Алла Мелентьева - Семья Рин

Несколько позднее я иду по коридорам этого дома, в окружении встречающих меня японцев.

Затем я сижу по-японски за низеньким столиком напротив членов семьи Абэ. Передо мной множество японских лиц. Я напряжена, но заставляю себя улыбаться. Японцы тоже напряженно улыбаются и украдкой рассматривают меня. А я никого не могу разглядеть толком, потому что нахожусь в состоянии стресса.

Один из японцев обращается ко мне на относительно сносном английском:

— Э… сожалею, что госпожа прибыла в такое холодное время и не может видеть всю красоту здешней природы.

— Пожалуйста, не беспокойтесь… Мне все здесь очень нравится… сад очень красивый… — робко мямлю я и замолкаю.

Я бы хотела еще что-нибудь добавить, но мне больше не удается выдавить из себя ни слова. Я лишь беспомощно улыбаюсь, ловя сочувственную улыбку красивой молодой японки напротив. Женщина обнимает маленькую девочку, которая жмется к ней, наверное, дочку. Я стараюсь почаще останавливать на них взгляд, потому что они кажутся самыми приветливыми из всех собравшихся.

Японец продолжает беседу. Какие-то общие слова относительно красоты сада и местной природы. Я поддакиваю, вежливо соглашаюсь со всем, что он говорит. Члены семьи Абэ встречают каждое мое слово радостными улыбками и одобрительными восклицаниями.

После обсуждения природы японец наконец находит нужным представиться. Я узнаю, что он переводчик, приглашенный родственниками Акито Абэ, чтобы помочь им объясняться со мной. Когда до меня доходит, что мне предстоит жить одной среди людей, которые не понимают мой язык и чей язык я тоже не понимаю, мне становится трудней удерживать на лице улыбку.

Пожилой японец, которого я почему-то принимаю за отца Акито, произносит длинную тираду — по всей видимости, что-то вроде приветственной речи.

— Пусть госпожа не беспокоится. Мы все с большим пониманием относимся к вашему деликатному положению, — переводит его слова переводчик. — Времена сейчас нелегкие, но мы сделаем все, чтобы вы чувствовали, что этот дом ваш. Если у вас есть особые пожелания, пожалуйста, немедленно сообщите о них. Мы сделаем все возможное, чтобы удовлетворить их.

— Нет-нет, что вы… Простите, что причиняю вам беспокойство… Никаких особых пожеланий… — смущенно отнекиваюсь я.

Пожилой японец что-то говорит переводчику. Тот подвигается ко мне и почтительно вручает лист бумаги.

— Чтобы избежать неловких ситуаций, здесь написаны по-английски имена всех членов семьи Абэ, — объясняет переводчик. — Пожалуйста, взгляните. Здесь все указано — имена и родственные связи. Этот список очень удобен для иностранца.

Всячески подбадриваемая японцами, я читаю вслух непривычные для меня имена.

— Абэ Тадаши…

Старенький японец, встрепенувшись, повторяет только что прочитанные мной слова на японский лад и тычет в себя пальцем со счастливой улыбкой, как будто невесть какое счастье — услышать от меня свое имя.

— Абэ Тадаши — прадедушка Абэ Акито, — поясняет переводчик.

Я почтительно кланяюсь прадедушке Акито и продолжаю, запинаясь, читать по списку:

— Абэ Шигеру.

— Абэ Шигеру — отец Абэ Акито. Сейчас его здесь нет. Он находится в Токио, где занимается делами.

Я киваю. Понятно. Отец Акито — влиятельный бизнесмен, руководит компанией, которая принадлежит клану Абэ. Кто я такая, чтобы он бросал из-за меня свои дела в Токио и приезжал знакомиться со мной?

— Абэ Масао…

— Абэ Масао — младший брат Абэ Акито, — поясняет переводчик. — Его тоже нет здесь. Он на войне.

Я снова киваю. На войне, понятное дело. Где же еще сейчас быть дееспособным японским мужчинам?

После того как заканчивается перечисление присутствующих и отсутствующих мужчин из клана Абэ, наступает очередь женщин. Оглядывая японскую сторону, я называю имена из списка. От слишком сильного нервного напряжения я начинаю быстро уставать и уныло думаю, что к концу церемониала совсем перестану различать лица и превращусь в механическую кланяющуюся куклу.

— Абэ Мэгуми…

— Абэ Мэгуми — мать Абэ Акито.

Я раскланиваюсь с Абэ Мэгуми.

— Абэ Казуко…

— …сестра Абэ Акито.

Я раскланиваюсь с сестрой Акито.

— Абэ Кёко…

Я встречаюсь глазами с молодой женщиной, которая откликнулась на имя Кёко Абэ. Эта та самая женщина, которую я в самом начале выделила среди незнакомых людей в комнате, потому что ее улыбка показалась мне доброй и искренней.

Я делаю долгую паузу, вчитываясь в определение этого имени в списке.

— Абэ Кёко… Абэ Кёко…

Абэ Кёко — супруга Абэ Акито, — предупредительно подсказывает переводчик.

Я роняю список и падаю навзничь в глубоком обмороке.

Сразу по приезде у меня случилась глубокая депрессия. Я не понимала своего места в мире. У меня хватило сил кое-как принять, что Акито отправляет меня в Японию, чтобы, возможно, жениться на мне впоследствии или, в крайнем случае, сделать меня своей любовницей. Но у него уже была жена! У него были жена и двое детей, сын и дочь. Как он мог?! Зачем он послал меня к своей жене? Зачем он так поступил со мной? Я без конца спрашивала себя, что я делаю в этой чужой стране, в чужой семье, среди людей, чью речь я даже не могу понять. Кто я теперь? Кем мне себя считать? Как мне жить рядом с женой Акито Абэ, которая знает, что мне предназначено стать любовницей ее мужа? Как мне смотреть ей в глаза, что мне ей говорить? Почему никто не посчитался с моим желанием быть приличной женщиной, с тем, что у меня тоже есть какие-то моральные принципы?

Мне хотелось умереть.

Я лежу на футоне в полной прострации. Я уже несколько дней так лежу — не ем и не пью. Лишь изредка встаю, чтобы справить естественные нужды.

Входит служанка, кланяется, ставит у моего изголовья поднос с едой. Там уже стоит поднос с нетронутыми мисками, которые она принесла мне в прошлый раз. Она что-то говорит мне, жестами пытаясь обратить мое внимание на еду, очевидно, упрашивает поесть, как ей приказали хозяева. Но мне все равно. Вероятно, служанка боится меня. Она слишком примитивно имитирует, как огорчена и растеряна. После недолгих укоризненных возгласов и уговоров она забирает нетронутую еду и поспешно выходит.

Мне все равно. Я продолжаю неподвижно лежать, уставившись отсутствующим взглядом в пространство японской комнаты.

Пару раз кто-то из обитателей дома приоткрывает дверь и осторожно заглядывает. Я не реагирую на их присутствие.

Кёко, жена Акито, приходит несколько раз в день, пытаясь уговорить меня поесть. Она, единственная из всех в доме, кто знает немного по-английски и неловко употребляет разговорные клише из учебника английского языка в своих обращениях ко мне.

— Прошу вас, будьте любезны, встаньте и поешьте, госпожа. Вы давно не ели. Это плохо. Еда — это хорошо. Еда очень полезная и вкусная. Вы должны есть еду. Все люди едят еду, — примерно так она пытается по-английски на разные лады аргументировать свои соображения о том, почему я должна есть.