдадского калифа, которую он похищает. Почему-то эта фраза всегда вызывала веселое оживление в оркестровой яме.