Рафаэль Иглесиас - Счастливый брак

Энрике понимал, перед какой дилеммой стоит доктор. Предполагалось, что причину лихорадки Маргарет лечить не будут, поэтому антибиотики отпадали. Ей уже дали седативное средство, чтобы облегчить ощущения при высокой температуре. Что еще можно было сделать? Предложить еще какие-нибудь болеутоляющие и снотворные препараты, которые окончательно погрузят ее в бессознательное состояние?

Сестра Энрике, которая ехала домой на лонг-айлендском экспрессе, но вернулась с полдороги, узнав, что состояние Маргарет резко ухудшилось, беспомощно стояла у кровати. Ребекка оторвала взгляд от Маргарет, дрожавшей под двумя плотными покрывалами, несмотря на июнь, и спросила:

— Достать еще одно одеяло?

Энрике отрицательно покачал головой, продолжая говорить в трубку:

— Я дал ей ативан перорально, а не внутривенно.

— Ничего, это нормально, — ответил молодой врач.

Энрике мягко возразил, не вступая в спор:

— Э-э, дело в том, что непонятно, какая часть ативана успеет всосаться в ее желудок из-за ЧЭД.

Амбиндер уверенно возразил:

— Ее ЧЭЕ не играет никакой роли…

Энрике пришлось его перебить:

— Ее желудочный дренаж, ЧЭД. Не внутренняя ЧЭЕ. Я понимаю, что ЧЭЕ не влияет на пероральную дозу, но ЧЭД немедленно все выводит. Я просто не знаю, какую часть ативана она таким образом успеет усвоить.

Он честно напомнил, что, вероятно, она должна получать седативные препараты внутривенно. Если бы он мог не быть таким обязательным! Маргарет находилась в полубессознательном состоянии, теперь с ней невозможно было общаться. Но есть шанс, что это обратимо. В таком случае Энрике еще сможет поговорить с ней, если удастся сбить ей температуру. Но если Амбиндер распорядится дать ативан внутривенно, то под воздействием седативных средств она, скорее всего, уже не придет в себя, вне зависимости от того, отступит лихорадка или нет. К сожалению, именно в этом состояла задача, которую поставила перед ним Маргарет: помочь ей умереть дома и так, чтобы она, насколько это возможно, не сознавала происходящее. Если это означает, что он должен пожертвовать сокровенным желанием по-настоящему с ней попрощаться, что ж, так тому и быть.

— A-а, у нее стоит ЧЭД. Правильно, — наконец дошло до Амбиндера. Как Энрике и подозревал, врач об этом забыл. — Чтобы ей было комфортнее… — Он опять замолчал. — Какая больница ближе всего к вам?

— Она хочет умереть дома. Доктор Ко пообещала Маргарет, что сделает все возможное, чтобы выполнить ее желание. Что вы предлагаете?

— Дать ей антибиотики, чтобы сбить температуру. Но если это нужно делать внутривенно, я должен…

— У меня есть две дозы цефепима, — вновь перебил Энрике. — Я могу ввести их, а вы потом пришлете еще. Кроме того, я могу одновременно ввести ативан.

— У вас есть цефепим?

— Да, осталось два пакета после ее последней инфекции в марте.

— Вы держите их в холодильнике? — спросил Амбиндер.

— Да. Я могу ввести их внутривенно, но она не хочет ничего, что может продлить ее жизнь.

— Антибиотик не продлит ей жизнь, если не возобновить гидратацию.

— В этом и заключается мой вопрос, — сказал Энрике, глядя на крошечное тело жены, свернувшейся под горой одеял. — Мы не сделаем ей хуже, если попытаемся унять лихорадку? Она сможет спокойно умереть?

— Возможно, что это не инфекция, — сказал Амбиндер.

— А что это может быть? — спросил Энрике, хотя догадывался, что мог ответить врач.

Он опустился в кресло за столом Маргарет, где она любила сидеть за компьютером. В «Фотошопе» она экспериментировала со снимками, сделанными ею много лет назад, — настоящее, изменяющее прошлое во имя радостей будущего. «Это так здорово», — сказала она год назад во время ремиссии, когда вернулась к фотографии с рвением и благодарностью человека, которого приговорили к смерти, но в последний момент помиловали.

Энрике был совершенно измотан. Опять новый диагноз, новые лекарства: казалось, он заточен в катакомбах ее болезни. Она сама захотела прекратить борьбу. Почему добровольный конец должен быть таким тяжелым?

— Возможно, что это почки отказывают и выделяют токсины.

Это было то, чего он боялся услышать. Доктор Ко предупредила Энрике: по мере обезвоживания организма в редких случаях почки или печень начинают выделять ядовитые токсины, что влечет за собой бред и галлюцинации. Она выписала бутылку торазина на случай, если такое произойдет. Энрике посмотрел на маленький холодильник, стоявший здесь же, в спальне, где хранился этот препарат, а также запасные пакеты с раствором, цефепим, месячный запас ативана и насос, благодаря которому препараты дозированно поступали в организм, что позволило бы держать ее в бессознательном состоянии. Энрике казалось, что торазин применяют исключительно при лечении шизофрении. С подозрением относясь к тому, что доктор Ко хочет применить нейролептики в последние дни жизни его жены, Энрике спросил у нее, как торазин, который используют для изменения химии мозговых реакций, может продиводействовать токсинам, выделяемым почками и печенью. Она дала ответ, который Энрике уже неоднократно слышал от разных врачей и который ему не нравился из-за своей расплывчатости:

— Мы не знаем, почему и как это работает, но это работает.

Действительно ли торазин разрушает токсины или нейтрализует их эффект? — гадал Энрике. Или просто это настолько мощное седативное средство, что оно парализует пациентов и убеждает отчаявшихся медиков, что подопытные чувствуют себя лучше, в то время как на самом деле ими просто становится легче управлять? Энрике подозревал второе.

— На этот случай у меня есть торазин, — признался он врачу.

— Да, я вижу, это записано в отчете доктора Ко, — ответил Амбиндер. — Возможно, вам стоит попробовать дать ей торазин и посмотреть, поможет ли это, — с неуверенностью, не внушавшей энтузиазма, сказал он.

Энрике предложил свой курс лечения:

— Может, прежде чем прибегать к торазину, я лучше начну с цефепима и тайленола и посмотрю, не станет ли ей легче?

Он проталкивал свое предложение: таким образом повышалась вероятность того, что Маргарет еще придет в сознание. Тогда они смогут поговорить. Пусть недолго, пусть они скажут друг другу всего несколько прощальных фраз. Энрике наконец-то чувствовал себя способным сформулировать, какое место она занимает в его жизни. Он готов был сказать, что за двадцать девять лет оба изменились, и не один раз, а трижды; что он пришел к тому, что не только нуждается в ней, но и любит ее сильнее, чем когда-либо раньше: не как награду, которую он завоевал, не как соперника, которого нужно победить, не как привычку, слишком долговечную, чтобы от нее отказаться, но как полноправного партнера, кровь от крови и плоть от плоти, его сердце и его душу. Такова была его тайная цель. Кроме того, он верил, что его способ лечения является лучшим для Маргарет. Она хотела умереть без страданий, но это не означало, что она предпочтет окаменеть от наркотиков в медленной пытке.