Ольга Покровская - Аркадиана

Я послушно останавливаюсь. По носку проезжает сумка на колесах, волокомая не пожелавшей синхронно со мной остановиться теткой сзади. Меня передергивает. Мне холодно. Я не пойму, отчего - от температуры, от мерзкого московского неба, или от непонятных присказок неизвестного Евгения.

-- Вы... Нина Сергеевна... - бормочет он. - Я даже не знаю, как сказать... Георгий Александрович велел сказать... ох... в общем... уже похороны были...

Меня сжимает ледяной холод, схватывает все тело: виски, горло, грудь... кажется, темнеет в глазах, и куда-то исчезают и Новотель, и эстакада аэропорта, и переваливающаяся через лежачего полицейского серая Киа. Внутри безумно колотится: это за отдых, не стоило ехать, не надо, не надо... Кажется, у меня падает сумка, потому что Евгений испуганно ловит что-то под локтем.

-- Что... - выдавливаю я. - Кого...

-- Александра Викторовича, - произносит Евгений убито и свободной рукой шарит по карманам - валидол у него там, что ли...

Меня как хватает, так и отпускает. Кто ж такой Александр Викторович... Или Евгений меня с кем-то спутал... или я не я... нет же. Вспомнила. Это Саша. Мой Саша. То есть не совсем мой. И совсем не мой. Но Саша.

-- Даааа? - говорю я с искренним удивлением. Мне неприятно. Мне очень неприятно. Я почти сержусь, что меня встречают невеселыми новостями. Но отпускает облегченно, и ничего не поделаешь.

-- Сейчас... сейчас... - Евгений, дергая внутренний карман, суетливо вынимает облатку. - Вот... у меня, знаете... теща в аптеке...она советует.

Я тупо смотрю, что он мне сует. Действительно валидол. А я привыкла, что он в металлических трубочках. У меня дома такой - со времен Советской власти, от бабушки доставшийся в наследство...

-- Надо же, - говорю я задумчиво. - Я не знала, что упаковку поменяли...

Евгений не скрывает опасения, не тронулась ли я умом от большого горя. С места не сходя... Я и сама, отправляя в рот таблетку, задаю себе такой вопрос. Нет. Новотель на месте, эстакада на месте, красный автобус, помнящий иностранных гостей двадцать шестого съезда КПСС, поехал, гудя, фыркая и кренясь на один бок. В теле тоже никакого стеснения.

-- Аааа... - я открываю было рот, но, подумав, закрываю. Не тянет на расспросы. Неприятные подробности не уйдут... В мозгу свербит досада: почему, стоит на секунду отвернуться, обязательно гадость происходит? Почему Вера расслабляется, как угодно, получая в финале встречу с любящим супругом, а меня за каждым углом стерегут кирпичи на темечко... Перед глазами из картинок вероятного грядущего складывается мультфильм: все мне будут рассказывать, как я виновата, что отключила мобильник, что я не думаю о близких, что у меня нет чувства долга... Иронический голос параллельно комментирует: правильно сделала, что отключила. Слушала бы выраженные в категорической форме требования лететь, все бросив, на откидном кресле с телеграммой в зубах... и зачем?.. Евгений, огибая машины и людей, и помахивая пиджачными полами, на ходу достает телефон и зажимает плечом. Я слышу, как он докладывает:

-- Да, Георгий Александрович. Да-да, в порядке... сейчас к машине идем... понял... хорошо... - он останавливается и сует мне трубку в ухо.

-- Здравствуйте, - говорю я вяло.

-- Ниночка, - повелительно говорит невидимый Георгий Александрович. - Тебя сейчас Женя домой отвезет. Отдыхай. А я к тебе завтра приеду. Слышишь меня?

-- Ага, - говорю я.

