Ксения Спынь - Чернее, чем тени

— Так, ладно, Лав, — он оторвался от холодильника и приблизился к ней. — Бери мел и записывай её имя.

Лаванда насупилась и опустила взгляд.

— Я не буду ничего записывать, — сказала она тихо.

— Нет, сейчас ты запишешь. Всё, игры кончились.

— Это не игры, Феликс, — она поднялась, собираясь уйти к себе. — Я не стану убивать Софи и вообще не стану кого бы то ни было убивать.

— По-твоему, лучше, чтоб она убила нас? — Феликс придвинулся к ней, отсекая путь к отходу. — Тебя бы это больше устроило? Я и забыл, что ты тоже успела её обожествить. Пусть творится что угодно, но Нонине, что вы — Нонине наша правительница, она неприкосновенна, как же можно.

— Да нет же! — вскрикнула Лаванда. — Я как раз наоборот вижу, что она человек, точно такой же человек, как я, как все мы. Это для вас она только идеологический враг, которого надо уничтожить, и это не считается убийством, но так не бывает! Не бывает, что вместо человека — только чёрный силуэт, у которого единственная цель — нести всем зло и страдания. А если это не только силуэт, если там есть какие-то свои мысли, чувства, если за этим — целый чужой мир…

— Кончай рефлексировать, Лав, — оборвал он. Лаванда замолчала и удивлённо всмотрелась ему в глаза: в них сейчас бластилось что-то странное, чего она не замечала раньше. И немного опасное.

— Сейчас вопрос стоит так: либо мы, либо она, — понимаешь ты это!? — Феликс резким движением прижал её к стенке. Его рука замерла у неё на горле, и Лаванда как-то отстранённо прикинула, что, если вдруг что, вырваться она не сможет. — Ну же, сестрёнка, выбирай. Выбирай, кто тебе дороже.

— Я не имею права и не буду ничего выбирать, — холодно произнесла Лаванда.

— Она не имеет права! А оставлять подыхать столько людей — имеешь? — его пальцы сжались сильнее. — Имеешь, да?

— Не души меня.

Феликс вмиг убрал руку и отпрянул на другой край кухни. Лаванда потёрла горло. На «душить», конечно, не тянуло, но как-то он слишком увлёкся.

— Извини, Лав, — проговорил Феликс, стоя к ней спиной. — Извини, я не хотел. Иногда… Неважно.

Его чуть заметно трясло. Через минуту он обернулся и слишком уж радостно улыбнулся Лаванде:

— Ладно, к чёрту мел, я, может, и сам чего-то не понимаю, а ты где-то права… — Феликс скользнул взглядом по кухне, остановился на двух чашках на столе. — Хочешь кофе? Вот, пей.

Он придвинул ей одну чашку, вторую схватил сам. Лаванда не то чтобы хотела. Она однако отпила немного, но теперь это была одновременно сожжённая и совершенно остывшая дрянь, поэтому Лаванда просто сидела с чашкой в руках. Феликс же, давясь и так и не усаживаясь, почти всё выхлебал сразу, будто боялся не успеть. То ли это тоже было делом принципа, то ли сказалось нервное потрясение.

— Чувствую, другого случая попить кофе у нас может и не быть, — он ухмыльнулся.

— Почему?

— Не исключено, что от Нонине уже едут.

— Ты серьёзно?

— Нет, — он прекратил изображать нарочитую весёлость и медленно придвинулся к окну. Задумчиво он искал что-то за стеклом. — Нет, это не в её привычках. А если б уголь, она не стала бы так тянуть. Видимо…

Феликс недоговорил и замолчал. Он что-то там себе обдумывал, и Лаванде хотелось попросить его хотя бы думать вслух. Сама она уже весьма плохо понимала, что и для чего происходит, чего можно ожидать и что предпринимать по этому поводу, и это пугало.

— А может, это всё-таки было короткое замыкание? — без особой надежды спросила Лаванда. Сама она готова была уже даже согласиться, что Софи за окном была глюком, если б это что-то меняло.

Феликс мрачно покачал головой.

— Ну почему? Гроза же… И всё такое.

— Часы били. Слышала?

— Часы? — удивилась она, но тут же вспомнила. — Да, слышала… Я думала, мне почудилось. А ты тоже слышал?

Он кивнул:

— Когда чьё-то имя сжигают — в этот момент там, где он находится, бьют часы. А потом уже всё начинается. Так рассказывают, по крайней мере… Ну и, похоже, это действительно так.

«Всё начинается»… Лаванда задумалась. Бой часов — и все эти автокатастрофы, землетрясения в горах, взрывы в неположенном месте… короткие замыкания. И бой часов.

— Феликс?

— Ну?

— Что происходит с людьми, которых записали?

Он отвернулся, процедил неохотно:

— Ты же видела.

— Нет, ну а всё-таки? Что происходит после того, как имя сожжено? Какое-то фатальное невезение? Искривление реальности? Что?

— Ну, этого точно никто не знает. Да и тем более, работа всякой мистики — это скорее по твоей части. Но говорят… Это тоже, конечно, неточно и до конца не ясно, но, учитывая некоторые совпадения… В общем, говорят, что в этот момент как бы оживают и материализуются страхи этого человека: то, к чему он навязчиво возвращается в мыслях, о чём думает «хорошо, что так не происходит», что-нибудь, может быть, совсем мелкое, обычное… Оно как бы провоцируется мыслями о нём и становится реальным.

Лаванда невольно поёжилась.

— И что это может быть? Что угодно?

— В принципе да.

Она хотела было разглядеть получше свои мысли в поисках собственного варианта летальной развязки, но сразу же отпрянула назад: в этих затемнённых заброшенных закоулках можно было набрести на многое, с чем не было ни малейшего желания сталкиваться.

— А у тебя такое есть? — спросила она вместо того Феликса.

— Положим.

— А что это?

— А не слишком много хочешь знать, сестрёнка? — он насмешливо прищурился, хотя в глазах никакой смешинки не было. — Такие вещи пытаются не палить. И тебе, кстати, тоже не рекомендую.

— Да я и не помню, что это у меня, — она пожала плечами.

— Вот и не надо. Да, кстати, — он будто бы вспомнил о чём-то и вернулся к этой мысли. — Ты ведь не переводила документы в Ринордийск?

— В смысле? — не поняла Лаванда.

— Личное дело и всё остальное… Что там у тебя есть. Они же по-прежнему в Юмоборске, да?

— А… Да. Наверно, да.

— Тогда пора бы наведаться в наш департамент и попросить, чтоб перевели… Честно говоря, не помню, что там для этого нужно, но тебе там объяснят лучше.

— Хорошо, — кивнула Лаванда. — Зайду как-нибудь.

— Зайди завтра. Прям с утра. Они работают с шести.

Лаванда удивлённо хлопнула глазами. Ей вообще было непонятно, с чего вдруг Феликс озаботился сейчас всякими бумажками, к которым довольно презрительно относился.

— А почему прям завтра-то? — она недоумённо покачала головой. — Сколько я тут уже без документов, вроде никто не имел ничего против.

— Ну всё равно, не надо затягивать. Просто находиться ты тут, конечно, можешь и неофициально. Но если вдруг что… Лучше, чтоб было. Тем более ближе к осени они тебе в любом случае понадобятся, что бы ты ни надумала там делать дальше.

— Н-ну ладно… Но всё равно не понимаю, к чему такая спешка, — она посмотрела на часы: было три ночи. — Уже поздно, а мы даже не спали. Может, лучше в другой день…