Ксения Спынь - Чернее, чем тени

Он всё сидел на качелях, чуть покачиваясь, отчего они монотонно и одиноко скрипели. Он наблюдал, как на площадку опускается темнота, как вязкий густой сумрак свивается вокруг очертаний предметов и превращает их в тени. Сумрак всегда был их истинным временем — их двоих. Если бы встреча была назначена на сегодня, то примерно сейчас из-за плеча неслышно бы возникла ещё одна тень. И — очень тихо, практически без интонации — «Это я».

А что если… Шальная мысль вдруг пришла Феликсу в голову. Он же, чёрт возьми, знает адрес. Чисто теоретически… Да, только теоретически — он очень осторожно начал вращать эту мысль — можно ведь прямо сейчас прийти и постучаться. Дверь ему откроют, он знал. А на быстрый шёпот «Ты чего припёрся?» можно будет ответить: «Вообще говоря, в дежурном порядке. Тем более, давно не виделись». А потом с наглой ухмылкой усесться на диване, и пусть она делает, что хочет.

Ну и на этом, собственно, всё. Причём не только для них двоих, но и вообще для всех.

«Эй, парень, если уж жить надоело, не тяни хотя бы за собой остальных».

Качели скрипнули чуть громче и пронзительнее.

Не то, чтоб ему надоело, конечно. Просто это глухое молчание, образовавшееся вокруг него, и вынужденное бездействие, и всё одно к одному — их хотелось разорвать хоть как-то, хоть чем-нибудь. Встречи нет, когда будет, неясно. На сходки не зовут и сказали не звонить без крайней необходимости — это опасно, они сами позвонят, когда он понадобится. Нонине читает каждую статью, а стало быть, и все оскорбления, что он бросает в её адрес, и не предпринимает вообще ничего — просто делает вид, будто этого не было. Лав глядит мутными водяными глазами и, кажется, не понимает ни одного его слова, не хочет понимать. От всего этого иногда хотелось кричать: «Что же вы со мной делаете, сволочи?» И биться в истерике.

Он усмехнулся сам себе. Надо же, какие мы нервные. Просто какая-то богемная дамочка начала того века, а не оппозиционный журналист.

Уже совсем стемнело, и взошла луна — белая пока ещё половинка диска. Не слишком поздно, но определённо пора идти.

Феликс встал с качелей, ещё раз окинул взглядом детскую площадку и, не оглядываясь больше, быстро пошёл в направлении убежища.

Стоило закрыть глаза, как перед ними начинали хороводами кружиться подземные коридоры — узкие, тёмные и отсыревшие, а по ним голодными стаями бегали нескончаемые крысы и тащили за собой длинные вытянутые хвосты. И ещё тени — сонмы беспокойных теней, что шептались и выли, и смеялись на все голоса. Софи отгоняла тревожащие её картинки и пыталась заснуть нормально, но разум продолжал метаться и что-то горячечно бормотать ей снова и снова. В конце концов, смирившись, что сон не придёт, Софи встала с постели и, хотя голова её была налита свинцом, побрела куда-то.

Она и сама не знала точно, куда идёт.

Стояла глубокая ночь — часа два или три, что-то около того. В резиденции в это время обычно уже никого не было, кроме самой Софи да ещё охраны на выходах. Вот и сегодня тоже… Отпустила их. Сказала идти, потому что показалось, что обычной бессонницы удастся избежать.

Сначала она просто ходила по пустынным коридорам и от этого только уставала ещё больше: голова распухала и начинала ныть в суставах левая рука, а потом и всё остальное. Побродив без цели, Софи направилась к своему кабинету. Работа лучше всего отвлекает от всяких тревог и мелких неурядиц, уже не раз можно было убедиться в этом.

Сегодня они с Кедровым допоздна составляли списки потенциально опасных граждан: вместе штудировали личные дела, разбирались в отчётах и старых документах, обсуждали, и по ходу обсуждений кое-кого Софи выписывала себе в блокнот. В итоге набралось довольно много — Софи даже не ожидала, что будет столько, а ведь она ещё подходила не со всей строгостью и допускала поблажки. Нарушители общественного порядка всех родов, несанкционированные работники прессы, провокаторы… Приглядеться только — и за каждым окажется какое-нибудь тёмное дельце.

Вскоре она начала делать пометки напротив фамилий. «Яд» — ядро — враги прояснённые и не вызывающие сомнений, как например та компашка, что собиралась периодически на «конспиративной» квартире, и «пф» — периферия — те, кто засветился раз или два в чём-то марающем, но ещё мог исправиться. Софи пока не собиралась ничего делать ни тем, ни другим иначе как в ответ на их выпады, но знать всё это ей было необходимо. Чтоб когда нужно будет действовать, всё было подготовлено и реакция последовала бы моментально.

Проделанной работой Софи осталась полностью довольна, хоть и устала как ломовая лошадь. Поэтому, закончив, она сразу же отослала всех: не было ни сил, ни настроения что-то ещё выслушивать и решать. Правда, Кедров, кажется, порывался что-то доложить, но Софи отрезала, что это подождёт до следующего раза.

Теперь она вошла в тот самый кабинет — тёмный и молчаливый ночью, с лунными пятнами на столах и дверцах шкафов — и заперла дверь на ключ. На большом столе, с вопросом взиравшем из дальнего угла, слева от окна, со вчера всё ещё были разбросаны стопки бумаг. Переложить их по новой, перепроверить, всё ли она правильно поняла? Но голова такая тяжёлая…

Нет, вряд ли ей удалось бы вникнуть в них хоть сколько-нибудь. Да и глаза сейчас с трудом разбирали очертания букв в свете свечи, а включать верхний свет Софи не хотела: опасалась.

Взгляд упал на приёмник за маленьким столом. Да, это она, пожалуй, ещё могла.

Не отдавая себе отчёт, Софи подспудно понимала, тем не менее, что ночные бдения над приёмником по большему счёту никогда ничего не дают. Никто не будет сейчас болтать лишнего по телефону, и если что-то серьёзное, прознать про это можно было каким угодно образом, но не так. (Последнего незадавшегося провокатора раскрыли только потому, что тот давно был под подозрением). Но прослушка несколько успокаивала, давала чувство, что хоть что-то в данный момент под полным контролем.

Софи переставила аппарат на свой стол, надела наушники, включила приёмник и прислушалась к щелчкам и шелесту голосов. Они затихали и вновь возобновлялись, но никак не смолкали полностью. Ринордийск никогда не спал, даже если казалось, что спит. Переключая рычажки, она вслушивалась в его голоса, ловила то один разговор, то другой.

Если бы только не левая рука… она отвлекала. Боль сначала пульсировала тихо чуть выше локтя, потом волнами начинала расходиться дальше, отзывалась в костях, наконец, разгоралась и сбивала все мысли.

Пожалуй, надо принять обезболивающее. Софи потянулась к среднему ящику, достала оттуда пузырёк. Одну таблетку. Только одну, не больше.

Вот так — она убрала пузырёк обратно. В сомненьях, с недобрым предчувствием взглянула на угольный карандаш. Конечно, там его никто не тронет. Но лучше… лучше пусть будет при ней. Софи переложила его к себе в карман и снова вслушалась в голоса. Сегодня она не превысит дозы и остановится на одной таблетке. Да, в этот раз всё же сможет остановиться.