Ксения Спынь - Чернее, чем тени

— Да знаю, знаю, — пробормотал он. — На мне все эти их дурацкие прикиды так смотрятся, — и добавил со странной гордостью. — Я не в офисе живу, в конце концов! Пойдём.

Феликс легонько хлопнул её по плечу и, не оглядываясь, устремился к дверям. Лаванда последовала за ним.

Сходка проходила на другой окраине — ближе к югу.

Их встретила большая и светлая квартира на верхнем этаже довольно нестарой высотки: с улицы было и не различить, что там, горят ли окна.

Феликс вызвонил нечто, напоминающее условный сигнал, и дверь открыл довольно приятный, хоть и немного женственного вида, молодой человек с зачёсанными назад светлыми волосами. Они с Феликсом пожали друг другу руку, оба явно были рады этой встрече. Затем светловолосый окинул внимательным взором Лаванду и вопросительно покосился на Феликса.

— Это моя кузина, — беззаботно кинул тот. — Она в общем в курсе, я решил, что ей будет не лишне поприсутствовать.

Светловолосый с улыбкой поклонился ей:

— Добро пожаловать, — глаза при этом мигнули цепко и бдительно: он словно поставил засечку на память.

Здесь были довольно низкие потолки, но зато квартира раздавалась вширь: множество комнат помещалось в ней, и почти везде уже были люди. Одни держали бокалы в руках, другие просто сидели на диванах и стульях, они разговаривали между собой — о чём-то своём, во что необязательно, да и как-то неловко было бы вмешиваться. Лаванду это вполне устраивало: так было проще и безопаснее. Можно было просто сидеть в сторонке и вслушиваться в их речи, даже, может быть, понимать что-то или не понимать вообще ничего, но так, чтоб об этом никто не догадался — не создавая помех и ненужной неловкости.

Феликс же, наоборот, казалось, пытался быть везде одновременно. Он оказывался то с одним, то с другим, что-то спрашивал, о чём-то шутил, смеялся и говорил, говорил, говорил… Складывалось ощущение, будто он дорвался до живительного источника после долгого перерыва.

Лаванда даже немного завидовала ему сейчас: как это ловко и с виду непринуждённо у него получалось — каждый раз находить нужные слова и жесты с любым из них и для каждого быть своим в доску. У неё никогда бы так не вышло. Впрочем, Лаванда особо к этому не стремилась и не из-за стеснения даже, а просто потому, что с этими людьми они заведомо были слишком разными, она заранее это понимала.

Одни заходили в комнату, другие выходили; небольшая компания примостилась у дверей — эти что-то тихо комментировали между собой, иногда поглядывая на зал; бокалов было уже много, они звенели друг о друга, оставлялись и брались заново; толпа покачивалась, вращалась, и Лаванда уже не разбирала кого бы то ни было в этой круговерти: все мелькали здесь попеременно, уходили вглубь и появлялись снова.

— Господа, — вдруг раздался звонкий голос, прорезавшийся сквозь гомон, и мужчина лет сорока, с бородкой и при полном параде, обратил на себя всеобщее внимание. — Господа, а не поднять ли нам тост за наше дело?

Все одобрительно загудели и уже подхватили движение его руки, но тут Феликс, оставив очередного кого-то в глубине зала, пробрался сквозь ряды к говорящему.

— За какое это «наше дело», господин Пряжнин? — с усмешкой протянул Феликс. — Какое именно «наше дело» вы имеете в виду?

Пряжнин воззрился на него с удивлением, растерянно забормотал:

— Ну как… Наше дело… То, чем мы занимаемся…

— То, чем мы занимаемся, — повторил Феликс, язвительно прищурившись. — Увеличением числа сообщений в ленте? Самопальными брошюрками а-ля еженедельник журфака? Может быть, пьянками?

Гудение сникло, закатилось куда-то. Феликс, не обращая на него внимания, продолжал:

— Да, пьянки нам удаются особо хорошо. Праздновать успехи мы умеем — сразу, не дожидаясь реализации, прямо как все эти торжества у Нонине. Ну так что, может, уже заметны какие-то результаты? Может, по нашему требованию отменили какой-нибудь излишне дурацкий закон? Или урезали полномочия официального правителя? Или может быть — свершилось, а я и не заметил! — Нонине уже не правитель?

Он покачал бокалом и тихо рассмеялся. Никто не решался что-то сказать, и все они слушали его сейчас.

— Может, в конце концов, — продолжил Феликс, — враг оказался настолько силён и страшен, что в неравной борьбе мы понесли ужасные потери и протестное движение безжалостно задавлено? Может, были массовые репрессии, и лучшие из лучших уже не с нами?

— Октистов сидит, — мрачно напомнил вдруг парень с широким простоватым лицом — один из тех, что стояли у дверей.

— Да, сидит, — согласно кивнул Феликс. — Потому что сумел как-то пробиться в официальную прессу и был там слишком разговорчив. Сидит, между прочим, по подложному обвинению, фактически ни за что. Ну и пусть себе сидит дальше, правильно? А мы будем по-прежнему собираться здесь и за что-то выпивать.

— Ты сам тоже пил! — обиженно выкрикнул кто-то.

— А я себя и не отделяю, — откликнулся Феликс.

— Лав! — обратился он вдруг к Лаванде, сразу же оказавшись рядом с ней. — Скажи-ка мне. Вот ты тут первый раз — как тебе наша сходка? А? Похоже это на подпольное собрание, как тебе представляется?

— Феликс… — тихо пробормотала она и отвела взгляд, не зная, что на это отвечать.

— Нет, я серьёзно. Похожи они — похож я — на подпольщиков?

— Феликс, я не знаю, — выдавила она. Лаванде сейчас впервые хотелось отойти от него подальше и всем видом внушать, что она не с ним.

Феликс рассмеялся:

— Да нет, я вижу, о чём ты думаешь. У тебя на лице читается, что видишь ты перед собой обычную светскую вечеринку. Развлекалово такое.

Лаванда так и не подняла взгляд. Но, кажется, Феликс как-то понял, наконец, без слов и отошёл от неё.

— Но может быть, вы нам что-то предложите, господин Шержведичев? — солидно осведомился теперь Пряжнин.

Белобрысый растрёпанный парень, с которым Феликс разговаривал до того, как начать своё неожиданное выступление, рассмеялся:

— А я знаю: Феликс предложит нам устроить митинг под окнами резиденции Нонине, не меньше.

— Нет, этого я предлагать не буду, — отозвался тот уже спокойно и как будто слегка устало. — Потому что это бессмысленно и ничего не даст.

Парень с улыбкой покачал головой:

— А кто-то, помнится, говорил, что в любом случае мы можем по крайней мере выразить протест.

— Угу, — кивнул Феликс. — Вспомни ещё что-нибудь из студенческих лет. Посмеёмся.

— Нет, вообще-то, — продолжил он с новыми силами, — если предположить, что будет как в легенде о Великом Стоянии… Кто-нибудь помнит, что такое Великое Стояние, господа?

Кто-то неразборчиво что-то пробормотал, почти все изображали на лицах напряжённое раздумье, но нет — похоже, они не помнили.