Герман Садулаев - Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях

Утром встал поздно. Чувствую сильную слабость после ночного приступа лихорадки. Постирал в раковине несколько нательных вещей. Сходил в туалет. Помылся под душем. Зубной пасты не было, пожевал резинку с ментолом. Включил телевизор – никакого толку. Русских каналов нет, из английских – только CNN, BBC, Bloomberg . Энергичные биржевые сводки надоели довольно быстро.

С утра шёл снег. Снег вился вниз тонкими нитками и таял, едва прикасаясь к тёплому асфальту двора и к черепичным крышам. Снег утеплял дырявыми шапками деревья и ажурными шарфами заматывал живые изгороди из вечнозелёных растений с крупными и жёсткими листьями. Преодолевая слабость, оделся и обулся. Надел смешную шапку с помпоном и шарф, купленные в Женеве, в C&A , магазине для самых бедных, всего за 9 евро. Надел куртку и натянул капюшон поверх шапки. Взял деньги, взял пустую заплечную сумку и отправился в универсам. У моего отеля есть один плюс (только один): недалеко, в двух переходах вниз, стоит Lidl . В универсаме купил еду, зубную пасту, воду (только не Evian ! – этой тут вообще не продаётся), тетрадь. Пишу путевые заметки в тетрадь, компьютер сломался. Общая сумма чека 12,63 евро. Чек сохранил и прилагаю к отчёту.

Теперь расскажу, как всё было. 12 января около 14:30 прибыл на пароме из Лозанны в Эвиан-ле-Бен. Сойдя на пристань, стоял у стенда и тщательно изучал карту деревни, пытаясь отыскать свой отель. Рядом стояли такси (это, как оказалось, единственное место в деревне, где можно найти такси). Но я не подходил к таксистам – я боялся, что такси до отеля будет стоить дорого, около 30–40 евро. Я ошибался. На следующий день я узнал, что цена такси от пристани до отеля всего 7,50 евро, но тогда я не знал, а спросить стеснялся. И смотрел в карту на стенде, намереваясь дойти до отеля пешком или доехать автобусом.

Поняв моё затруднительное положение, ко мне обратился праздно шатавшийся гражданин лет тридцати – тридцати пяти. Я показал ему листочек с адресом отеля, он рассказал, как дойти: по набережной озера направо, потом наверх. И, видя мою нерешительность, предложил проводить. Потому что у него выходной и делать всё равно нечего. Признаться, я подозревал, что спутник мой, по восточному обычаю, в финале запросит денег за помощь. Мы, туристы, всегда подозрительны и не верим в доброту случайного встречного. Чтобы спутник мой не рассчитывал на мою щедрость, я дважды упомянул, что я бедный русский, не такой, как эти богатые русские, которые приезжают в Эвиан, чтобы играть в казино. Спутник понимающе кивал и рассказывал о себе. Он оказался французским гражданином испанского происхождения с именем Ксавьер. Раньше он жил и работал в Нормандии. Он работал в отеле. Сейчас в Нормандии вообще нет туристов и работы нет. Поэтому Ксавьер приехал сюда, в Альпы. Но местные люди очень холодные. Недаром они живут на леднике. Изо льда вырезаны их сердца, которые никогда не тают, даже весной, даже когда ярко сияет солнце. Они плохо относятся к приезжим, они боятся, что приезжие отнимут у них работу. Они, местные, не полюбили Ксавьера. Поэтому они дают Ксавьеру только самую плохую работу.

Ксавьер довёл меня по набережной до моего поворота наверх, и мы расстались. Навсегда расстались. Больше никогда я не видел Ксавьера и никогда не увижу, если только случайно, и вряд ли мы узнаем друг друга. Денег Ксавьер не попросил. Хотя я был внутренне готов отдать ему 10 евро. Но он не попросил. Я не стал навязывать, боясь обидеть своего недолгого друга.

Зачем эта встреча случилась? Зачем надобно было мне узнать, что есть в Эвиане некий Ксавьер, французский испанец из Нормандии, который приехал в Эвиан за хорошей работой, но местные жители, люди с сердцами изо льда, не полюбили Ксавьера и дают ему только плохую работу? Зачем мне было знать это? В чём был смысл для меня? Или для него, для Ксавьера? Для Эвиана и всего остального мира?

Если бы я дал ему 10 евро, то совершилась бы транзакция, след нашей встречи остался бы в экономике. А так – ничего не осталось, никакого следа. А ведь подобно тому, как взмах крыльев бабочки (о, эта набившая оскомину бабочка, невпопад махающая своими крыльями, хуже неё только лента Мёбиуса) способен вызвать ураган на другом континенте, лишние потраченные 10 евро могут нарушить хрупкое экономическое равновесие, вызвать финансовую бурю, обвалить биржи и акции всего, что имеет акции, во всём мире. Например, Ксавьер мог отдать полученные от меня 10 евро в свой банк, и эти 10 евро могли стать последней каплей. И европейская валюта упала бы к китайскому юаню в четыре раза. Китайцы сначала бы очень обрадовались, но потом оказалось бы, что китайцам некому продавать свои товары – так обеднели бы европейцы. И китайцы снова начали бы голодать. И по всему миру прокатилась бы волна революций. Вот что могли сделать мы с Ксавьером. Но не сделали. Потому что мудры, как змеи. Такова мудрость. Пока находишься в этом мире, пока живёшь здесь – ничего понапрасну не трогай. Не меняй ничего. Не ломай ни одной лишней веточки. Не переставляй предметы с места на место. Не трогай камни. Особенно камни. Никогда не трогай ни одного камня. До сей поры в Альпах ежегодно погибает около двух десятков туристов и проводников, потому что сходят лавины, а лавины сходят от нарушения равновесия. Таково же и в экономике. Никогда не плати, если можно взять даром. Плати меньше везде, где возможно. Это не скупость. Это мудрость. Дело не в деньгах. Дело в равновесии. Не делай лишних движений. Не нарушай гомеостаз. Пока ты жив, пока ты здесь ходишь – ходи осторожно и ничего не трогай.

Сегодня вечером, шатаясь от слабости, я спустился к местной церкви. Она называется Chapelle Notre Dame de Grace . Церковь совершенно пуста. И открыта. На центральной двери объявление: пожалуйста, используйте боковые двери. Я использовал боковую дверь и вошёл в церковь. Наверное, так это и должно быть. Чтобы храм был открыт круглые сутки. И пуст. Чтобы человек, которому некуда пойти, у которого нет жены, детей, нет дома, смог прийти к Богу вечером или даже ночью и сидеть в одиночестве, сколько захочет, перед алтарём в острой готической арке. Одинокие, мы должны притечь к Богу. Только Он нас ждёт. Иногда это значит, что мы должны умереть, если не сумели притечь живыми. Он ждёт нас в миллионах храмов, церквей, синагог, мечетей, в молельных домах и у простых домашних алтарей. Но главное, Он ждёт нас глубоко внутри, в сердце сознания. И от того, что я не слышу Его зова, я чувствую пустоту и страх. Поскольку я болен умом и телом, мой страх фантастический. Я не захотел бы остаться в Chapelle на ночь. Мне уже чудятся злые крылатые существа, прилепившиеся к потолку там, где углы и своды производят густую тень. Почему они, эти крысы душевного мира, тоже слетаются в храмы? Возможно, они, как и мы, хотят притечь к Богу. Или мясо души только тогда становится для них доступным, когда душа на две ступеньки поднимается от обыденной суеты и, прежде чем увидеть свет, попадает в сумраки страха.