Дженди Нельсон - Я подарю тебе солнце

У него на плече висит рюкзак с метеоритами, а руки они держат за спиной, его ладонь в заднем кармане ее джинсов, а ее – в его кармане. Как будто они вместе. У него на губах яркое пятно, поначалу я удивляюсь, а потом понимаю, что это ее помада. Он ее поцеловал.

Он ее поцеловал.

У меня глубоко внутри начинается дрожь, потом переходит в землетрясение, а потом все это вместе вырывается из меня – то, что случилось у деревянной птицы, вчера у меня в комнате, вся моя ярость и смущение, боль и беспомощность, предательство, все это собралось во мне во вспыхнувший вулкан, и у меня изо рта вылетает:

– Кортни, он – гей! Брайен Коннели – гей!

Слова летят рикошетом. Мне немедленно хочется взять их обратно.

Лицо Брайена соскакивает, и под ним оказывается ненависть. У Кортни отвисает челюсть. Она мне верит, это видно. И отходит от него.

– Брайен, это правда? Я думала… – Увидев его лицо, она смолкает.

Наверное, оно было таким же, когда он сидел в чулане час за часом, совсем один. Вот так выглядит лицо, когда из него высасывают все мечты.

И на этот раз я сделал это с ним. Я.

Метнувшись через дорогу, я все так и вижу полное ненависти лицо Брайена.

Я что угодно готов сделать, чтобы взять свои слова обратно, спрятать их в подвал тишины и безопасности внутри меня, где им и место. Все что угодно. Живот болит так, словно я гвоздей наглотался. Как я мог так поступить после того, что он мне рассказал?

И я на что угодно готов, только бы не видеть того, что видел возле деревянной птицы.

Дома я сразу иду к себе, открываю альбом и принимаюсь рисовать. Всё по очереди. Надо вынудить маму это прекратить, и я знаю лишь один способ этого добиться. Рисунок долго не выходит, как надо, но со временем все же получается.

Закончив, я оставляю его у нее на кровати, а сам иду искать Джуд. Она мне нужна.

Фрай говорит, что сестра ушла с Зефиром, но я никак не могу их отыскать.

Брайена тоже.

Тут только Провидец, который, как обычно, не может уняться на тему Ральфа.

И я ору во весь голос:

– Нет никакого Ральфа, тупая птица. Его не существует!

Когда я возвращаюсь домой, мама ждет меня в моей комнате с рисунком на коленях. Там на переднем плане она целуется со скульптором у деревянной птицы, а мы с папой и Джуд – пятно на фоне.

У нее течет тушь черными слезами.

– Ты за мной следил, – говорит мама. – Меня это очень расстроило, Ноа. Зря ты это. Тебе не следовало этого видеть.

– Тебе не следовало этого делать ! Она опускает взгляд:

– Я знаю, поэтому…

– Я боялся, что ты расскажешь папе про меня, – вырывается у меня. – Я поэтому за тобой пошел.

– Я же обещала, что не скажу.

– Я услышал, как ты сказала по телефону, что «с Ноа вчера что-то случилось». Я думал, ты с папой разговариваешь, а не со своим любовником.

От этого слова у нее каменеет лицо.

– Я сказала это потому, что сама себя вчера послушала, когда говорила тебе о том, как важно быть верным самому себе, и поняла, что я сама лицемерю и что мне не помешает прислушаться к собственному совету. Что мне надо быть такой же смелой, как мой сын. – Погодите, она только что оправдала свой предательский поступок? Мама встает, подает мне рисунок. – Ноа, я попрошу папу о разводе. Сегодня же. Сестре я расскажу сама.

Развод. Сегодня. Сейчас.

– Нет! – Это я виноват. Если бы я за ней не пошел. Если бы не увидел. Если бы не нарисовал. – Ты что, нас не любишь? – Я хотел сказать: «Ты что, не любишь папу?», но вышло вот это.

– Тебя и твою сестру я люблю больше всего на свете. Больше всего. И папа ваш – чудесный, совершенно прекрасный человек…

Но я уже не могу сконцентрироваться на том, что она говорит, потому что всем моим мозгом завладела одна мысль.

– Он будет тут жить? – перебиваю я. – Этот мужчина? С нами? Будет спать с тобой в кровати на папином месте? Пить из его чашки? Бриться перед его зеркалом? Да? Ты за него замуж выйдешь? Поэтому ты хочешь разводиться?

– Дорогой… – Она дотрагивается до моего плеча, пытаясь успокоить. Я отстраняюсь, я впервые в жизни начал ее ненавидеть, это реальная, живая, пронзительно вопящая ненависть.

– Да, – говорю я, не в силах в это поверить. – Ты хочешь за него выйти, вот что ты собралась сделать.

Мама не отрицает. Ее взгляд говорит «да». Невероятно.

– И ты вот так просто забудешь папу? Будешь притворяться, что все ваше прошлое ничего не значит? – Как Брайен делает со мной. – Мама, он этого не переживет. Ты не видела, какой он стал в этом отеле. Он уже не такой, как раньше. Он сломался. – И я тоже. И что, если я, в свою очередь, тоже сломал Брайена? Почему любовь – как шар для сноса зданий?

– Мы с папой очень старались, – отвечает она. – Очень сильно старались, очень долго старались. Я всегда мечтала только об одном – чтобы у вас, детей, была та стабильность, которой мне в детстве не хватало. А вот этого я не хотела. – Мама снова садится. – Но я полюбила другого мужчину. – Ее лицо соскакивает – это сегодня со всеми происходит, – и нижнее оказывается полно отчаяния. – Так получилось. Мне хотелось бы, чтобы все было иначе, но нет. А жить во лжи плохо. Всегда плохо, Ноа. – Ее голос звучит умоляюще. – Ты же кого полюбил, того и полюбил, и ничего не поделаешь, да?

От этих слов грохот внутри на миг утихает. Это точно, я ничего не могу поделать, и мне вдруг хочется ей все рассказать. Что я тоже влюбился, и что тоже ничего не могу поделать, и что я только что сделал ему самое страшное, что только было возможно, и я не понимаю, как я так мог, и что мне просто невероятно хочется взять свои слова обратно.

Но вместо этого я просто выхожу из комнаты.

Я лежу в постели, но уснуть не могу, думаю о том, как Оскар целовал темноволосую Брук, пока я кармически пузырилась в шкафу. О том, как призраки мамы и бабушки объединились против меня. Но в основном о Ноа. Как он сегодня оказался возле студии Гильермо? Почему он был такой взволнованный и напуганный? Он сказал, что бегал, и что все хорошо, и что мы столкнулись случайно. Но я ему не поверила, как и в то, что он не знает, почему все мои закладки на Гильермо пропали. Он наверняка за мной следил. Но зачем? Я почти уверена, что брат хотел что-то мне сказать. Но, может, слишком испугался.

Он что-то от меня скрывает?

И зачем вчера рылся в моих вещах? Может, не только из любопытства. И деньги на экстренный случай – он на что их потратил? Я вчера всю его комнату обыскала и совершенно ничего нового не нашла.

Заслышав подозрительный шум, я сажусь. Маньяки с топорами. Они постоянно пытаются вломиться по ночам, когда папа уезжает на конференцию. Я отбрасываю одеяла, встаю, хватаю бейсбольную биту, которую держу под кроватью как раз на подобные случаи, и делаю быстрый обход дома, чтобы мы с Ноа могли прожить еще один день. Я заканчиваю свой обход у двери родительской спальни, думая о том же, о чем и всегда: комната все еще ждет ее возвращения.