Ксения Спынь - Чернее, чем тени

Лаванда с интересом подошла к тумбе, чтоб посмотреть, что он туда кинул. Это была одна из книг с полок в их доме. К удивлению Лаванды, ею оказался тот самый томик стихов, который смотрелся наиболее случайным из всей подборки.

— Это ты тоже взял?

Феликс выглянул в комнату.

— Да. Все сразу тащить было бы громоздко, так что забрал только её.

— Никогда бы не подумала, что ты выберешь именно эту, — тихо пробормотала Лаванда — скорее себе, чем ему.

Феликс вернулся из закутка и тоже подошёл к тумбочке.

— Там в основном поэты, жившие в «чёрное время», — он взглянул на книгу. — Я когда-то читал их биографии… Иногда, когда трудно, они помогают. Дают чувство, что… что ты не один, что ли. Я тогда напоминаю себе, что они пережили всё это… ну, или не пережили, как кому повезло. Но они не сломались. Знаешь, — он обернулся к Лаванде с какой-то рассеянной улыбкой, — ведь люди — все мы — довольно слабые существа на самом деле. Когда настают плохие времена, иногда хочется убежать от всего этого, сжаться в комок, забиться в угол и ждать, когда оно пройдёт мимо. В такие моменты больше, чем когда-либо, необходимо, чтобы что-то внутри тебя поддерживало, давало силы идти туда, куда надо… Какая-то путеводная звезда, светлый образ, — он тихо засмеялся. — Но если ты сам из себя ничего не представляешь… можно хотя бы ориентироваться на кого-то другого. Как думаешь?

Лаванда не ответила. Феликс нечасто начинал говорить так — будто снимал вдруг маску вечно идущего против системы бунтаря, которому всё нипочём.

— Ладно, забей, — усмехнулся он. — Глупости.

Через окошко под потолком в их новое жилище вливался новый день.

Дела идут как нельзя лучше, — с удовлетворением заключила про себя Софи. Правда, Шержведичев успел улизнуть, но это ничего не значило: Кедров, конечно, в кратчайшие сроки выяснил, куда именно. Разумеется, в подземное укрытие, оставшееся с позапрошлого века, со времён войны — место, давно облюбованное оппозиционерами и протестующими всех мастей и их усилиями обустроенное для сносного существования. Поблизости не было установлено камер и прослушки, но это не значит, что место не контролировалось: оно было хорошо известно и учтено. (Не в этом, но в довольно похожем когда-то укрывалась Софи — как раз когда Чексина что-то слишком взволновала «рядовая преступная группировка»).

В общем, текущий расклад её вполне устраивал: Шержень под колпаком и никуда не денется, пусть пока воображает себя подпольным борцом с режимом. Софи он не мешал.

Архив вырезок Софи уже внимательно просмотрела, и он ей в целом понравился, она даже оставила кое-что себе на память. Результаты по ноутбуку должны были предоставить позднее, а сейчас на повестке была целая папка отчётов от региональных властей. Софи точно знала и даже имела несколько случаев убедиться, что бумажная форма куда надёжнее любой электронщины, а кроме того, она так привыкла, поэтому готова была лучше подождать лишнюю неделю, требующуюся, чтобы спецпочта достигла пункта назначения.

Ринордийский регион, западные районы, центральные области и приозёрье, северная линия, восточная и южная окраины. Всё это сейчас лежало перед ней гигантским размеченным полем, которое так удобно было обозревать сверху.

Неспешно открывая конверт за конвертом, она обдумывала, сверяла, запоминала и причитала к одному — вплетала в единую картину, большую сеть, где можно было лёгким прикосновением к паутинкам менять и подстраивать под себя всё.

Раскладывая бумаги на столе по стопкам, Софи остановилась на отчёте из Камфской области — как раз той, на которой застряло победное продвижение ГГД на восток. Глаз зацепился за ярко-белые полоски, сильно выделяющиеся на фоне желтоватой бумаги. Поверх них были ручкой написаны слова, отчаянно маскирующиеся под печатный текст. Софи усмехнулась краем губ: когда же эти кретины разучатся так делать.

Если что-то замазали, значит, было, что прятать. Софи потянулась к канцелярскому стакану, достала маленький ножик для бумаги. Аккуратно попробовала им соскрести штрих. Кое-где белая замазка поцарапалась, несколько кусочков отколупнулось от бумаги, но в целом действие не возымело успеха. Софи раздражённо отбросила ножик и пошарила взглядом по столу в поисках подходящего средства. Нет, этого средства тут не было.

— Китти, — уткнувшись в отчёт, она требовательно протянула руку. — Растворитель.

Через несколько секунд в пальцы ей лёг маленький пузырёк. Софи откупорила крышку и плеснула на бумагу. Пока ацетон начинал действовать, мельком вскинула взгляд на Китти: та уже сидела на своём месте, будто не вставала с него.

Софи вернулась к отчёту. Штрих всё ещё держался, и Софи нетерпеливо долила на него остатки, затем поскребла ножиком. Теперь белые полоски сдались и ушли.

А, ну как и следовало ожидать: циферки не сошлись в конце месяца. Планировали одно, а в последний момент, видимо, выяснилось, что получилось совсем другое. Когда же они научатся…

Софи подняла опустевший пузырёк.

— Он кончился, — проговорила она, саркастически глядя на Китти. Затем разжала пальцы, и пузырёк упал в корзину, где, судя по звуку, разбился.

— Что-то всё имеет тенденцию заканчиваться в последнее время, — продолжила Софи. — Даже не знаю, к чему бы это. Может, закончить что-нибудь более масштабное? Восстановить историческую справедливость, к примеру…

Китти на момент оторвалась от компьютера:

— Я закажу ещё партию, — спокойно кивнула она.

Интересно, она просто не поняла или её действительно нельзя выбить из колеи? Софи даже захотелось это проверить — посмотреть, как этот заводной механизм обращается человеком.

Сейчас, впрочем, на это не было времени, как-нибудь потом. Софи вернулась к бумагам.

Куда он опять отправился, Феликс не сказал: он ни разу не сказал с тех пор, как они поселились в убежище. Явно не на сходки он пробирался: по его же словам, друзья предостерегли его от любых контактов, включая телефонные звонки; это было продиктовано мерами безопасности. Всё самое необходимое в убежище наличествовало. А если просто так — Лаванда считала не самой удачной идеей лишний раз покидать эти стены.

Впрочем, если Софи всё-таки передумает и запишет углём их имена, то никакие стены не спасут, — напоминала себе Лаванда. Обвалятся под тяжестью земли или воспламенятся, или… Что же?

Она никак не могла припомнить — и уже начинало казаться, что и нет такого вовсе — чего же можно бояться так навязчиво, что мысли сами крутятся в голове, помимо твоей воли, что всплывает в самый неподходящий момент с вопросом «А если?..», чего сторонишься так настойчиво, даже не замечая, как.