Женя трепещет испуганными крылышками, выключает связь и убирает трубку. Наконец возникает его машина. Пока он откидывает багажник, я рассматриваю, что за мираж передо мной, и сколько он тянет в иностранной валюте. Не оценив, не знаешь, как с человеком разговаривать... Значок какой-то на капоте... Колеса большие... Не разбираюсь я, мадам, в этих японских тачках...

Я сажусь на заднее сидение. Мне хочется держать дистанцию от спутника. Пока стоим у шлагбаума, в толчее автобусов и легковушек, мне приходит в голову: что за гадости у альбиноса в рюкзачке, и от кого он их доставил? Не сомневаюсь, там тоже не вестник радости стенку подпирает...

Провожая глазами промозглые поля под серым небом, я объясняю в меру штурманских способностей дорогу, но всезнающий водитель помощь отвергает. И бог с ним... Я замолкаю. Пытаюсь представить Сашино лицо, но вспоминаются нелюбимые им очки в тоненькой оправе, на крайний случай мелких буковок... общее впечатление от добродушного самодовольства советов по занудливым поводам... мешковатые движения фигуры, точно ватой набитой... Жалость-то какая... И что горевать некому, что вынужденно ловят полупостороннюю плакальщицу и целенаправленно везут убиваться - тоже жалость... Может, меня разыгрывают?.. Машина, не тормозя, врывается в пробку у кольцевой и, бесцеремонно лавируя между рядами, поднимается на мост, а я, глядя на журавлиные очертания портовых кранов, вспоминаю неотвратимо надвигающийся любимый дом. Сейчас цепные шавки в отставке, замученные суровой жизнью, обсудят, в какой машине я приехала и с кем, а в холле будет висеть объявление, грозящее тюрьмой за порчу воздуха в лифте, а на лестничной клетке особо бдительный выглянет посмотреть, что нарушаем... Меня передергивает. Здравствуй, родина, приехали... Изобрели бы способ попадать в квартиру - минуя подъезд. Через окно... на вертолете, к примеру. Услугу бы на части рвали, домов в Москве много... А входную дверь заложить кирпичами... Я откидываюсь и, забыв про долг упиваться несчастьем, мечтаю. Что если снять квартиру месяца на два, а к себе пустить кавказцев. Немного. Человек десять. Или вьетнамцев... Моему бедному жилищу все равно хуже не сделают... Я так увлекаюсь свежими идеями, что Евгению приходится напоминать о приезде.

-- А? - говорю я, оглядываясь. Мы стоим у дома. Евгений моргает жалобными глазами, полными сочувствия. Думает, я с головой ушла в горе.

-- Да, - говорю я, спохватившись. - Идем.

Внутри неприятно колотится. Необходимо выпрямить спину, сделать угрожающую стойку и идти с видом гордым и презрительным. Имитировать хозяина положения, а прочих уничтожать морально. Чтобы отдавали отчет, на нападение ответят ассиметрично, со значительным перевесом... Интересно, только у нас слабого рвут на части от безделья, или в других концах глобуса то же самое?..

У двери я мешкаю, ища ключи, но Евгений нажимает звонок. Я хочу потребовать объяснений, кого это запустили в квартиру, но дверь с виноватым видом открывает Ленка. Правильно. У мамы есть запасной комплект...

-- Ой, уже... - тянет Ленка. - Проходи...

Она тоже прячет глаза. Видно, что не знает, как разговаривать.

-- У тебя еды вообще нету... - говорит она. - Я не нашла... Я макароны сварила...

Я бросаю сумку на галошницу. Вот я и дома. Отвыкшему глазу квартира кажется страшней обычного. Боже, где я живу. Страсть. Пол ободран, грязен, щели в палец толщиной... мерзкого вида обои засалены... на маслянокрасочное покрытие дверей страшно глядеть... стены кривые... потолок кривой... карниз ужасен... радиатор батареи облуплен... бррр. И Ленка, присланная для усугубления беспорядка, внешним видом не контрастирует... От нее в плане уборки толку, как от Лютика. Макароны я умею сама варить... Хотя как ни мой, дворцовый паркет не намоешь...