Ксения Спынь - Чернее, чем тени

Она так увлеклась, что не заметила, как сюда вошли.

— Не трогай его! — испуганно крикнул Феликс.

— А? — она вздрогнула, обернулась.

— Положи, к нему нельзя прикасаться! — он усиленно замахал руками, чтобы объяснить. Потом вдруг замер. — Подожди… Ты можешь его держать?

— Ну… да… — пробормотала Лаванда.

— И он не жжётся, не бьётся током? Не выпадает из рук? Ничего такого?

— Нет, — удивилась она. — А должен?

Феликс сделал к ней несколько шагов, глаза его заблистали.

— Так что ж это получается? — на лице его появлялась уверенная улыбка человека, который что-то затеял. — Это получается, мы можем… устранить Нонине?

— Устранить? — не поняла Лаванда.

Вместо ответа Феликс поднял на неё взгляд:

— Знаешь, что это? — спросил он.

Лаванда мотнула головой.

— Это колдовской мел. Да, тот, из легенды. Он тоже сумел сохраниться, вернее, мы сумели его сохранить. Как минимум, в последние лет десять. Когда он уже был у нас.

— Да? — Лаванда уставилась на белый кругляш на своей ладони. — Но откуда… у вас-то он откуда?

Феликс отмахнулся:

— Это тебе лучше спросить Гречаева. Или ещё кого-то из ветеранов. Я не знаю, я уже позже пришёл. Но это неважно, — взмахнул он рукой. — Главное, ты теперь можешь записать имя Нонине, и тогда всё!

— Записать имя? — медленно повторила Лаванда и нахмурилась.

— Ну да, записать и сжечь.

— Но она ведь умрёт?

— Конечно. Я и сказал, что устранить. Помнишь, я говорил? Её по-другому никак не уберёшь, только физически уничтожить.

— Но почему я-то? — это начинало её злить. — Почему за всё это время никто из вас этого не сделал?

— У нас не получится, — Феликс с уверенностью помотал головой. — Ни у кого из нас, только у тебя.

— И по-твоему, это нормально? Убить её надо вам, а убивать буду я, потому что вы не можете?

Феликс ошарашенно поглядел на неё. Похоже, с такого ракурса он никогда это не рассматривал и не собирался.

— Ну а что такого?

— Я вам не палач! — внезапно вскрикнула Лаванда. — Делайте сами, что хотите, придумывайте что-нибудь. А убивать кого бы то ни было по вашему заказу я не буду!

С попыткой понять и даже вроде бы что-то смутно понимая, Феликс вглядывался в неё, потом примиряюще поднял руки.

— Ну, ладно-ладно, Лав, не городи сейчас одно на другое… Давай сядем, спокойно разберёмся.

— Тут не в чём разбираться.

— Я скажу Гречаеву, разберёмся вместе. Нет, ты не представляешь, как… — он рассмеялся. — Как нам всё-таки повезло. Кузина Лав может писать мелом! Мы думали, уже никто не сможет.

Гречаевым звался хозяин конспиративной квартиры, на которой они собрались. Выслушав доводы Феликса, сопровождавшиеся убедительнейшими жестами, он охотно согласился передать ему на руки коробочку с мелом и с живейшим любопытством покосился на Лаванду. Впрочем, заговаривать он с ней пока не стал.

Теперь, когда гости почти разошлись, эти двое — Феликс с Гречаевым — стояли у окна, говорили между собой негромко и иногда посматривали на улицу. Там, было видно, уже обливались огненно-оранжевым верхушки домов.

Гречаев, мужчина лет, наверно, тридцати помешивал ложкой чай, осторожно, стараясь не пролить на синюю скатерть, которой был накрыт маленький столик. Бархатистая, глубокого синего цвета, с поблёскивающими то здесь, то там маленькими звёздочками — она казалась почти волшебной. Ей бы реять флагом, а не устилать здесь столик. Но так уж, видно, повезло.

Феликс, притихший после долгого насыщенного вечера, стоял, прислонясь к стене, и задумчиво чиркал зажигалкой. Раз за разом из неё извлекался маленький хрупкий огонёк.

— А чего Уля сегодня не появился?

— Уля? Ты знаешь, у него был какой-то любопытный план… — откликнулся Гречаев. — Он в прошлый раз тут нам рассказывал немного. Но этот план, как я понял, требует его присутствия в другом месте.

— Да? — оживился Феликс. — И что за план?

— Мм, видишь ли… Он взял с нас слово, что за пределами тогдашней нашей компании никто этого не узнает.

— Даже я?

— Думаю, да, — виновато произнёс Гречаев.

Феликс нахмурился:

— Что за дела? — фыркнул он. — Мы с ним друзья в конце концов.

— Ну, понимаешь, у него могли быть свои причины… Он и нам-то на самом деле очень мало что сказал.

— Да уж конечно, были. Разумеется, были.

Поджав губы, Феликс замолчал и только включал и гасил зажигалку. Было видно, что его это сильно задело.

— Что инсайдер? — вполголоса, как бы между прочим, осведомился Гречаев.

Феликс покачал головой:

— Глухо.

— Нет новостей или нет возможности?

— Нет времени, я думаю.

Гречаев кивнул, отпил аккуратно немного чая.

— Это плохо.

— Да. Плохо, — согласился Феликс.

Лаванда не поняла, о чём они, да и вообще давно уже перестала понимать их разговор. Он был очень странным, переполненным неизвестными ей именами и неясными словечками, хотя оба участника, без сомнений, прекрасно друг друга понимали. Она уже хотела было подняться и уйти куда-нибудь в другую комнату — вдруг там найдётся что-то поинтереснее, — но тут внезапно Гречаев повернулся к ней:

— Кстати, Лаванда… правильно я помню ваше имя? — да, Лаванда, так ли я всё понял: что вы можете воспользоваться мелом, но, так сказать, не горите желанием это делать?

— Так, — кивнула она хмуро.

— Но почему? Я вас не разубеждаю, — добавил он с предупреждающей мягкой улыбкой. — Просто интересуюсь, какие мотивы вами в этом движут.

Лаванда поискала более точную формулировку, но ничего помимо того, что она уже сказала, не придумалось:

— Я не хочу никого убивать, — повторила она.

— Даже если это очень плохой человек? — поинтересовался Гречаев. — Если он несёт много зла и горя? Я сейчас чисто теоретически, — он снова предупреждающе улыбнулся.

Лаванда замялась и опустила взгляд:

— Мы же никогда не знаем точно, кто их несёт. Все несут в какой-то степени.

— Вы, несомненно, правы… только кто-то больше, кто-то меньше, — поддакнул Гречаев.

— Но где оно, это «больше»? Насколько должно быть больше, чтоб обвинить вообще во всём?

Лаванда вскинула взгляд на собеседника в тайной надежде, что у него есть ответ, но тот только смотрел внимательно и молчал.

— Я думала о Нонине, — она снова опустила глаза, — и обо всём этом. И когда я пытаюсь думать о ней, о том, что она делает и зачем она делает это… Я натыкаюсь каждый раз на то, что она всего лишь человек. Не дьявол, попавший на землю, не исчадие зла… А просто человек. Со своими слабостями, со своими симпатиями и антипатиями, со своими страхами, мечтами… И когда я вижу это, мне становится странно.

Она примолкла, без возможности пока объяснить.

— Отчего странно? — мягко подтолкнул Гречаев.

— Странно, что этот человек должен отвечать за всё. Будто он сродни богам. И не имеет права ни на какую ошибку.